1. De Docta Ignorantia Николая Кузанского и апофатическая традиция средневековой мысли.

Клаус Райнхардт (Трир, Германия)

Отрицательная теология и совпадение противоположностей у Николая Кузанского и в рейнской мистике (Генрих Сузо).1

Упомянутые в названии моего доклада понятия «отрицательная теология» и «совпадение противоположностей» определяют два больших, часто обсуждавшихся тематических блока, которые здесь, естественно, не могут быть разобраны даже частично. Намерение мое скромнее. Я ограничусь тремя пунктами: во-первых, я хотел бы напомнить о том, что с помощью своего учения о совпадении противоположностей Кузанец по-новому развернул традиционную идею отрицательного богословия; во-вторых, я намериваюсь показать, что связь двух этих понятий можно обнаружить и ранее – в рейнской мистике, а именно у Генриха Сузо; и, в-третьих, я хочу указать на то, что в своих поздних сочинениях Кузанский пересмотрел и углубил свое прежнее понимание отрицательной теологии.

1. Отрицательная теология и совпадение противоположностей у Николая Кузанского

Уже начиная со своей первой проповеди 1430-го года и затем, прежде всего, в своем первом большом философско-теологическом сочинении «Об ученом незнании» Николай Кузанский примыкает к традиции theologia negativa: Бог есть совершенно непостижимая тайна, приблизиться к которой человек способен лишь благодаря ученому незнанию. В конце Книги Первой он подводит итог своим размышлениям о человеческом богопознании в следующих словах²: «Священное незнание учило о невыразимом Боге тому, что Он бесконечен, что Он больше всего того, что может быть вычислено, и тому, что Бог пребывает на высшей ступени истины. О нем говорят с наибольшей правдивостью. Великий Дионисий хотел, чтобы Бог не был ни истиной, ни разумом, ни светом, ничем из того, что может быть высказано. Мысль Дионисия разделяют ученый Соломон (Моисей Маймонид – К.Р.) и все мудрецы. Согласно этой отрицательной теологии, нет ни Отца, ни Сына, ни Духа Святого, но есть только бесконечное»^*. Таким образом, точка зрения Кузанского до известной степени прямо противоположна той, что любое отрицание основывается в утверждении, отстаивавшейся Фомой Аквинским³ и многими другими. В то время как для Фомы via negativa представляет собой скорее своего рода необходимую поправку via affirmativa⁴, у Кузанца отрицание некоторым образом получает статус первого принципа⁵.

Понимание тщетности человеческих усилий в деле богопознания не означает, что Кузанский отказался мыслить Бога. Как он заявляет в Книге Первой «Ученого незнания», первый принцип надлежит мыслить в качестве maximum absolutum, в качестве величайшего и высочайшего блага, больше которого ничего не может быть⁶. Это – понятие Бога Ансельма Кентерберийского. Кузанец идет на один шаг дальше. Он утверждает, что только тогда можно правильно помыслить максимум, если одновременно помыслить его как минимум⁷. Путем простого увеличения конечных совершенств, а стало быть, путем восхождения по ступеням аналогии, не достигнуть познания наивысшего; оставаясь в сфере конечного, легко принять Бога за нечто конечное. Если уразумеешь, что любое конечное совершенство одновременно присуще и не присуще Богу в наивысшей степени, только тогда приблизишься к понятию Бога. В сфере конечного что-то одно всегда ограничивается другим, одно – это не другое. Поэтому здесь сохраняет силу аристотелевский принцип непротиворечия, основной принцип любого достоверного познания: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении»⁸. Николай Кузанский признает этот принцип, но ограничивает его применимость сферой ratio. Если же человек хочет познать божественное, тогда он должен отказаться от закона непротиворечия, «чтобы возвыситься до простоты, где совпадают противоположности»⁹. Так он распознает интеллектом, не ratio, что можно «объять непостижимость непостижимым образом»¹⁰. Это то великое знание, которое снизошло на него как дар свыше в 1437 году во время возвращения морем из Константинополя.

