Исследования семантической функции

Эта линия исследований связана с предположением. что ни синтаксис, ни семантика не могут рассматри­ваться изолированно, потому что единственная цель раз­ного рода синтаксических трансформаций — это передача реальных аспектов значения. Если трансформации ис­пользуются в своей естественной функции передачи семан­тических отношений (которую они обычно выполняют в естественном языке), они очень легко выполняются и по­нимаются. Особая трудность, которую вызывают транс­формации в психолингвистических экспериментах, объ­ясняется тем фактом, что в данном случае трансформа­ции используются не в тех контекстах, в которых они обычно выполняют свою естественную семантическую функцию. Основной целью исследований семантической функции является попытка определить те семантические контексты, которые облегчают выполнение каждого типа синтаксических трансформаций. Предполагалось, что это будет способствовать выявлению тех «реальных» ситуаций, в которых эти трансформации легко и естественно используются для выполнения конкретных семантических функций.

Первым в этой области был эксперимент Уосона (Wason, 1965), в котором исследовались контексты естественного использования негативной трансформации. Именно этот тип трансформаций вызывал наибольшие трудности в экспериментах на оценку предложений, опи­санных в предыдущем разделе. Однако если бы эта трансформация всегда была труднее утвердительной, можно было бы предположить, что она бы вовсе ис­чезла в результате естественного языкового отбора. Тот факт, что эта трансформация сохранилась, говорит о том, что в некоторых случаях она используется для выполнения особой семантической функции. Уосон выска­зал предположение, что один из контекстов, «контекст отрицания правдоподобного», как он выразился, возникает в том случае, когда отрицательное предложение используется для исправления ошибочного суждения. Так, предложение Поезд сегодня не опоздал звучит разумно, если обычно этот поезд опаздывает, потому что оно исправляет ошибочное в данном случае ожидание того, что поезд и сегодня опоздает. Точно так же оче­видно, что на понимание отрицательного предложения Я сегодня не иду на работу потребуется не больше вре­мени, чем на понимание утвердительного Я сегодня иду на работу. Действительно, если известно, что говорящий вообще ежедневно ходит на работу, то в отрицатель­ном предложении содержится больше информации, по­тому что отрицается обычное ожидание слушателя.

Для проверки этого предположения Уосон разрабо­тал блестящий экспериментальный прием: испытуемым предлагался набор из восьми пронумерованных кругов, причем семь из них были красного цвета, а один (напри­мер, круг 4) был синий. Поскольку синий круг № 4 представлял исключение из всех остальных, могло воз­никать неправильное предположение, что он тоже крас­ный; согласно экспериментальной гипотезе, в таком случае для исправления этого неправильного предполо­жения должно было, естественно, употребляться отрица­тельное предложение. Это предположение подтверди­лось, потому что у испытуемых уходило гораздо меньше времени на завершение предложения Круг 4 не,., (крас­ный), чем на предложение Круг 7 не... (синий).

Грин (1970 а, b) предложила понимать функцию от­рицания шире: отрицание используется не только для исправления ошибочного предварительного предположе­ния, но и для отрицания любого, истинного или ложного, предварительного предположения. Было высказано пред­положение, что отрицание изменяет более глубокие смысловые отношения, чем внешние логические отноше­ния. Это значит, что отрицание затрагивает отношения между двумя суждениями, отрицательным и предвари­тельным суждениями. Утверждение, напротив, не свя­зано никакими особыми отношениями с предваритель­ным суждением. Другими словами, выбор в качестве формы отрицания именно отрицательной конструкции говорит о том, что говорящий не просто выносит какое-то суждение, но что он делает это относительно какого-то предварительного утверждения, выраженного либо в явной форме, либо в форме невысказанного ожидания. Как писал Кларк, «всякий раз, когда говорящий упот­ребляет отрицание, он делает предположение относи­тельно представлений (или кажущихся представлений) своего собеседника».

Эту точку зрения можно проиллюстрировать приме­рами из «реальной жизни», когда исключительную важ­ность приобретает отрицание какого-то предшествую­щего предположения. В качестве примеров можно при­вести предложения Я не хотел быть невежливым и Не­виновен независимо от того, являются ли эти высказы­вания объективно истинными или ложными. Интересно отметить, что в английском языке нет специальной кон­струкции для отрицания предварительного отрицатель­ного предположения, для этого используется особая ин­тонация или/и вспомогательный глагол do, например But I did shut the door в ответ на You didnt shut the door (Ты не закрыл дверь). В других языках, например во французском, есть специальная форма утвердитель­ного предложения для отрицания предшествующего от­рицательного суждения. Во французском языке, напри­мер, употребление От, что обычно означает да, выра­жает согласие (Да, я не закрыл дверь), а использование si означает несогласие (Да, я закрыл дверь). Такое различие в выборе формы говорит о том, что существует действительное, различие между утверждением и отри­цанием,

Отсюда следует, что, если функцией отрицательной конструкции является сообщение об отрицании или про­тиворечии, эта конструкция не должна вызывать труд­ности в тех контекстах, где она используется для изме­нения значения. Для проверки этого вывода Грин про­вела эксперимент, в котором испытуемым предлагались пары предложений и требовалось установить, одинаковы или различны их значения. Было обнаружено, что мень­ше времени уходит, чтобы установить различие значений у предложений

х больше у

х не больше у (где х и у — различные числа), чем на установление сходства значений у предложений у больше х

 х не больше у.

