Упадок рабочего класса

Конец традиционного рабочего класса, как предполагает Кас-тельс, наступит по двум взаимосвязанным причинам. Во-первых, этот класс, некогда приводной ремень всех радикальных политических движений, количественно резко сокращается, и его замешает рабочая сила, выполняющая нефизический труд и по преимуществу женская. Во-вторых, его вклад в общество отрицается: трудовая теория стоимости замещается теорией стоимости, создаваемой информацией (знанием). По словам Кастельса, знание и информация стали главным сырьем современного производственного процесса, а образование - основным качественным показателем труда, [а потому] новыми производителями при инфор-мациональном капитализма являются те генераторы знаний и обработчики информации, чей вклад в экономику... наиболее значим.

Несмотря на то, что в прошлом рабочий класс зависел от владельцев капитала, было принято считать, что капитал нуждается в рабочем классе. В конце концов нужны были шахтеры, заводские и сельскохозяйственные рабочие, чтобы добывался уголь, не стояли конвейеры и производилось продовольствие. Эта главная роль рабочего класса и лежит в основе теории трудовой стоимости, она же во многом определяет социалистическую политику «наследника»: «рабочий класс создал все богатство и когда-нибудь получит справедливое вознаграждение». Однако все получилось не так. Возник новый класс информациональных работников, что позволяет пренебречь прежним рабочим классом. Информациональный труд воздействует на «труд общего типа» в такой степени, что нет никаких сомнений относительно того, кто играет в обществе более важную роль. Это проявляется по-разному: иногда «труд общего типа» вытесняется автоматизацией (с применением компьютеризированных технологий), иногда - переносом производства в другие части света (который легко осуществляется планировщиками, владеющими высокими технологиями), иногда - созданием нового продукта, к которому «труд общего типа», будучи негибким, не может приспособиться.

В новом мире информациональный труд становится основным производителем стоимости, тогда как рабочий класс находится в упадке, поскольку не способен к быстрым переменам, чтобы держать темп. Если употребить расхожую терминологию, ему не хватает гибкости. В результате политика отворачивается от класса, который окончательно увяз в трясине национальных государств (другое дело - почему он оказывается бессильным в глобализованном мире), и обращается к таким социальным движениям, как феминистские, этнические и экологические. Эти движения гораздо шире, чем традиционные классовые, они апеллируют к различным образам жизни и ценностям своих сторонников. Они тоже глубоко пронизаны информациональным трудом того или иного типа. Вспомните, например, «Международную амнистию», «Гринпис» или «Друзей Земли». Каждое из этих движений имеет глобальные сети, компьютеризированные членские списки и высокообразованных, научно подготовленных и владеющих медиатехнологиями сотрудников и сторонников.

Далее, хотя Кастельс подчеркивает, что информациональный капитализм чрезвычайно могуществен и проникает повсюду, особенно туда, где он подавляет действия, враждебные по отношению к рынку, он продолжает настаивать, что класса капиталистов больше не существует. С тех пор как капитализм стал глобальным, возможности маневра у отдельных государств резко уменьшились, особенно в области национальных экономических стратегий. Это не означает, что действия правительств утратили свое значение - как раз наоборот, поскольку непродуманные шаги вызывают мгновенную реакцию мировой экономики. Однако мы окажемся в заблуждении, если будем думать, что существует класс капиталистов, который контролирует всю мировую систему. Существует, как утверждает Кастельс, «безликий коллективный капиталист» (Castells, 1996, с. 474), но это не какой-либо определенный класс, а например, постоянные биржевые и валютные торги, где остается мало вероятности выйти за пределы капиталистического предпринимательства. И все же функционеры этой системы являются не капиталистами-собственниками, а скорее информациональными работниками, которые становятся игроками первого состава. По этому сценарию бухгалтеры, системные аналитики, финансисты, инвесторы, рекламщики и т.д. обеспечивают функционирование нынешнего капитализма. Кастельс, однако, утверждает, что «великих конструкторов» не существует, поскольку движущая сила встроена в саму систему, и сеть значит больше, чем любой человек или даже организованная группа. Кроме того, следует подчеркнуть, что эти люди занимают свои позиции не потому, что являются собственниками капитала, а только лишь благодаря своим экспертным знаниям. Иначе говоря, они информациональные работники того или иного типа, и они возвещают конец как старомодного класса собственников, так и рабочего класса.

