Послание смиренного епископа симона владимирского и суздальского к поликарпу, черноризцу печерскому. Слово 14

Брат! Сидя в безмолвии, соберись с мыслями и ска­жи себе: «О, инок убогий, не ради ли господа оставил ты мир и родителей своих?» Если же ты сюда пришел для спасения, а сам не духовное творишь, то ради чего облекся во иноческие ризы? От мук тебя не избавят черные ризы. Знай, что почитают тебя здесь князь, и бояре, и все друзья твои, которые говорят о тебе: «Блажен он, что возненавидел мир сей и славу его, и поэтому уже не печется он о земном, помышляя толь­ко о небесном». Ты же не по-иночески живешь. Вели­кий стыд за тебя охватывает меня! Что, если те, кото­рые почитают нас здесь, предварят нас в царствии небесном и будут они упокоены, а мы в горьких муках возопием? И кто помилует тебя, самого себя погубившего? (...)

Пишет ко мне княгиня Ростиславова, Верхослава, что она хотела бы поставить тебя епископом или в Новгород, на место Антония, или в Смоленск, на место Лазаря, или в Юрьев, на место Алексея. «Я, го­ворит, готова до тысячи серебра издержать для тебя и для Поликарпа». И я сказал ей: «Дочь моя, Анас­тасия! Дело не богоугодное хочешь ты сотворить: если бы пребывал он в монастыре неисходно, с чис­той совестью, в послушании игумена и всей братии, в совершенном воздержании, то не только облекся бы в святительскую одежду, но и вышнего царства достоин бы был».

А ты, брат, не епископства ли захотел? Доброе дело! Но послушай, что апостол Павел говорит Тимофею, и, прочитавши, ты поймешь, исполняешь ли ты сколь­ко-нибудь то, что следует епископу. Да если бы ты был достоин такого сана, я не отпустил бы тебя от себя, но своими руками поставил бы сопрестольником себе в обе епископии — во Владимир и в Суздаль,— как и князь Георгий хотел; но я воспрепятствовал ему в этом, видя твое малодушие. И если ты ослушаешь­ся меня, захочешь власти, сделаешься епископом или игуменом,— проклятие, а не благословение будет на тебе! И после того не войдешь ты в святое и честное место, в котором постригся. Как сосуд непотребный, будешь ты извержен вон, и после много плакаться будешь, но безуспешно.

Не в том совершенство, брат, чтобы славили нас все, но чтобы правильно вести житие свое и чистым себя соблюсти. Поэтому-то, брат, из Печерского мо­настыря пречистой богоматери многие епископы постав­лены были, как от Христа, бога нашего, во всю все­ленную посланы были апостолы, и, как светила светлые, осветили они всю Русскую землю святым крещением. Первый из них — Леонтий, епископ ростовский, вели­кий святитель, которого бог прославил нетлением, он был первопрестольник; его, после многих муче­ний, убили неверные,— это третий гражданин русско­го мира, с теми двумя варягами увенчанный от Христа, ради которого пострадал. Про Илариона же, митропо­лита, ты и сам читал в житии святого Антония, что им он пострижен был и святительства сподобился. Потом были епископами: Николай и Ефрем — в Перея-славле, Исайя — в Ростове, Герман — в Новгороде, Стефан — во Владимире, Нифонт — в Новгороде, Ма­рин — в Юрьеве, Мина — в Полоцке, Николай — в Тмуторокани, Феоктист — в Чернигове, Лаврен­тий — в Турове, Лука — в Белгороде, Ефрем — в Суз­дале. Да если хочешь узнать всех, читай старую Ростов­скую летопись: там их всех более тридцати; а после них и до нас грешных будет, я думаю, около пяти­десяти.

Разумей же, брат, какова слава и честь монастыря того! И, устыдившись и покаявшись, возлюби тихое и безмятежное житие, к которому господь призвал тебя. Я бы с радостью оставил свою епископию и стал бы служить игумену в том святом Печерском монасты­ре. И говорю я это тебе, брат, не для того, чтобы воз­величить самого себя, а чтобы только возвестить тебе об этом. Святительства нашего власть ты сам знаешь. И кто не знает меня, грешного, епископа Симона, и этой соборной церкви, красы Владимира, и другой, Суздальской церкви, которую я сам создал? Сколько они имеют городов и сел, и десятину собирают с них по всей земле той,— и этим всем владеет наше ничто­жество. И все бы это оставил я, но ты знаешь, сколь великое дело духовное лежит на мне, и молю господа, да подаст он мне благое время исполнить его.

Но ведает тайное господь: истинно говорю тебе — всю эту славу и честь сейчас же за ничто посчитал бы, лишь бы колом торчать за воротами или валяться сором, попираемым людьми, в Печерском монастыре, или быть одним из убогих, просящих милостыню у во­рот честной той лавры,— все это лучше было бы для меня временной сей чести. Один день пребывания в доме божьей матери лучше, чем тысяча лет обычной жизни, и в нем хотел бы я находиться, а не жить в селениях грешников. Поистине говорю тебе, брат Поликарп: где слышал ты о более дивных чудесах, чем те, какие свершались в святом Печерском монасты­ре? Где еще встречались столь блаженные отцы, озарившие все концы вселенной подобно лучам сол­нечным? О них же достоверно поведаю тебе этим пи­санием, в добавление к тем, о которых я тебе уже сказывал. И о том тебе, брат, расскажу, почему я имею такое усердие и веру к святым Антонию и Феодосию (...)