Парочка анекдотов о Шинсене

Командир десятой Харада Саноскэ был невменяем даже по Шинсеновским меркам. Например, когда один из старших самураев хана Айзу сказал (в _частном_ разговоре) Хараде, что тот не умеет себя вести (чистая правда) и вообще на самурая не похож, Харада ответил, что такие вещи проверяются просто. Вот он сейчас кое-что сделает - сможет ли уважаемый господин повторить? Вынул вакидзачи и воткнул в живот по рукоять. Оппонент с воплем сбежал. На крик примчался Кондо (тогда еще просто мастер додзё Шейкан), учинил Хараде скандал, вытащил нож, перевязал рану и - не обращая внимания на крайнее возмущение своего будущего комроты - перекинул его через плечо и отволок к врачу. Ками берегут сумасшедших - обошлось без перитонита и неисправимый Харада потом хвастался шрамом от сэппуку.

После «Дела о Дворцовых Воротах» Хиджиката говорил, что благодарные японцы должны поставить Кусаке Генсую по меньшей мере маленький храм – в благодарность за избавление страны от ... Кусаки Генсуя.

Г-н. подполковник вообще был большой любитель черного юмора. Как-то пришел шинсеновский патруль к одному деятелю, были у них подозрения, что кто-то в его доме связан с контрабандой оружия. Заходят, и видят, что хозяин, видимо, углядевший их в окно, пытается зарезаться. Ну, патрульные к нему - они ж его только подозревали, в мишенях он не числился, а Хиджиката так рукой повел, остановил и сказал наставительно "Никогда не следует мешать человеку поступать правильно. Продолжайте, сударь, мы вас не обеспокоим."

"Ах, какие от меня были неприятности"

В апреле 1868 "Кангун" (армия императора - то бишь армии Сацумы и Чошу) и "Куйю Чинбутай" (то есть армия сёгуната) оказались нос к носу у Нагареяма. Ночью были какие-то подвижки и кто-то со стороны Бакуфу с перепугу пальнул по императорскому штандарту. И на утро в лагерь Ишин Шиши является вежливый джентльмен, представившийся как Окубо Ямато (а там рядом действительно было родовое поместье Окубо - очень дальних родичей Окубо из Сацума), и объяснил, что он пришел извиниться за вчерашний инцидент и твердо обещать уважаемым оппонентам, что этот кабак больше не повторится.

Его естественно приняли, чаем напоили. На штаб и расположение войск он тоже посмотрел. И тут ками принес на позиции из Эдо Ариму Фуджиту. Каковой тут же поднял брови домиком и спросил - "А Кондо-то что тут делает?". А Кондо Исами естественно полагался на то, что в тот момент во вражеском штабе его ни одна душа не знала в лицо.

Но головы он не потерял - и спокойно ответил, что он такой-то такой-то, а этого господина впервые видит. Рыцари заколебались - всем же было известно, что Кондо Исами деревенщина неумытая, а тут был господин вполне комильфо, вплоть до китайской поэзии... И тут кто-то вспомнил, что у них там под стражей сидит пойманный дезертир из армии Бакуфу. Его привели - и он опознал Кондо.

Арима Фуджита был за то, чтобы обращаться с Кондо как с военнопленным - то есть отослать в Эдо и пусть командование разбирается. Но Кагава Кейзо и Тани Татеки, считавшие, что убийство Рёмы - дело рук Шинсена, настояли на том, чтобы с ним обошлись как с преступником. И на следующий день Кондо отрубили голову. По свидетельству Аримы, он вел себя с неприличествующим ситуации благодушием, разговаривал с охраной о погоде, объяснял самому Ариме, что конфуцианцы погубят Японию – при этом, только когда в ход пошли совершенно абсурдные аргументы, Арима понял, что его разыгрывают, давал палачу инструкции отностельно оптимального угла удара, а когда дошло до дела, поднял глаза к небу, мечтательно улыбнулся и произнес “Ах, какие от меня были неприятности...» столь довольным тоном, что чуть не сбил палачу прицел.

Его люди все это время искали его - но Кондо не сказал, куда идет, так что Хиджиката узнал о его смерти на следующий день из данных разведки.

Надо сказать, в командовании Куйю Чинбутай все очень нервно смотрели на Хиджикату - Юпитер его знает, какую форму у этого человека примет горе... А он, как ни в чем ни бывало, пришел в штаб и сказал, что поскольку военспец здесь теперь он, то он просит окружающих не мешать ему работать, до окончания критической ситуации. И начал готовить прорыв из уже образовавшегося окружения, каковой прорыв и осуществил с присущим ему блеском.

И ничего. Совершенно не изменился, о Кондо говорил так, как будто тот только что вышел. А спрашивать, понятное дело, никто не решался. И было это дело покрыто тьмой, пока едва ли не через год уже на Хоккайдо Эномото Такеаки, человек молодой и бестактный, не сказад Хиджикате, что люди, которые сейчас очень рады видеть его во главе армии, не потерпят его на этом посту после победы (если, конечно, таковая состоится). На что Хиджиката, не моргнув глазом, ответил, что этим господам беспокоиться не о чем, потому что как только закончится чрезвычайное положение, вступят в силу правила организации, к которой он до сих пор принадлежит, поскольку выход из нее не предусмотрен.

Адмирал, повторяю, был человек бестактный, а потому, наполовину в шутку, спросил, о каком правиле идет речь. И получил в ответ, что о номере шестом (если командир соединения убит, его подчиненные не могут без приказа покинуть его). Так и выяснилось, что именно думает Хиджиката о смерти Кондо и о себе в этой связи.