Билет 20

Основная позиция Джона Остина заключается в том, что язык не просто описывает реальность, но и влияет на нее посредством перформативных высказываний, таковых как обещание, предупреждение или приказание. Остин выражает несогласие с тем, что язык просто констатирует наличное положение дел, никак не влияя при этом на действительность. Он вводит представление о высказываниях, которые являются осуществлением действия, и называет их перформативными высказываниями. Такого рода высказывания не являются описаниями, поэтому к ним неприменимо различение истинно/ложно. Они осуществляют некоторое действие: обещание, уговаривание, приказывание, предупреждение. Остин считает, что любой язык в первую очередь перформативен (от performance - представление). И к перформативным высказываниям неприменима характеристика истинности/ложности. Их оценку можно дать только с позиции выполнимости/невыполнимости.

Остин различает, следовательно, три типа речевых актов:

1. Локутивный - акт говорения самого по себе, акт-констатация. Например, «Он сказал мне: застрели ее».

2. Иллокутивный -  выражает намерение другому лицу, намечает цель. По сути дела, такого рода акт - это выражение коммуникативной  цели. Например, «Он побуждал меня застрелить ее».

3. Перлокутивный - вызывает целенаправленный эффект и выражает воздействие на поведение другого человека. Цель такого акта состоит в том, чтобы вызвать искомые последствия. Например, «Он уговорил меня застрелить ее».

Строго говоря, три типа речевых актов не существуют в чистом виде, в любом из них присутствуют все три момента: локутивный, иллокутивный, перлокутивный. Функции речевых актов Остин назвал иллокутивными силами, а соответствующие им глаголы - иллокутивными (например, спрашивать, просить, запрещать). Некоторые иллокутивные цели могут быть достигнуты мимикой, жестами. Однако клятва, обещание и т.п. невозможно без участия речи.

Поскольку перлокутивный эффект находится вне собственно речевого акта, теория речевых актов сосредоточена на анализе иллокутивных сил, а термин «речевой акт» и «иллокутивный акт» часто употребляются как синонимы. Наиболее обобщенные иллокутивные цели отлагаются в грамматической структуре предложения. Для этого достаточно сравнить повествовательные, вопросительные, побудительные предложения. Иллокутивные цели играют важную роль в построении диалогической речи, связность которой обеспечивается их согласованностью: вопрос требует ответа, упрек - оправдания или извинения и т.п.

При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире (референция), отношение к интересам говорящего и адресата и др. Выделяются следующие основные классы речевых актов:

- информативные - сообщения (репрезентативы): «Поезд пришел»;

- акты побуждения (директивы, прескрипции): «Уйдите!», в том числе требование информации: «Который час?»;

- акты принятия обязательств (комиссивы): «Обещаю прийти вовремя»;

- акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы), в том числе формулы социального этикета: «Извините за беспокойство»;

- акты-установления (декларации, вердиктивы, оперативы), такие, как назначения на должность, присвоение имен и званий, вынесение приговора и т.п.

Кстати сказать, значение речевого акта не сводится к значению его пропозиционального содержания. Одна и та же пропозиция (одно и то же суждение) способна входить в различные речевые акты. Так, суждение «Я приеду завтра» может быть обещанием, угрозой, сообщением. Понимание речевого акта, обеспечивающее адекватную реакцию, предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы. А это невозможно без знания контекста. В одних случаях для эффективности речевого акта необходима определенная социальная ситуация (приказ, приговор и т.п. имеют силу только в устах людей, наделенных соответствующими полномочиями, и опираются на социальные институты). В других случаях успешность речевого акта зависит от личностных факторов.

Джон Остин проявляет интерес к языку как таковому, совершенно чуждый Витгенштейну. В результате его исследования содержат некоторые позитивные результаты по анализу структуры обыденного языка, его отдельных выражений.

Так, Дж. Остин предлагает различать по крайней мере две основные модели употребления выражения "Я знаю". Первая модель описывает ситуации с внешними объектами ("Я знаю, что это дрозд"), вторая—характеристики "чужого" сознания ("Я знаю, что этот человек раздражен"). Основная проблема, дискутируемая в рамках лингвистической философии на протяжении уже нескольких десятилетий, связана со второй моделью употребления выражения "Я знаю". Здесь обсуждаются следующие вопросы: каким образом я могу знать, что Том рассержен, если я не в состоянии проникнуть в его чувства? Возможно ли считать корректным употребления "Я знаю" применительно к эмпирическим утверждениям типа "Я знаю, что это дерево"?

Следуя Дж. Остину, правомерность употребления выражения "Я знаю" для описания ощущений и эмоций другого человека нельзя отождествлять непосредственно с его способностями испытывать те же ощущения и чувства. Скорее, правомерность такого употребления объясняется нашей способностью в принципе испытывать аналогичные ощущения и делать выводы о том, что чувствует другой человек на основе внешних симптомов и проявлений.