22) Народническая критика (Ткачёв, Скабичевский, Лавров)

С 70-х годов начался новый этап демократического движения - «народничество». Он продолжался до конца XIX века. В 1868-1869 годах была напечатана в газете «Неделя» серия статей П. Л. Лаврова под названием «Исторические письма», а в 1869 году в «Отечественных записках» появился трактат Н. К. Михайловского «Что такое прогресс?». В этих трудах были сформулированы теоретические принципы революционного народничества 70-х годов. Термин «народничество» обычно употребляется в широком и узком смысле. В широком смысле народничеством называют разночинное освободительное движение на всем его протяжении от 40-х до 90-х годов. Сущность движения заключалась в борьбе за интересы крестьянства, против крепостничества и его остатков и одновременно в теоретической разработке идей «русского общинного социализма». Эти идеи разрабатывали с начала 1850-х годов Герцен, потом Чернышевский. С различными видоизменениями они встречаются позднее во всех разветвлениях народничества. Широкое понимание народничества нужно сохранить в науке. Мы встречаем его в работах В. И. Ленина. Оно позволяет видеть связь между народничеством в целом и входящей в него частью - «высокой» демократией 60-х годов, внимательно относиться к демократическому содержанию народничества, этой буржуазно-демократической идеологии, столь органически соответствующей точке зрения разночинца. Ее сущность - «в представительстве интересов и идей русского мелкого производителя». Народники проповедовали всегда в своих теориях, начиная с 1861 года, некапиталистический путь для России. Но вслед за В. И. Лениным закрепилось и другое значение термина «народничество», в более узком и как бы в «собственном» смысле, применительно к тем этапам развития разночинной идеологии, выражавшей крестьянские интересы, которые берут свое начало после «шестидесятников», где-то на грани 60-х и 70-х годов. Сам термин «народничество» возник только к середине 70-х годов. В 1876 году в Петербурге была создана революционная организация «Земля и воля», программу которой стали называть «народнической», а участников общества «народниками». Вера Фигнер свидетельствует: «Раньше это название нами не употреблялось» («Запечатленный труд»). Почему в это время появилось народничество? Реформа 1861 года изменила все условия жизни в России. В стране наметился спад революционной волны. Народники упорно проповедовали идеи русского утопического, общинного социализма, опиравшегося на определенные исторические предпосылки. Народничество сделало крупный шаг вперед, поставив перед общественной мыслью вопросы развития капитализма в России. «Постановка этих вопросов есть крупная историческая заслуга народничества...». Семидесятые годы - самый героический период в развитии народничества, породивший «хождение в народ», подпольную практическую революционную деятельность «Земли и воли», а затем «Народной воли», создавший небывалые еще по конспирации, волевой целеустремленности организации профессиональных революционеров. Вопрос о свободе народа был тесно ими связан с вопросом об его экономическом освобождении (земля и воля). Не сумев поднять народ путем агитации (хождения в народ), они думали его поднять своим героическим самопожертвованием, примером революционного деяния. Но после 1 марта 1881 года народничество быстро начало вырождаться в мелкобуржуазную оппозицию, теорию «малых дел», утрачивать прогрессивное значение (Кривенко, Южаков, Гайдебуров, Юзов, Червинский). «Легальное народничество» было разгромлено марксистами. Начал борьбу против народников Г. В. Плеханов и завершил ее В. И. Ленин («Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» В народничестве всегда сосуществовали революционное и либеральное течения, но если в 70-х годах преобладало революционное, то в 80-90-х годах - либеральное. В литературе возникла особая «народническая» ветвь, специально и подчеркнуто занимавшаяся изображением жизни «мужика» (Каронин, Наумов, Златовратский). Литературное народничество представляет собой одно из течений внутри реалистического направления. В основном оно разделяло его принципы, но иногда увлекалось в область романтической идеализации русской деревни или в очерковый описательный натурализм. Хотя теоретики народнической литературы сравнительно меньше интересовались эстетикой и критикой, чем демократы 60-х годов, все же они внесли свой вклад в разработку программы реалистического направления.