Уразумение совпадения противоположностей необходимо не только для постижения первого принципа; как показывает Николай в своих более поздних сочинениях, с помощью visio intellectualis человек обнаруживает совпадение противоположностей во многих сферах бытия¹¹. В этом докладе мы ограничимся соотношением учения о совпадении с theologia negativa и зададимся вопросом: Как предпочтение отрицательной теологии сочетается с принципом совпадения противоположностей? Не разрешается ли тем самым данное противоречие в пользу одной из сторон, а собственно отрицания?¹²

В книге «О предположениях» Кузанец дает свой первый ответ на этот вопрос: «И хотя кажется более истинным то, что бог – ничто из всего познаваемого и высказываемого, чем то, что он – нечто из всего этого, все же отрицание, которому противостоит утверждение, не достигает точности. Следовательно, более совершенным является понятие истины, которое преодолевает обе противоположности, одновременно разделяя (disiunctive) и связывая (copulative) их. В самом деле, не может быть более близкого к бесконечности ответа на вопрос „Есть ли бог?“, чем „Он ни есть, ни не есть, ни – есть и не есть“»¹³. Кузанский сам указывает на то, что в De coniecturis («О предположениях») он на шаг идет дальше своих высказываний в De docta ignorantia («Об ученом незнании»). Там он, как он выражается, говорил о Боге интеллектуальным образом; это означает, что он воспринял в простом единстве связь (copulatio) противоречивых высказываний, а точнее то, что Бог одновременно и есть, и не есть. В De coniecturis же он познает еще один, более высокий модус говорения о Боге, божественный модус, и здесь имеет силу следующее: «Отрицание противоположностей, разделенных или соединенных, несоизмеримо более просто, чем их соединение»¹⁴.

Стало быть, теология, к которой стремится Николай Кузанский, – это не просто отрицательная теология: это отрицание как отрицательной, так и положительной теологии, т.е. некая отрицательная теология высшего рода, превышающая противоположность утвердительного и отрицательного богословия, или, иначе говоря, такая отрицательная теология, которая перескакивает через стены совпадения, окружающие рай, место созерцания Бога, как скажет он позже в De visione Dei («О видении Бога»)¹⁵. В одном из писем к настоятелю монастыря Тегернзее Каспару Айндорферу, написанном еще до составления De visione Dei, Кузанский выразил это даже более точно.

«Хотя почти все ученейшие мужи говорят, что если отъять от Бога всё, то обнаружится мрак, так что Он повстречается вопрошающему скорее как ничто, нежели как нечто, мое мнение таково, что те, кто исповедует лишь отрицательную теологию, вступают во мрак неправильно. Ибо поскольку отрицательная теология лишь нечто отнимает, ничего не водворяя, Бог не видится ею непотаенно. Таким способом обнаруживается не столько то, что Бог есть, сколько то, что Его нет. А если искать Его на пути утверждения, Он будет обретен лишь через подражание и потаенно, но непотаенно – никогда»¹⁶. Он ссылается здесь на то сочинение Дионисия Ареопагита о мистической теологии, где Дионисий преодолевает различение (disjunctio) и достигает copulacio, coincidentia или unio simplicissima – соединения в отрицании и утверждении. А это, как полагает Кузанец, и есть та наитаинственнейшая теология, к которой ни один философ не имеет доступа; он и не сумеет его получить, пока придерживается всеобщего философского принципа о несоединимости двух контрадикторных противоположностей. Таким образом, тот, кто исповедует мистическое богословие, должен возвыситься над ratio и intelligentia, более того, он должен покинуть самое себя и погрузиться во мрак. Там он обнаружит, что то, что ratio считает невозможным, а собственно: что бытие и небытие одновременны, есть сама необходимость¹⁷.

Итак, Кузанский отвергает в этом письме традиционную отрицательную теологию неоплатонизма¹⁸. Поскольку таковая делает ставку исключительно на негативность, она не достигает подлинной цели познания – непотаенно узреть Бога. Поэтому познание должно выйти на такую позицию, которая возвышалась бы над противоположностью утвердительного и отрицательного богословия. Когда человек займет такую позицию, он, с одной стороны, еще глубже погрузится во мрак негативности, но, с другой – в этой темной ночи ему откроется возможность открыто узреть Бога. Кузанец, таким образом, обретает познание того первого принципа, который превышает противоположность отрицательной и утвердительной теологии, а тем самым по-новому соотносит друг с другом утверждение и отрицание, откровение и потаенность, знание и незнание. Такую теологию он здесь и в Проповеди CCLXVIII 1456 года называет мистическим богословием¹⁹.