И, наконец, у нас остаются необученные и бесполезные для информационального капитализма люди, которых Кастельс относит к «четвертому миру» и для которых не остается никаких ролей, потому что у них нет ресурсов и навыков, которые потребовались бы глобализованному капитализму. Здесь Кастельс напоминает о городской бедноте в США, о тех деклассированных, кто живет бок о бок с информациональными работниками, ставшими центром мировой экономической системы, и именно их бедняки обслуживают, зачастую на очень незавидных условиях, в качестве официантов, нянь, швейцаров и слуг. Кастельс опасается, что в долгосрочной перспективе «труд общего типа» может слиться с деклассированным элементом, если члены рабочего класса не сумеют обрести достаточной гибкости, чтобы удовлетворять запросы новой экономики.

Короче говоря, Кастельс полагает, что информациональный капитализм кардинально трансформировал систему стратификации. Это доказывает и 30%-ная занятость в сфере информационального труда в странах Организации по экономическому сотрудничеству и развитию в Европе. С помощью аргументов, которые перекликаются с современными теориями - от Роберта Райха с его энтузиазмом по поводу «символических аналитиков» и Питера Дракера с его уверенностью в том, что «эксперты знания» стали «главным ресурсом» капитализма, до Элвина Тоффлера, который в «обществе знания» отводит центральную роль «когнитариату», - Кастельс доказывает, что информациональный труд есть та сила, которая генерирует перемены, цементирует новую экономику и вообще мыслит, планирует и осуществляет практическое действие, т.е. делает все то, что от нее требует информациональный капитализм.

Таким образом, информациональный труд - тот материал, который скрепляет информациональный капитализм. Как уже было отмечено, он перехватил власть у старомодных капиталистических классов, поскольку владение капиталом уже не обеспечивает первых ролей в современном мире. Те, кто сейчас направляет деятельность компаний, должны обладать информационными навыками, которые дают возможность сохранять жизнеспособность в условиях постоянных перемен и полной неопределенности. Сейчас уже мало просто сидеть на куче товаров - без информационального труда, который будет держать темп, все будет потеряно. Соответственно эти информациональные работники, которые способны анализировать, определять стратегии, эффективно общаться, находить новые возможности, составляют ядро капиталистического предпринимательства.

Для таких людей конкретная специализация менее важна, чем способность к адаптации. Это люди самопрограммируемые, умеющие обучаться и переобучаться по мере необходимости. Все это делает их в высшей степени приспособленными к выживанию в быстро меняющемся и устрашающе «гибком» мире информацио-нального капитализма. Ушли в прошлое времена, когда человек имел обеспеченную работу в бюрократическом аппарате, теперь он заключает контракт на время осуществления того или иного проекта. Многих это пугает. Хотя для информациональных работников это не страшно, поскольку они в состоянии с помощью «портфолио», куда вносятся записи об их достижениях в проектах с их участием, находить для себя новые вакансии (Brown and Scase, 1994). Такие старые ценности, как, например, преданность компании, постепенно выходят из употребления. Эти новые кочевники с удовольствием переходят от проекта к проекту, полагаясь каждый раз не столько на корпоративную бюрократию, сколько на свои сетевые контакты. Они не ищут надежности и защищенности, их радует возможность проявить свои силы и оказаться на уровне высших достижений в своей области. Разумеется, какое-то время они работают на ту или иную компанию, но эмоционально не привязаны к ней: закончив проект, такие работники без сожаления ее покидают. Представьте себе независимого журналиста, который берется за интересный репортаж; программиста, занятого той частью программного обеспечения, которая находится у него в разработке, и связанного с сотнями единомышленников по всему миру; профессора, для которого в первую очередь важна оценка коллег, а не университетского начальства.

Тут нельзя избежать сравнения с «трудом общего типа». Работники физического труда привязаны к месту, не гибки, им нужна уверенность в том, что они сохранят рабочее место, они могут изо дня в день делать одну и ту же работу, используя некогда полученные навыки, а информациональные работники не просто могут меняться - они жаждут перемен. Информациональный работник стал сейчас главным источником богатства, предоставляет ли он необходимые торговле бухгалтерские услуги, занят ли он наукоемкой работой, как, например, программирование или биотехнологии, моделированием модной одежды, рекламой или просто поиском наиболее эффективных способов доставки готовой продукции.