Скабичевский был деятельным критиком народнического направления, верным сподвижником Михайловского. С 1868 по 1884 год он активнейшим образом сотрудничал в критическом отделе «Отечественных записок» и сам считал этот период наиболее продуктивным в своей деятельности. Он называл себя типичным «семидесятником» и писал: «...если бы я умер в 1884 году (год закрытия «Отечественных записок».- В. К.), я имел бы полное право сказать при последнем издыхании: я все свое земное совершил». Можно только добавить, что Скабичевский, как и Михайловский, после этого времени совершил эволюцию в сторону либерального народничества, сотрудничал в «Русском богатстве». Либерализм особенно отразился в его популярном в свое время курсе «Истории новейшей русской литературы» (1891), неверной интерпретации творчества Горького, дилетантских отзывах о марксистах. Хотя Скабичевский не отличался самостоятельностью в философских и общеэстетических построениях и в лучшем случае лишь присоединялся к выводам шестидесятников, он много сделал полезного в русской демократической критике. Он подправил «реальную критику» в наиболее слабых ее пунктах, обратив внимание на то, что художественная форма в произведениях имеет столь же решающее значение, как и содержание. В «Заметках о текущей литературе» (1893) он писал: «Что толку в том, что в произведении проведена прекрасная тенденция, если проведена она бездарно, скверно, и вследствие этого произведение не производит никакого впечатления, а может быть, даже и отталкивает от себя». Скабичевский живо откликнулся с демократических позиций на множество новейших явлений в текущей русской литературе, и без его отзывов о Г. Успенском, Наумове, Каронине, Златовратском, Л. Толстом, Чехове, Мамине-Сибиряке значительно беднее выглядела бы русская прогрессивная критика. Именно Скабичевский во всю ширь применил критическую народническую методологию ко всей тогдашней русской литературе, откликнувшись на самые ее разнообразные явления. Скабичевский в меру своих сил поддерживал уважение к традициям демократов шестидесятых годов, к заслугам Чернышевского, Добролюбова и Писарева, опровергал возводимые на них все новые и новые наветы реакционеров. Наконец, Скабичевский обрушивался на современные модернистские веяния в русской литературе, разоблачал реакционный смысл декадентских выступлений Мережковского, Волынского, символистов З. Гиппиус, Сологуба. К важным достоинствам критики Скабичевского следует отнести еще и то, что он старался в обобщающих циклах рассмотреть некоторые важные явления в русской литературе. Таковы его работы: «Живая струя» (1869), «Новый человек деревни» (1882), «Мужик в русской беллетристике» (1899), «Сорок лет русской критики» (1872). Упоминавшаяся уже «История новейшей русской литературы» выдержала семь изданий. Скабичев-. скому было что сказать и закрепить в общественном сознании при всем несколько пространном, академически вялом, по сравнению с классиками, стиле его изложения, иногда сбивчивости ведущей идеи статей. Когда декаденты кричали «освободите нас от Скабичевского», то они хотели освободиться прежде всего вообще от демократизма и реализма в критике.

