3. Предметная область индустриальной социологии. (Давыдов ю.Н. Индустриальная социология как наука о социальных отношениях крупнопромышленного общества и высокотехнизированного труда).

В отличие от общей социологии, имеющей своим предметом социальное действие вообще, социология индустрии и индустриального производства ограничивается (по Р. Дарендорфу) тем «отрезком социальной деятельности», который дан в рамках «индустриального производства благ». Но при этом автор не вполне согласен рассматривать ее в духе американской социологической традиции как прикладную науку, так как здесь таится опасность неверного вывода, будто индустриальная социология «нацелена не на познание, а на активное изменение действительности». Вот почему он более склонен называть ее специальной социологической дисциплиной, а не прикладной. Но поскольку интерес социологии в целом (при всем предпочтении, которое она отдает именно современному, т. е. «индустриальному», состоянию общества) шире, чем интерес к индустриальному обществу, постольку Р. Дарендорф предлагает рассматривать ее не в качестве «специальной социологии» вообще, но в качестве «специальной социологии индустриального общества».

В рамках «социологии индустрии и производства» (развернутое название индустриальной социологии) Р. Дарендорф выделяет три «тематических круга»: 1. Социальная структура индустриального производства. 2. Социальные проблемы индустриальной жизни. 3. Индустрия и общество. Он против того, чтобы сводить всю проблематику индустриальной социологии к первому «тематическому кругу», когда производство в определенном смысле оказывается «уменьшенной моделью общества в целом». При этом есть риск утратить специфику социальных отношений, складывающихся в производственном процессе, поскольку здесь люди выступают не как «личности вообще», а как исполнители определенных производственных задач и соответственно персонификации определенных производственных «позиций». В этой связи встает вопрос о взаимоотношениях рабочего и машины, человека и техники, вне которых невозможно понять специфику социальных отношений, складывающихся в индустриальном производстве. Это вопрос, который одинаково интересует и социологию, и психологию индустрии.

Р. Дарендорф считает, что до сих пор наименьшее внимание обращалось в индустриальной социологии на третий «тематический круг» — отношение индустрии и общества. Он солидаризируется с X. Шельски, который призывал социологов продумать проблему производства именно в ее отнесенности к соответствующим структурам и проблематике общества в целом. Речь идет о контексте, в рамках которого «рабочий», «служащий» и «предприниматель» — это обозначение не только производственных функций, но и «позиций в общественном целом». При таком подходе становится очевидным, что отношения власти, социальная ситуация и соотношение интересов на производстве и вне его «связаны самым тесным образом»

Анализируя процесс становления проблематики индустриальной социологии в XIX в., Р. Дарендорф обращает внимание на идею «отчуждения человека в ситуации индустриального труда», которая, по его мнению, «и сегодня принадлежит к центральным постановкам вопроса в социологии индустрии и производства»

Любопытно, что открытие «человеческого фактора» в хозяйстве предстает у Р. Дарендорфа так, будто оно скорее заслонило проблему социологической расшифровки технико-экономических параметров индустриального производства, традиционно рассматриваемых в чисто «объективном» аспекте. Он считает его «подлинно научным событием», означавшим постижение того, что «наряду с экономико-технической индустриальное производство имеет также социальную реальность», где решающую роль играют «мотивации его носителей». И в самом деле: открытие этой «реальности», социологической в собственном смысле, было способно скорее отвлечь исследовательское внимание от социологического анализа феноменов, относящихся, казалось бы, к реальности совершенно иного порядка. Впрочем, было и еще одно отвлекающее обстоятельство. Акцент на «человеческом факторе», который делали социологи, стоящие у истоков индустриальной социологии, должен был стимулировать их полемику против тейлоризма с его идеей «научной организации производства», в основе которой лежала предпосылка о возможности и необходимости математически точного учета объективных параметров производства — как технико-экономических, так и чисто физиологических. «Основное допущение его (Тейлора) науки — в том, что индустриальное производство представляет исключительно экономико-техническое образование, что рабочий движим только желанием более высокой заработной платы, что все напряжения внутри индустрии могут быть преодолены путем достижения максимальной производительности. И если, с одной стороны, это допущение «в определенной степени обозначало исходную позицию современной социологии индустрии и производства», то с другой — сама эта дисциплина могла развиваться лишь на путях «опровержения ложных предпосылок Тейлора». А это должно было, по крайней мере на первых норах, вести к противоположению технико-экономических и «собственно социологических» аспектов индустриального производства, препятствуя социологической артикуляции вопроса о современной индустриальной технике. К тому же существовали определенные трудности также и с социологической расшифровкой самого «человеческого фактора», который считался социологическим уже, так сказать, по определению. Дело в том, что господствовавшее среди либерально (а подчас и радикально) настроенных социологов индустрии представление об «отчужденности» социальных отношений, существующих в индустриальном производстве (результат романтической идеализации «социальных отношений доиндустриального производства»), но мнению Р. Дарендорфа, серьезно препятствовало их вычленению и артикуляции. И потребовались немалые усилия для того, чтобы увидеть эти отношения такими, каковы они были на самом деле, - как социальные отношения, внутренне присущие именно индустриальному производству, а не в качестве извращения доиндустриальных трудовых отношений.

Дарендорф считает, разделяя мнение большинства западногерманских социологов, что лишь благодаря американским исследованиям, и прежде всего исследованиям, связанным с именем Элтона Мэйо, стало возможным говорить о завершении процесса становления социологии индустрии и производства. А главным результатом этих исследований было, как известно, открытие психических, но прежде всего социальных явлений, сопутствующих индустриальному труду, которые подчинялись собственным закономерностям, не зависящим от изменения объективных, технико-экономических параметров трудового процесса.

В общем теоретики индустриальной социологии в ФРГ, которые возвращались к осмыслению результатов, полученных в ходе Хоторнского эксперимента Э. Мэйо с 15-летним опозданием (вызванным погромом немецкой социологии, учиненным нацистами), резюмировали эти результаты в виде следующих выводов. 1. Социальные отношения, складывающиеся в индустриальном производстве, нельзя рассматривать как нечто «чуждое» рабочему, препятствующее его человеческому развитию в обществе, т. е. рассматривать их исключительно в аспекте концепции «отчуждения». Наоборот, социальная жизнь трудящегося в сфере крупного индустриального производства получает свою содержательную структуру и значимость именно в его профессиональной сфере и на ее основе. 2. Индустриальный труд — это всегда групповая деятельность, исключающая традиционно индивидуалистическое представление о рабочем как «эгоисте», преследующем только своекорыстные цели. Причем те группы, в которых социальная жизнь рабочего протекает самым непосредственным образом, являются «неформальными», и определяют они не только трудовой ритм работы их членов, но также оценку каждым из них всего окружения, формы поведения и характер исполнения производственных задач. 3. Позиция отдельного рабочего в социальной структуре предприятия, характеризующая его общественный престиж и статус, удовлетворяет его потребности в гарантированности своего существования, по крайней мере, столь же серьезно, как и высота заработной платы; а с точки зрения социальной жизни рабочих она имеет скорее даже большее значение, чем зарплата. 4. Восприятие отдельным рабочим условий своего собственного труда, его «самочувствие» в производственном процессе, многое (если не все) из того, что относится к «психофизике индустриального труда», следует оценивать не как «факт», а как «симптом», т.е. не в качестве свидетельства о фактическом состоянии условий индивидуальной трудовой деятельности, а в качестве показателя его индивидуально-психологической или социальной ситуации на производстве, и прежде всего — опять-таки — в производственном коллективе.