1. Формационныи срез истории

ОБЩЕСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ФОРМАЦИЯ

Новая страница в истории решения рассматриваемой проблемы связана с теорией общественно-экономических формаций К. Маркса и Ф. Энгельса, сумевшей выделить из всего кажущегося хаоса социальных отношений отношения материальные, а внутри них прежде всего экономические, производственные в качестве первичных. В связи с этим выяснились два чрезвычайно важных обстоятельства. Во-первых, оказалось, что в каждом конкретном обществе производственные отношения не только образуют более или менее целостную систему, но и в свою очередь являются базисом, фундаментом всех остальных общественных отношений и социального организма в целом. Во-вторых, обнаружилось, что производственные отношения в истории человечества существовали в нескольких основных типах - первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический, причем каждый последующий развивался из предыдущего. Поэтому все конкретные общества, несмотря на очевидные различия между собой (например, афинское, римское, вавилонское, египетское) относятся к одной и той же ступени исторического развития (рабовладельческой), если они в качестве своей экономической основы имеют один и тот же тип производственных отношений. В результате все наблюдавшееся в истории множество социальных систем было сведено к нескольким основным типам, получившим название общественно-экономической формации.

В последнее время в связи с дискуссиями в исторической науке, о которых подробно будет говориться ниже, встречаются попытки доказать, что К. Маркс, создавая теорию формаций, следовал сен-симоновской и контовской методологии, что он просто переименовал в азиатский, античный и феодальный способы производства то, что представлялось Гегелю и Сен-Симону стадиями цивилизации с точки зрения эталонно-правового подхода к процессу ее развития. Титанический же труд К. Маркса и Ф. Энгельса по "перелопачиванию" всемирно-исторического опыта, их критический подход к ана-

135

лизу предшествующей историографии и социологии совершенно сбрасывается со счетов. А между тем именно результатом такого труда явилось принципиально новое и для историографии, и для социальной философии понятие.

ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ФОРМАЦИИ

В фундаменте каждой общественно-экономической формации лежат определенные производительные силы, их характер и уровень.

Стоит заметить, что в нашей философской и исторической литературе в течение десятилетий под фундаментом общественно-экономической формации понимался экономический способ производства в целом, и, таким образом, происходило вольное или невольное смешение фундамента с базисом. Интересы же научного анализа исторического процесса требуют разведения этих понятий, тем более, что производительные силы в существенной своей части (в лице технико-технологического компонента) лежат, как мы увидим, в основании другого среза крупномасштабного членения исторического процесса - цивилизационного.

Что же касается базиса общественно-экономической формации, то таковым являются производственные отношения, то есть, напомним, отношения между людьми, складывающиеся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ под воздействием характера и уровня развития производительных сил. В условиях классового общества сущностью и ядром производственных отношений становятся экономические отношения между классами. На этом базисе и вырастает все здание общественно-экономической формации.

Каковы же основные элементы, позволяющие представить общественно-экономическую формацию как целостный, живой организм? Сразу же оговоримся, что мы воспроизводим традиционную схему, в которую в дальнейшем будут внесены назревшие уточнения.

Во-первых, производственные отношения определяют собой возвышающуюся над ними надстройку, т. е. совокупность политических, правовых, моральных, художественных, философских, религиозных взглядов общества и соответствующих этим взглядам отношений и учреждений. Именно по отношению к надстройке, равно как и к другим внеэкономическим элементам формации, производственные отношения выступают как экономический базис общества.

Во-вторых, в состав формации включаются этнические формы общности людей (род, племя, народность, нация), детерминируемые в своем возникновении, эволюции и исчезновении обеими сторонами способа производства: как характером производственных отношений, так и ступенью развития производительных сил.

В-третьих, в состав формации входит тип и форма семьи, которые также на каждом историческом этапе предопределены обеи-

136

ми сторонами способа производства, хотя, как мы видели, не только ими. Вскоре читатель будет иметь возможность убедиться, что точно так же, двояким образом - и со стороны экономического, и со стороны технологического способа производства - предопределяются и этнические формы общности людей.

Попытаемся теперь представить структуру общественно-экономической формации схематически (схема 1).