Лавров - автор известного гимна «Отречемся от старого мира» - был одним из виднейших теоретиков народничества, сторонником политического и социального переворота («лавризм»), но противником террора и анархизма («бакунизм»). Он подвергался ссылке, бежал в 1870 году за границу, сблизился там с Марксом, участвовал в работе I Интернационала и в деятельности Парижской коммуны. В методологическом отношении Лавров, как и все народники, пошел назад от Белинского и «шестидесятников». Новое у него по сравнению с другими только в «приоритете». Расчеты с философскими верованиями своих предшественников Лавров произвел в двух поверхностных критических статьях о Гегеле, опубликованных в 1858-1859 годах в «Библиотеке для чтения» (№ 5 и 4-5). Это был расчет с эпохой Белинского. Субъективистское приспособление фейербахианства к своим теориям Лавров проделал в статье «Что такое антропология?», опубликованной в 1860 году в «Русском слове» (№ 10). Это был фактически расчет с Чернышевским. В статье «О публицистах- популяризаторах и о естествознании» в «Современнике» 1865 года (№ 9) Лавров разделался с «лжереалистами» во главе с Писаревым, довольствовавшимися одним естествознанием и уходившими от социальных вопросов (на этот раз выпад, отчасти справедливый по смыслу, напоминавший полемику Щедрина). Однако, в свою очередь, логический схоластицизм рассуждений Лаврова бросался в глаза корифеям русской реалистической критики. Еще Чернышевский в статье «Антропологический принцип в философии» обращал внимание на склонность Лаврова к философской эклектике, агностицизму. Статью Лаврова «Три беседы о современном значении философии» («Отечественные записки», 1860) критиковали Писарев («Схоластика XIX века») и Антонович («Два типа современной философии»). И было еще одно новое, к чему всегда надо быть готовым, когда речь идет об активном, революционном народничестве, вступавшем в эмиграции так или иначе в контакты с марксистами. У таких критиков появлялись какие-то новые слова, термины, логические конструкции, которых не было у их собратий, живших в России и отрицавших марксизм. Но надо знать подлинную цену таким «приобщениям» к пролетарской идеологии. Лавров по традиции называл себя сторонником антропологического материализма Фейербаха, но в то же время он находил «основательным» и Канта, а в области политэкономии признавал себя «учеником» Маркса... Последнее было весьма далеко от истины. А в примирении материализма с агностицизмом Лавров действительно повинен. В статьях «Последовательные люди» (1871) и «Кому принадлежит будущее» (1874) Лавров ясно высказался, что «наша социальная революция должна выйти не из городов, а из сел». Победа возможна «при согласном действии научно развитой интеллигенции и рабочего пролетариата». Звонкие фразы Лаврова о рабочем пролетариате, ассоциациях и партиях не должны нас вводить в заблуждения: это отсветы развитой борьбы Запада, терминологии I Интернационала. Сам же Лавров в понятие пролетариата включал решительно всех тружеников, в том числе и крестьян, мелких производителей. Конечно, народнический идеал Лаврова еще спасал многое, он был демократическим. До поры до времени можно было, даже оставаясь наивным методологом, бороться во имя утопий, разрушать реальное зло царизма и эксплуатации.

Точно так же за развитие традиций «реальной критики» выступал и Ткачев. Он не довольствовался голой тенденциозностью произведений, требовал, чтобы выводы вытекали из самих художественных образов. Он всегда внимательно всматривался в произведение: есть ли в нем совершенство формы, развитый сюжет, творческая фантазия автора? Две черты особенно характеризуют Ткачева как критика: уважительное отношение к марксистской теории и отрицательное отношение к капитализму. Он внимательно отнесся к марксизму, переписывался с Марксом и Энгельсом, лично общался с ними за границей. Он, настойчиво и по-новому аргументируя, с большой убедительностью выступал против субъективизма в критике, доказывая, что литература имеет классовое содержание, материалистические и идеологические предпосылки, что вообще «мировоззрение людей и характер их деятельности везде определяются условиями их экономического быта» («Подрастающие силы, 1867)». Так четко эти вопросы еще никто до Ткачева не ставил в русской критике. Некоторые советские исследователи в 1920-х годах даже допускали мысль, что Ткачев был в России представителем марксистской критики. Это, конечно, неверно. Он очень узко и прямолинейно, как позднее это делали вульгарные социологи, понимал связи между духовными и материальными областями. Но для своего времени социологизм Ткачева еще был новым словом. Ткачев углублялся в важном направлении. Он был народником, верил в силу личностей, но надо оценить по достоинству и то, что он был первым в России, кто использовал отдельные полезные формулы, положения марксистской методологии, помогавшие сдерживать сползание критики к субъективизму или отход ее от социологических критериев в сторону естествознания, дарвинизма.