- •П. Многообразие интерпретаций "Братьев Карамазовым”
- •Б. Многообразие взглядов на твннину Достоевского
- •Я. Неноторые свойства внутритекстовым отношений
- •Б. Карамазовщина
- •В. Некоторые методологические проблемы
- •Е. Надрыв
- •Ж. Божья Благодать
- •5. Способы, которыми внутритекстовые отношения формируют читательское впечатление от романа
- •Такой реплики в диалоге Алеши и Ракитина нет. Подобные утверждения содержатся в словах Алеши во время его диалогов с Митей и Лизой (т. 14. С. 101 и 201; прим. Науч. Ред.).
- •Гроссман л. П. Семинарий но Достоевскому. М., 1922. С. 66.
- •Я. Соположения
- •Б. Руководство памятью читателя
- •В. Использование читательскин ожиданий
- •Г. Внутритекстовые отношения в качестве линейнын связей
- •О. Связи в мире, изображенном в романе
- •Ж. Параллели между нронологичесними и внутритекстовыми связями
- •Б. Границы и модальность осведомленности повествователя
- •Г. Утаенная и сообщенная информация
- •О. Повествователи второго порядка
- •Е. Повествователи третьего и четвертого порядка
В. Использование читательскин ожиданий
Достоевский предвещает некоторые события и использует этот прием эпического повествования в различных формах. Так, в первом предложении первой главы он упоминает “Федора Павловича Карамазова, столь известного в свое время (да и теперь еще у нас припоминаемого) по трагической и темной кончине своей, приключившейся ровно тринадцать лет назад и о которой сообщу в своем месте” (Т. 14. С. 7). Это предупреждение рассказчика дополнено повествованием о таких фактах, как Митины угрозы или бормотание Смердякова, характер которых предвещает будущие происшествия. Приглашение, возможно, наиболее естественный прием предсказания. Грушенька через Ракитина приглашает Алешу к себе домой — один раз неудачно, другой раз удачно. Лиза вызывает Алешу, Федор Павлович требует его к себе, но лишь тридцатью страницами позже Алеша навещает своего отца, а девяноста страницами позже встречается с Лизой. Такая брешь между побуждением к поступку и его совершением позволяет Достоевскому удерживать в сознании читателя одновременно несколько предметов: и исповеди Мити, и встречи с Узе, Федором Павловичем и старцем Зо- симой, которые из-за этих исповедей задерживаются. Так задержки в причинно-следственной структуре, подобно предвестиям, заключенным в повествовании, создают ожидание в линейной структуре романа.
Иногда, однако, ожидание менее конкретно. Мы ожидаем, что Федор Павлович умрет, и что Алеша посетит отца и Лизу; но поклон старца Зосимы Мите вызывает в нас разнообразные и неопределенные ожидания, которые не делают более четкой структуру романа, а повышают наш интерес к нему. Такое загадочиос'предсказание подчеркивается любопытством и изумлением, которые оно вызывает у присутствующих, а также следующим за ним загадочным замечанием о неотвратимости того, что должно произойти. Изумление, как смех, как все безотлагательное и примечательное, заразительно, и Достоевский использует изумление своих персонажей, чтобы'вызвать изумление и любопытство читателя.
Таким образом, ожидание действует или целенаправленно, чтобы связать отдаленные части романа, или неопределенно, чтобы удержать читательский интерес. Романист или удовлетворяет, или обманывает ожидания, которые он породил. Разочарование вызывает беспокойство или удивление в зависимости от степени возникающей при этом неопределенности; но статистически удовлетворение должно преобладать, так же как переносы внимания, чтобы в конце концов создать в сознании читателя модель, поскольку неопределенность и удивление эту предустановленную модель разбивают.
Такие способы использования ожидания удобно рассматривать на примере того, как обычно вводятся персонажи в романе Достоевского. Например, Зосима сперва упоминается мимоходом; затем целая глава представляет его как старца; и наконец, после дополнительных упоминаний, он проявляет себя в поступках. Точно так же Грушенька, Катерина Ивановна, Миусов, Смердяков, Григорий и многие другие персонажи вводятся столь постепенно, что у читателя возникает смутное чувство, будто он знаком с ними задолго, до того, как они в конце концов появляются.
Но такой способ представления персонажей путем постепенного удовлетворения ожиданий встречается у Достоевского не всегда. Совершенно не объясненные персонажи, такие, как Ракитин, или московский доктор, или Илюша появляются и остаются нсобъясненными на протяжении многих страниц. Этот прием создаст ожидание информации о появившемся персонаже, тогда как предыдущий прием создавал ожидание его появления, — то и другое благодаря читательскому ожиданию законченности, которое возникает, когда имеется какой-то недостаток или неполная информация, как на рисунке 1.
Рис. 1
Однажды введенные, персонажи “Братьев Карамазовых” могут быть разделены на две группы: те, которые должны постоянно оставаться в памяти читателя, и те, которые вызываются к жизни, когда в них есть необходимость. Вряд ли кто-нибудь из читателей станет беспокоиться о том, что происходило все это время с Миусовым', Григорием, Калга- новым, Максимовым, отцом Паисием, Ракитиным, Поленовым, Снегиревым, Самсоновым, Смуровым, Герценштубе, Фетюковичем или еще какими-нибудь второстепенными персонажами. Они делают свое дело и исчезают, не создавая проблем в одномерных условиях своего существования. Если они появляются снова, то после периода несуществования в читательской памяти, а иногда и в причинно-следствен- ной структуре.
Другую группу образуют персонажи, которых читатель должен постоянно держать в уме: Федор Павлович, Смердяков, трое братьев, Катерина Ивановна, Лиза, Грушепька и старец Зосима, которого во второй половине романа заменяет Алеша как собеседник Коди Красот- кина. Достоевский должен не только рассчитать время участия каждого персонажа в действии, но должен также удерживать их в сознании читателя, когда они не участвуют в действии, разворачивающемся перед читателем.
Митя отсутствует в книгах четвертой, пятой, шестой, седьмой и десятой и занимает менее одной главы в книгах первой, второй и одиннадцатой. Самос длительное его отсутствие охватывает более чем четверть романа, и все же Достоевский удерживает его в памяти читателя так прочно, что некоторые считают именно его главным действующим лицом романа.4 Самый простой прием, которым пользуется для этого Достоевский, — то, что он упоминает Митю по имени по крайней мере на сорока пяти страницах из тех ста девяноста, на протяжении которых Митя не участвует в'действии романа. Обычно эти упоминания оправданы той или иной причиной, поскольку Митины поступки продолжают влиять па ход событий даже в его отсутствие, но иногда они носят чисто мнемонический характер: “<...> вдруг мелькнул у него в уме образ брата Дмитрия, но только мелькнул, и хоть напомнил что-то, ка- кое-то дело спешное, которого уже нельзя более ни на минуту откладывать, какой-то долг, обязанность страшную, но и это воспоминание не произвело никакого на него впечатления, не достигло сердца его, в тот же миг вылетело из памяти и забылось. Но долго потом вспоминал об этом Алеша” (Т. 14. С. 309). Употребление связанных с памятью слов для того, чтобы вызвать запоминание, уже обсуждалось (раздел Б настоящей главы); здесь же слова, обозначающие настоятельную необходимость, употреблены также для того, чтобы вызвать чувство необходимости Митиного присутствия.