137

Некоторые пояснения с схеме. "Жирные" стрелки вверх означают определяющее воздействие производительных сил на производственные отношения, экономического базиса на надстройку и т.д. "Тощие" стрелки вниз показывают активное обратное воздействие надстройки на экономический базис, производственных отношений на производительные силы. Политическая часть надстройки в схеме расположена в центре и несколько возвышается над остальными элементами надстройки. Это отражает тот реальный факт, что в цивилизованном обществе политические взгляды, учреждения и отношения действительно являются центральной частью надстройки и оказывают решающее воздействие на все остальные ее элементы. Все эти элементы в схеме расположены так, чтобы отразить степень их связи с экономическим базисом. Наиболее прямо и непосредственно отражает сущность производственных отношений и изменения в них политическая надстройка. Затем идут моральная и правовая часть надстройки, которые частично отражают экономический базис "напрямую", частично же опосредовано - через политическую надстройку. Еще более опосредованной является связь искусства с экономическим базисом. Наиболее удалены от экономического базиса философия и религия.

В итоге можно сказать, что общественно-экономическая формация есть общество на определенной ступени исторического развития, характеризующееся специфическим экономическим базисом и соответствующими ему политической и духовной надстройками, историческими формами общности людей, типом и формой семьи.

Оппоненты формационной парадигмы нередко заявляют, что понятие общественно-экономической формации является просто "мыслительной схемой", если не фикцией. Основанием для подобного обвинения служит тот факт, что в своем "чистом" виде ни в одной стране общественно-экономическая формация не обнаруживается: всегда присутствуют такие общественные связи и учреждения, которые принадлежат другим формациям. А раз так, делается вывод, то и само понятие общественно-экономической формации теряет свой смысл.

Разумеется, не бывает абсолютно "чистых" формаций. Не бывает потому, что единство общего понятия и конкретного явления всегда противоречиво. Так обстоит дело и в естествознании. "Разве понятия, господствующие в естествознании, становятся фикциями оттого, что они отнюдь не всегда совпадают с действительностью?" - спрашивал Ф. Энгельс. - С того момента, как мы приняли теорию эволюции, все наши понятия об органической жизни только приближенно соответствуют действительности... в тот день, когда понятие и действительность в органическом мире абсолютно

138

совпадут, наступит конец развитию" [1]. Но точно так же обстоит дело и в истории. "Разве феодализм когда-либо соответствовал своему понятию? Возникший в западнофранкском королевстве, развитый дальше в Нормандии норвежскими завоевателями, усовершенствованный французскими норманнами в Англии и Южной Италии, он больше всего приблизился к своему понятию в эфемерном Иерусалимском королевстве, которое оставило после себя в "Иерусалимских ассизах" наиболее классическое выражение феодального порядка. Неужели же этот порядок был фикцией оттого, что лишь в Палестине он достиг на короткое время вполне классического выражения, да и то в значительной мере лишь на бумаге" [2].

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 39. С. 357.

2 Там же. С. 356.

В этих рассуждениях Энгельса, по сути дела, дан ответ на вопрос, почему не бывает чистых формаций. Не бывает прежде всего потому, что любое конкретное общество всегда находится в процессе развития. В связи с этим в любом конкретном обществе наряду с отношениями и учреждениями, которые определяют лицо, облик господствующей формации, могут существовать и, как правило, существуют остатки старых или зародыши новых формаций. Необходимо также учитывать несовпадение хозяйственного, социально-политического и культурного уровней развития отдельных стран и регионов, что также обусловливает внутриформацион-ные различия и отклонения от "эталона". В общем, один и тот же экономический базис - один и тот же со стороны основных условий - благодаря бесконечно разнообразным эмпирическим обстоятельствам, естественным условиям, расовым отношениям, действующим извне историческим влияниям и т.д. - может обнаруживать в своем проявлении бесконечные вариации и градации, которые возможно понять лишь при помощи анализа этих эмпирических данных обстоятельств [3].

3 См. об этом: Плеханов Г. В. Избранные философские произведения. М 1956. Т. 2. С. 332.

Учение об общественно-экономической формации дает ключ к пониманию единства и многообразия истории человечества.