Этот результат рассматривается как подтверждение предположения, что оперирование отрицательными кон­струкциями облегчается, если они используются для вы­полнения своей естественной функции — сообщения об изменения значения.

В этом же эксперименте в качестве контрольных ис­пользовались пары активных и пассивных предложений, и в данном случае понимание предложений не облегча­лось различием их значений. Действительно, пара пред­ложений с разными значениями:

х превышает у

х превышается у

оказывалась, как правило, труднее, чем пара предложе­ний с одинаковыми значениями:

у превышает х

х превышается у.

Далее, было обнаружено, что оценка первой пары отри­цательных предложений с «разными значениями» зани­мает меньше времени, чем оценка активных и пассив­ных пар. Это говорит о том, что отрицательная конструк­ция не вызывает особых трудностей, когда используется для изменения значения. Это расходится с результатам ч других экспериментов на оценку предложений, в кото­рых отрицательные конструкции вызывали большее за­труднение, чем пассивные.

Что касается функции пассивной трансформации, то в исследовании Грин было сделано предположение, что она не связана с изменениями значения. Как и в случае других стилистических различий, которые, видимо, не меняют семантического содержания высказывания, проб­лема состоит в том, чтобы определить роль этого явле­ния в языке. Некоторые исследования последних лет показали, однако, что, хотя пассивная трансформация не меняет общего значения высказывания, она может вызывать изменения в относительной значимости логи­ческого субъекта и логического объекта. Джонсон-Лэард (Johnson-Laird, 1968) исследовал этот вопрос. Он пред­лагал испытуемым выбрать одну из нескольких синтак­сических форм высказывания, чтобы передать относи­тельные различия в размерах раскрашенных участкоз на предъявляемом изображении. Когда испытуемые пы­тались выразить разницу в размерах между логическим субъектом и объектом, наблюдалась тенденция выбирать для такого описания пассивную, а не активную форму. Обычно использование пассива предполагает перемеще­ние логического объекта в начало предложения; именно эту форму и предпочитали испытуемые, когда хотели при помощи логического объекта подчеркнуть цвет, на­пример: There is a red area that is preceded by a blue area. Интересно, что, когда испытуемые желали выде­лить логический субъект, они опять-таки использовали пассив, но в необычной, перевернутой форме There is a blue area that a red area is preceded by, а не в прямой активной форме There is a blue area that precedes a red area. Джонсон-Лэард утверждает, что пассив выполняет две функции: привлекает внимание к различному ударе­нию на логический субъект и объект и указывает на это ударение посредством изменения порядка слов.

Другие эксперименты также показали, что использо­вание пассивной конструкции повышает относительную значимость логического объекта. Кларк (Clark, 1965) показал, что, когда испытуемым предлагается заполнить пробелы в активных и пассивных моделях предложений, они чаще выбирают одушевленные существительные на роль логического объекта в пассивных, чем в актив­ных предложениях. Аналогичный результат был получен в эксперименте Джонсона (Johnson, 1967), в котором бессмысленные слоги, занимавшие места субъекта и объекта в активных и пассивных предложениях, оцени­вались по шкалам активности и силы (potency) семан­тического дифференциала (см. Osgood et al., 1957). Тот факт, что оценки субъекта и объекта в пассивных пред­ложениях были гораздо выше, чем в активных, снова говорит о том, что в пассивной конструкции значимость логического объекта меняется.

Все эти данные делают весьма вероятным предполо­жение, что в пассивном предложении типа Собака пре­следуется кошкой вместо ядерного предложения Кошка преследует собаку смысловой центр перемещается с ло­гического субъекта кошка на логический объект собака. Выбор конкретной формы высказывания, несомненно, за­висит от многих факторов, включая, например, неписа­ные стилистические правила употребления пассива в научной литературе. Тем не менее экспериментальные исследования языковой активности с целью установления взаимосвязи между выбором синтаксической формы и семантическим контекстом проливают некоторый свет на факторы, определяющие выбор синтаксической формы в реальной речи.

Следующий вопрос, который нам предстоит рассмот­реть, — это вопрос о том, каким образом на основе этих исследований можно интерпретировать результаты экс­периментов на оценку предложений, описанных в преды­дущем разделе, и в частности неожиданную взаимосвязь между отрицательной конструкцией и истинностью вы­сказывания. Как уже говорилось, во многих эксперимен­тах было обнаружено, что истинными высказываниями легче оперировать, чем ложными, но в случае отрица­тельной конструкции дело обстояло как раз наоборот.

С точки зрения гипотезы о семантической функции можно предположить, что именно ложные отрицатель­ные предложения выполняют функцию сигнала об изме­нении значения, потому что они отрицают ту ситуацию, которая изображена на предлагаемой картинке. Истин­ные отрицательные предложения, напротив, используют­ся в неестественной функции, потому что они, по суще­ству, подтверждают то, что изображено на картинке, то есть не изменяют при этом значения. Именно этим мож­но объяснить тот факт, что истинные отрицательные предложения вызывали больше трудностей, чем ложные. В случае утвердительной конструкции, естественно, можно ожидать противоположных результатов, то есть истинные утверждения должны вызывать меньше за­труднений, чем ложные, отрицающие истинное положение вещей. Каким бы правдоподобным ни казалось это предположение, следует, однако, заметить, что существует еще одна гипотеза относительно связи между отрица­нием и истинностным значением в рамках информаци­онной модели, к которой мы сейчас и перейдем.