I. Погребение мертвого

Заглавие части — последние слова названия англиканской служ- бы «Обряд погребения мертвого», которая проходит подтекстом первой части поэмы.

«Апрель, беспощадный месяц...» — весна, пробуждение к новой жизни выглядит здесь таким же угрожающим и жестоким, как ве- сеннее воскресение Христа для Геронтиона (см. выше).

Мюнхенский пейзаж, а также последующие реалии и воспо- минания великосветской жизни имеют источником, помимо еще довоенных впечатлений самого Элиота, мемуары австрийской гра- фини Мари Лариш «Мое прошлое». К ней и к людям ее окружения весьма применима и немецкая фраза, где речь идет об отсутствии национальных корней. Смешение языков в поэме того же обезли- чивающего, собирательного свойства, что и в «Геронтионе».

Курортный немецкий пейзаж сменяется библейским, пусты- ней пророческих видений Иезекииля и Исайи, предвещающих «мер- зость запустения» на месте цветущих городов и идоложертвенных алтарей (ср. «Вот Господь опустошает землю и делает ее бесплод-

140

Томас Стернз Элиот

ною» ~ Исайя, XXIV, I). Посредством библейской риторики и мно- гочисленных библейских ассоциаций образы поэмы приобретают определенный смысловой фон, призвук сбывшегося погибельного прорицания. Этот фон вновь и вновь возникает в поэме, объединяя в общем поэтическом ключе видения каменистой безводной пус- тыни, усеянной сухими костями.

Контрастно предыдущему пассажу лирическое воспоминание («В тот вечер, когда...») окрашено мифологической символикой гиацин- тов — цветов безутешной любовной скорби — и обрамлено стихами из оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Первый вагнеровский отры- вок — куплет из песни моряка о покинутой возлюбленной; второй — крик слуги, посланного умирающим Тристаном посмотреть, не вид- но ли корабля Изольды. Первый обращает назад, к воспоминаниям, второй возвращает к действительности. В связующем их пассаже лю- бовь предстает как непосильная задача (ср. «Любовную песнь Дж. Аль- фреда Пруфрока»), как вопрос, на который нечего ответить и кото- рый повергает в страх и оцепенение. Но «сердце света» — дантевский образ, у Элиота противоположный «сердцу тьмы» (заглавие повести Дж. Конрада), — предвещает тему любви-спасения, сложившуюся у Элиота под влиянием «Новой жизни» и «Божественной комедии» Данте и прозвучавшую особенно отчетливо в «Пепельной среде».

Гадание мадам Созострис (искаж. Сезострис, имя древнееги- петского фараона и ряженой гадалки из романа О. Хаксли «Жел- тый Кром») должно вызывать в памяти читателя стих псалма по- гребальной службы: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число моих дней моих» (Псалтырь, XXXVIII, 6). Великосветская гадалка на месте сивиллы или пророков предуказана в первой, мюнхен- ской сцене поэмы. Ее фарсовое гадание состоит в перечислении выпавших карт колоды Таро (в том числе и карт, которых в колоде нет). Элиот иронически заметил в своих примечаниях: «Я незна- ком в точности с составом колоды Таро и отступал от него так, как мне это было удобно». Перечисляются при этом последующие темы и персонажи поэмы, так или иначе соотносимые с назван- ными картами: (IV часть), Белладонна («она» начала II части), од- ноглазый купец (м-р Евгенидис из III части), повешенный («кто- то третий» из V части) и т. д.

«Стали перлами глаза» — строка песни Ариэля из «Бури» Шек- спира (акт I, явл. 2), где описывается «пышное и странное» пре- ображение утопленника. Обстановка и некоторые мотивы «Бури» образуют один из сюжетных фонов поэмы.

Белладонна — имя одной из трех Парок; поэтому она и названа «владычицей обстоятельств». В качестве «владычицы скал» она, ви- димо, ассоциируется с Джокондой Леонардо да Винчи, сидящей между скалами.

141

Модернизм. Английская и ирландская литература

В тот самый час, когда томят печали Отплывших вдаль и нежит мысль о том, Как милые их утром провожали, А новый странник на пути своем Пронзен любовью, дальний звон внимая, Подобный плачу над умершим днем...

(«Чистилище», VIII, ст. 1—6).

Тиресий — легендарный прорицатель, персонаж многих произ- ведений античной литературы (в том числе трагедии Эсхила «Семе- ро против Фив», Софокла «Эдип-царь», «Одиссеи», «Метаморфоз» Овидия и т. д.). Он был превращен на семь лет в женщину, ослеплен и в возмещение слепоты наделен даром прорицания и долголетием. Повествователь поэмы временно появляется в его облике.

«Когда в грехе красавица» — строка из жалобной песни Оливии, героини романа О. Голдсмита «Векфильдский священник».

«Музыка подкралась по воде» — следующая за спародированной Элиотом (см. выше) строка монолога Фердинанда в «Буре».

«Дегтем и нефтью...» — этими словами, как объясняет в своих примечаниях Элиот, открывается песня трех «дочерей Темзы», со- ответствующих трем вагнеровским девам Рейна в опере «Сумерки богов». Описание Темзы здесь сходно с пассажем из «Сердца тьмы» Дж. Конрада, открывающимся фразой: «Нет ничего легче, чем вы- звать в памяти дух великого прошлого в низовьях Темзы».

Остров Псов находится напротив Гринвича. Королева Елизаве- та и лорд Лестер упоминаются здесь по ассоциации с Гринвичем, где между ними завязалась любовная интрига после загадочной смер- ти жены Лестера.

Вейалала лена — рефрен песни дев Рейна в «Сумерках богов». Так же как рейнские русалки, «дочери Темзы» соблазнены и бро- шены: все три поочередно рассказывают о себе. Рассказы утоплен- ниц параллельны разговорам Данте с тремя тенями убитых в V песне «Чистилища».

«Я путь направил в Карфаген» — цитата из «Исповеди» блажен- ного Августина; продолжение цитаты: «...где клокотанье нечистых страстей гуденьем отдалось в моих ушах».

«Горящий...» — отсылки к «Огненной проповеди» Будды. «О Господи, Ты выхватишь меня» — так, подражая библейским пророкам, обращается к Богу блаженный Августин в «Исповеди» с надеждой на спасение свыше от земных прелестей и соблазнов.