Единство исторического процесса выражено прежде всего в последовательной смене общественно-экономических формаций друг другом. Это единство проявляется также и в том, что все социальные организмы, имеющие своей основой данный способ производства, с объективной необходимостью воспроизводят и все другие типичные черты соответствующей общественно-экономической формации. Но поскольку между логическим, теоретическим, идеальным, с одной

139

стороны, и конкретно-историческим, с другой, всегда неизбежно расхождение, то развитие отдельных стран и народов отличается также и значительным многообразием. Основные его проявления:

1. Обнаруживаются локальные особенности и даже разновидности формационного развития отдельных стран и даже целых регионов. Можно напомнить, например, в связи с этим о неоднократных дискуссиях у нас и за рубежом по вопросу о так называемом "азиатском способе производства". Думается, что вряд ли можно говорить о каком-то особом, шестом способе производства, но одно несомненно: в основе дискуссий лежали весьма существенные особенности исторического развития стран Азии и Африки, а учет этих особенностей сегодня как никогда важен в связи с поисками прогрессивными силами этих стран путей социальных преобразований.

2. Есть своя специфика и у конкретных переходных эпох от одной общественно-экономической формации к другой. Скажем, революционный по своей сути переход от феодализма к капитализму в одних странах осуществлялся и по форме революционно, а в других (Россия, прусская часть Германии, Япония) происходил в эволюционной форме.

3. Не каждый народ проходит обязательно через все звенья "пятичленки". Восточные славяне, арабы, германские племена миновали в свое время рабовладельческую формацию; пытаются сегодня "перешагнуть" через серию классово-антагонистических формаций или, по крайней мере, через две из них (рабовладение, феодализм) многие народы Азии, Африки, Латинской Америки.

Научное понимание естественно-исторического процесса включает в себя не только признание его объективности, но и признание его неравномерности на определенных ступенях развития общества. С одной стороны, действие этого закона вызвало отставание социального прогресса в большой группе стран. С другой стороны, именно действие этого закона ускорило вызревание условий для перехода к более прогрессивной формации в ряде других стран, в известной степени обусловило возможность перенятия их опыта и использования их помощи.

Так называемый нагон исторического отставания - наглядное проявление неравномерности развития [1]. Правда, для рабовладельческого строя и феодализма такие скачки еще не были типичными: страна, раз вырвавшаяся вперед, надолго сохраняла свое первенство. Много веков понадобилось германцам и восточным славянам для того, чтобы в недрах первобытно-общинного строя достигнуть соответствующего уровня производительных сил и почти одновременно с двумя римскими империями перейти к феодальному способу производства.

1 См. об этом подробно: Крапивенский С. Э. Парадоксы социальных революций. Воронеж, 1992. С. 41-51.

140

Нагон отставания уже на этих ступенях становится возможным только благодаря усвоению опыта более передовых народов. Так германцы смогли перейти к феодальному строю только благодаря усвоению исторического опыта Рима, а Киевская Русь - исторического опыта Византии. Усвоение исторического опыта в тогдашних условиях могло быть только критическим. Германцы, славяне, арабы не восприняли рабовладельческие производственные отношения, которые тогда уже были в стадии разложения, а, наоборот, сами перешли к более прогрессивному типу отношений - феодальному и ускорили подобный процесс в Риме, Византии, Сирии и Верхней Месопотамии.

Обнаруживаются следующие характерные закономерности нагона исторического отставания:

1. Воспринимаемый отставшими народами опыт должен быть не "идеальным", лишь в голове мыслителей существующим представлением о более справедливом строе, а материальным, практически воплощаемым в жизнь в том или ином районе земного шара. Если такого практического опыта еще нигде нет, ни о каком предвосхищении его отставшими народами речи быть не может. Противоположное представление есть разновидность идеалистического объяснения истории, согласно которому "мнения правят миром". Такой точки зрения придерживались еще сен-симонисты, считавшие, что Франция может избежать повторения английского капитализма, воспользовавшись опытом капиталистической (!) Англии, правильно-де истолкованным ими, сен-симонистами. На подобной позиции стояли немецкие "истинные социалисты" в отношении Германии, русские народники и т.д.

2. Для успешного минования одной или нескольких формаций необходимо диалектическое сочетание определенных внешних и внутренних факторов. Для многих концепций, в том числе и для решения вопроса русскими революционными демократами, была характерна метафизичность. Если у А. И. Герцена абсолютизировалось внутреннее (самобытность), то у Н. Г. Чернышевского мы встречаем другую крайность: внешний фактор (в его примере опыт Англии) оказывает соответствующее воздействие на Новую Зеландию вне всякой связи с внутренней почвой для подобного воздействия. В действительности же внешнее может наложиться лишь на соответствующим образом подготовленное к этому внедрению внутреннее. А. Фергюсон писал: "Когда нации действительно делают заимствования у своих соседей, они, возможно, заимствуют лишь то, что были в состоянии изобрести. Поэтому характерная сторона жизни какой-либо страны редко переносится в другую страну до тех пор, пока почва для этого не будет подготовлена наличием сходных условий". В этой связи в нашей литературе справедливо отмечалось, что, как выясняется, даже при одинаковом уровне развития обществ-реципиентов, по-разному сказываются влияния в разных сферах культуры и деятельности - материальной, социальной, духовной [1].

1 См.: Первобытная периферия классовых обществ до великих географических открытий. М., 1978. С. 8.

141

Баталии по вопросу о крупномасштабном членении исторического процесса в последние годы превратились в междисциплинарные, привлекая к себе внимание историков, философов, экономистов. Свидетельством тому своего рода итоговые монографии, а также многочисленные статьи, обзоры дискуссий и "круглых столов", появившиеся в 1989-1993 годах в журналах "Вопросы философии", "Вопросы истории", "История СССР", "Новая и новейшая история", "Мировая экономика и международные отношения", "философские науки", "Экономические науки" и др.

Интерес к данной проблематике, затрагивающей глубинные методологические основы исторического познания, был велик всегда. Вспомним хотя бы "извечный" спор марксистов со сторонниками "идеальных типов" Макса Вебера. Но в заключительной трети XX века этот интерес перерос в бум, детерминированный целым комплексом причин. Обозначим наиболее существенные из них.

Во-первых, это дискуссии, прокатившиеся в разное время в исторической науке в связи с ее конкретными проблемами.

Такой характер носила дискуссия о так называемом азиатском способе производства (вернее, ее новый всплеск, относящийся к 60-м годам, поскольку первый этап дискуссии состоялся еще в 20-е годы). В ходе дискуссии выявились, на наш взгляд, четыре существенно отличающиеся друг от друга точки зрения по вопросу о конкретно-историческом содержании азиатского способа производства [2]. Вкратце излагая их, постараемся "вынести за скобки" те общие моменты, которыми они объединяются независимо от воли авторов.

2 См. об этом подробно: Крапивенский С. Э. Особая формация или переходкое состояние общества// Народы Азии и Африки, 1966. № 2.

Первая точка зрения. Азиатский способ производства есть сочетание полуфеодальной (отсутствует крепостничество) эксплуатации непосредственных производителей с патриархальным, неразвитым рабством [3].

3 См. Варга Е. Очерки по проблемам политэкономии капитализма. М., 1964. С. 370

Вторая точка зрения. Азиатский способ производства есть способ производства, базирующийся на системе сельских общин. При этом авторы соглашаются с Марксом, считавшим общину переходной фазой от первичной формации, основанной на общей собственности, к вторичной формации, основанной на частной собственности [4].

4 См. Тер-Акопян Н. Б. Развитие взглядов К. Маркса и Ф. Энгельса на азиатский способ производства и земледельческую общину// Народы Азии и Африки. 1965. № 2, 3.

142

Третья точка зрения. Азиатский способ производства есть особая, присущая Древнему Востоку антагонистическая общественно-экономическая формация - кабальная, противоречиво соединяющая в себе признаки рабства, феодализма и наемного труда [1].

1 См. Семенов Ю. Н. Проблема социально-экономического строя Древнего Востока//Народы Азии и Африки. 1965. № 4.

Четвертая точка зрения. Азиатский способ производства имеет общеисторическое значение и существовал повсюду как переходная стадия от первобытного коммунизма к классовому обществу (Ж. Сюре-Каналь, М. Годелье).

Итак, что "выносится за скобки", читателю, очевидно, вполне ясно: при всем различии в трактовке реально-исторического содержания понятия "азиатский способ производства" все исследователи вольно или невольно признают его переходный характер. Но можно ли приписывать всей формации, всему способу производства переходный характер? Не смешивается ли во всех этих случаях формация с периодом перехода к ней, с эпохой ее становления? Нам представляется, что именно так обстоит дело. Ведь если азиатский способ производства действительно существовал (именно как способ производства, как самостоятельная и качественно отличная от других формация), то тогда мы вправе говорить еще о нескольких "переходных" способах производства в истории человечества. Почему бы нам тогда вслед за "кабаловладельческим" (азиатским) способом производства не открывать "колонатный", расположив его между рабовладельческим и феодальным, или, скажем, "первоначально-накопительный" - между феодальным и капиталистическим? Наши знания о количестве формаций "обогатятся", но не исказятся ли при этом наши представления о качестве формаций, их сущности, их взаимосвязи, их переходе в другие? Не приведет ли это к абсолютизации граней, разделяющих формации?

Определенное стимулирующее значение для разработки анализируемой проблемы имела и многолетняя дискуссия о рабовладении и феодализме как единой формации. Сторонники "единой формации" выдвигают прежде всего тот аргумент, что между техникой конца рабовладения и техникой раннего средневековья нет никакой принципиальной разницы. То место, которое занимает принцип техницизма в этой методологической концепции, вполне объяснимо. Ведь историки техники до сих пор не ответили на вопрос, какая техническая революция или, по крайней мере, качественно новый технический уровень послужил исходным пунктом кризиса рабовладельческих производственных отношений. Именно эти затруднения и пытаются использовать сторонники концепции "единой формации". При этом предаются забвению те чрезвычайно важные обстоятельства, что (1) производительные силы включают в себя не только технику, но и человека, причем в качестве

143

главной производительной силы, а (2) в понятие "ступень развития производительных сил" наряду с характером и уровнем входят также и потребности их развития. Переход к новой, феодальной формации стал исторической необходимостью потому, что раб как производитель материальных благ уже не отвечал потребностям развития производительных сил. Таким образом, в данной исторической ситуации принципиальное изменение статуса работника являлось первейшей предпосылкой качественного изменения технического уровня производства, а не наоборот.

И второе замечание по поводу этой дискуссии. На основании даже заслуживающего полного доверия конкретно-исторического материала все же неправомерно делать те обобщающие методологические выводы, которые мы находим у сторонников рассматриваемой концепции. Иначе говоря, если даже границы между рабовладением и феодализмом в Китае (равно как в Индии, Иране) оказываются достаточно размытыми, из этого отнюдь не следует, что во всемирной истории вообще никогда и нигде не существовало относительно самостоятельных рабовладельческой и феодальной формаций. Воюя против догматизма, подгона конкретно-исторического материала под железную схему (европоцентристскую), нелогично предлагать читателю другую схему (восточноцен-тристскую), явно претендующую на предельно обобщающий характер. Применение же двухформационного подхода позволяет лучше понять этапы исторического развития и тех стран, где границы между двумя формациями оказались достаточно размытыми.

Интерес к проблеме крупномасштабного членения исторического процесса в последние шесть-семь лет превратился в самый настоящий бум и по причине незатихающего обсуждения как в научных кругах, так и широкой общественностью животрепещущего вопроса: что есть социализм? Представляет ли он реальную, уже существующую, либо потенциально возможную формацию (фазу формации) или, в лучшем случае, это лишь идеал, своего рода кривая, которая бесконечно приближается к прямой, но никак не может с ней слиться?

По мере последовательного подключения каждой из указанных причин в дискуссионном процессе происходили отнюдь не только количественные изменения: он восходил на принципиально новый этап. И если на первом этапе речь шла о некоторых, хотя и существенных, уточнениях теории общественно-экономических формаций, то на нынешнем этапе ставится под сомнение истинность этой теории в целом, ее право выступать в качестве парадигмы, положенной в основание соответствующего понимания истории.

Иногда пытаются развести эти два этапа под углом зрения вопросов "сколько было формаций?" и "что такое формация?", рассматривая ответ на первый как прерогативу исторической науки, а ответ на второй как прерогативу социальной философии. Такой подход представляется сугубо упрощенным, ибо количество фор-

144

маций и их качество органически связаны. Как уже подчеркивалось выше (в связи с дискуссией об азиатском способе производства), "обогащение" наших знаний о количестве формаций может сопровождаться искажением представлений об их качестве.

Сказанное выше отнюдь не означает, что формационная парадигма лишена каких-либо недостатков, в том числе и весьма существенных. Но если верно изречение "omnia cognoscitur per comparationem" (все познается в сравнении), то недостатки эти могут быть лучше поняты, очевидно, в ходе сравнения формацион-ной парадигмы с другой, противостоящей ей. В такой оппозиции по отношению к концепции формаций в настоящее время находится цивилизационный подход к крупномасштабному членению исторического процесса.

К анализу цивилизационной парадигмы мы сейчас и переходим.

2. ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ СРЕЗ ИСТОРИИ

Забегая несколько вперед, отметим, что лейтмотивом многих выступлений сегодня является стремление заменить формационный подход к крупномасштабному членению исторического процесса на цивилизационный. В наиболее четком виде эта позиция излагается се сторонниками следующим образом: "превратить понятие цивилизация, которым историография до сих пор оперировала только как инструментом описательным, в ведущую (высшую) парадигму исторического познания" [1].

1 Барг М. А. Категория "цивилизация" как метод сравнительно-исторического анализа//История СССР. 1990. № 5. С. 71.

Так что же такое цивилизация?

Сам термин "цивилизация" (от лат. civilis - гражданский, государственный) до сих пор не имеет однозначного толкования. В мировой исторической и философской ( в том числе футу-рологической) литературе он употребляется в четырех смыслах:

1. Как синоним культуры - например, у А. Тойнби и других представителей англо-саксонских школ в историографии и философии.

2. Как определенная стадия в развитии локальных культур, а именно стадия их деградации и упадка. Вспомним нашумевшую в свое время книгу О. Шпенглера "Закат Европы".

3. Как ступени исторического развития человечества, следующие за варварством. Такое понимание цивилизации мы встречаем у Л. Моргана, вслед за ним у Ф. Энгельса, сегодня у А. Тоффле-ра (США).

4. Как уровень (ступень) развития того или иного региона либо отдельного этноса. В этом смысле говорят об античной цивилизации, цивилизации инков и т.п.

145

Мы видим, что эти понимания в одних случаях в значительной степени накладываются и дополняют друг друга, в других - являются взаимоисключающими.

Для того, чтобы определиться с понятием цивилизации, необходимо, очевидно, предварительно проанализировать ее наиболее существенные черты.

Во-первых, цивилизация есть собственно социальная организация общества. Это означает, что переходная эпоха, скачок от животного царства к социуму завершен; организация общества по кровно-родственному принципу сменилась организацией его по соседско-территориальному, макроэтническому принципу; законы биологические отошли на второй план, подчинившись в своем действии законам социологическим.

Во-вторых, цивилизация с самого начала характеризуется прогрессирующим общественным разделением труда и развитием информационно-транспортной инфраструктуры. Разумеется, речь идет не об инфраструктуре, свойственной современной волне цивилизации, но к концу варварства прыжок от родоплеменной изолированности уже был совершен. Это позволяет характеризировать цивилизацию как социальную организацию со всеобщей связью индивидов и первичных общностей.

В-третьих, целью цивилизации является воспроизводство и приумножение общественного богатства. Собственно говоря, сама цивилизация родилась на базе появившегося (в результате неолитической технической революции и резкого роста производительности труда) прибавочного продукта. Без последнего было бы невозможно отделение труда умственного от труда физического, появление науки и философии, профессионального искусства и т.д. Соответственно под общественным богатством следует понимать не только его вещественно-материальное воплощение, но и ценности духовного порядка, в том числе и свободное время, необходимое индивиду и обществу в целом для их всестороннего развития. В состав социального богатства входит и культура общественных отношений.

Суммируя выделенные черты, можно согласиться с определением, согласно которому цивилизация есть собственно социальная организация общества, характеризующаяся всеобщей связью индивидов и первичных общностей в целях воспроизводства и приумножения общественного богатства [1].

1 См.: Цивилизация как проблема исторического материализма. М.: ИФАН СССР, 1983. Ч. 1. С. 8.

Несколько слов об основаниях (базисах) формаций и цивилизаций, о водоразделе между ними. Вопрос этот до сих пор является дискуссионным, но, очевидно, надо исходить из того, что и в том, и в другом случае базис представляет собой несомненно материальное образование, хотя и принадлежат они к разным сферам

146

общественного бытия: в фундаменте цивилизации в целом и каждой из ее ступеней лежит технико-технологический базис, в связи с чем резонно говорить о трех ступенях (волнах) в развитии цивилизации - земледельческой, индустриальной и информационно-компьютерной [1]. В основе же формации - базис экономический, то есть совокупность производственных отношений.

1 О волнах цивилизации см.: Тоффлер А. Третья волна//США: экономика, политика, идеология. 1982. № 7-11.

Подчеркивая роль технико-технологического базиса цивилизации, отнюдь не следует непосредственно и только из него выводить все, что характеризует данное конкретное общество. В реальном же историческом процессе все обстоит гораздо сложнее, ибо в фундаменте социума наряду с технико-технологическим базисом присутствуют (и занимают достойное место) также природные (включая демографические) условия жизни общества и этнические, вообще конкретно-исторические особенности жизни и развития данного общества. Все это в совокупности своей и составляет реальный фундамент жизнедеятельности социума как системы. Элиминируя из интерпретации исторического процесса какой-либо из указанных компонентов, мы либо искажаем картину, либо вообще вынуждены отказаться от решения конкретной проблемы.

Как, например, объяснить, почему при одном и том же в принципе технико-технологическом базисе мы обнаруживаем серьезно отличающиеся друг от друга варианты исторического развития?

Почему, скажем, в большинстве регионов земного шара возникновение государства явилось следствием зашедшего уже далеко процесса классообразования, а в некоторых заметно опережало этот процесс? Очевидно, при прочих равных (ceteris paribus) и прежде всего при одном и том же технико-технологическом базисе, налицо какой-то дополнительный фактор, определяющий специфику рассматриваемого явления. В данном случае в качестве дифференцирующего фактора выступали природно-климатические условия, предопределяющие необходимость централизованных усилий по сооружению и эксплуатации крупных ирригационных систем. Здесь государство выступало первоначально прежде всего в своей хозяйственно-организаторской ипостаси, в то время как в других регионах все начиналось с функции классового подавления.

Или - почему (тоже при ceteris paribus) отличаются друг от друга исторические пути разных социально-этнических общностей? Было бы опрометчиво сбрасывать со счетов этнические особенности народов. В частности, при всем неприятии в целом концепции этногенеза и понимания сущности этноса у Л. Н. Гумилева нельзя не заметить то рациональное зерно, которое содержится в его суждениях о пассионарности как мере энергетического наполне-

147

ния, активности и сопротивляемости этноса внешним воздействиям [1]. Не менее опрометчиво сбрасывать со счетов и исторические особенности развития исследуемого социума. Это замечание справедливо и при решении проблем современности, прогнозировании успеха или неуспеха предпринимаемых реформ. Так, оптимизм в отношении судьбы нынешних политических и экономических реформ у нас значительно уменьшается, как только мы начинаем хоть мало-мальски учитывать собственное историческое наследство. Ведь главное, очевидно, не в том, от какого наследства мы сможет отказаться в ходе реформ, главное в том - от какого отказаться не сможем. А в нашем наследии - и многовековые пласты патриархально-коммунистического, общинного менталитета с его как отрицательными, так и положительными моментами; и массовидный конформизм, вошедший в плоть и кровь в последние несколько десятилетий; и не менее массовидное непослушание; отсутствие сколько-нибудь значимых демократических традиций и многое другое.