Что такое «правило»?

Мы уже не раз отмечали, что говорящий знает пра­вила своего языка, что в речи ребенка появляются различного типа правила. Вы, очевидно, помните, что огромная продуктивность человеческого языка — способ­ность производить и понимать бесконечное число новых предложений — требует того, чтобы речь строилась по каким-то грамматическим правилам, а не на основе заучивания множества отдельных сочетаний слов. Но такое определение правила, к сожалению, весьма рас­плывчато и легко может быть неправильно понято. Слово «правило» может создать у вас впечатление, что психо­лингвисты предполагают у людей умение формулировать эксплицитные грамматические правила и что дети обучаются этим правилам. Конечно, мы имеем в виду совсем другое. Никто из нас не может, например, сфор­мулировать все правила английской грамматики. Вероят­но, это столь важное понятие правила станет яснее, если мы будем искать в поведении человека те данные, на ос­новании которых можно сказать, что человек «владеет» определенными правилами или «действует» так, словно «знает» их. (Я полагаю, что этот подход может оказаться перспективным для исследования и других областей че­ловеческого поведения, хотя здесь речь идет лишь о пра­вилах, связанных с развитием грамматики у детей.)

Существуют несколько уровней доказательства суще­ствования правил, от весьма слабых до вполне убеди­тельных. Проще всего получить такие данные, анализи­руя естественное поведение — в нашем случае спонтанную речь ребенка. Например, на элементарном уровне двусловных высказываний, который мы только что рассмотрели, уже можно выявить некоторые закономер­ности, хотя бы потому, что в речи этого периода встре­чаются не все теоретически возможные комбинации слов. Это первое свидетельство существования правил, почерп­нутое из онтогенеза — закономерности поведения.

Более строгим доказательством существования пра­вил являются поиски ребенком возможности распростра­нения этих правил на новые случаи. Как мы уже видели, спонтанная речь ребенка содержит немало свидетельств этого, а именно высказываний типа it breaked и two mou­ses. Джин Берко (Berko, 1958) создала прямой тест для обнаружения способности ребенка переносить морфоло­гические правила на новые слова, и разработанный ею метод, вероятно, окажется эффективным и для исследо­вания других систем правил. Берко предлагала детям новые слова, и они имели возможность применить свои лингвистические знания для использования этих слов. Например, ребенку показывают картинку, на которой изображено маленькое животное под названием wug, а затем просят описать картинку, на которой изо­бражено два таких животных. Если ребенок говорит wugs, это является убедительным доказательством того, что он знает, как при помощи данного окончания по­строить форму множественного числа в английском языке, несмотря на то что он безусловно не слышал никогда раньше слово wug.

Но существуют и еще более строгие тесты или опре­деления правила. По мере развития ребенок обнаружи­вает нормативное чувство правила, а именно он научается определять, является ли высказывание правильным отно­сительно некоторого языкового стандарта. Это как раз то, что лингвисты называют «чувством грамматичности». Существует несколько уровней доказательства того, что чувство грамматичности появляется с возрастом, демон­стрируя все большую уверенность ребенка в его лингви­стических силах.

И снова самые ранние свидетельства этого мы обна­руживаем в спонтанной речи ребенка. Когда ребенок прерывает свою речь и сам поправляет ошибки, мы мо­жем видеть, что он уже управляет своей речью в соответ­ствии с каким-то представлением о правильности. К трем годам случаи самостоятельного исправления ошибок становятся весьма часты. Вот магнитофонная запись речи

трехлетней девочки: She had a silly putty like me had... like I... like I did. Очевидно, что девочка, строя фразы, проверяет свою речь по каким-то языковым правилам. Анализ других высказываний этой девочки показал, что она использует в качестве стандарта своего чувства грамматичности собственные языковые правила, а не правила, которыми пользуются взрослые. Например, в одном из высказываний она «поправляла» себя так: Why... Why... Why ducks have not... Why ducks have no hands?

Возможно, еще более убедительным показателем чув­ства грамматичности является тот факт, что дети начи­нают замечать отклонения от нормы в речи других. Из­вестно, что трехлетние дети поправляют речь других детей и даже родителей, хотя хронологическая зависи­мость между исправлением собственной речи и речи других не была установлена.

Наиболее строгим критерием существования грамма­тических суждений является ответ на прямо поставленный вопрос. Можно спросить ребенка, например, как «лучше» или «правильнее» сказать: two foots или two feet. Эго наиболее типичный прием в работе лингвиста со взрос­лым информантом. Способность открыто выражать грам­матические суждения развивается в детстве довольно поздно и, к сожалению, очень трудно исследуема у ма­леньких детей. Бесплодные попытки такого рода исследо­ваний удачно названы «эффектом бух-бух-стреляю», о котором писали Роджер Браун и Урсула Беллуджи-Клн-ма (Brown and Bellugi, 1964):

Экспериментатор: Ну-ка, Адам, послушай меня. Как лучше сказать... вода или воды?

Адам (2 года): Бух-бух-стреляю.

Итак, в нашем распоряжении есть следующие данные, подтверждающие существование правил. Мы можем быть абсолютно уверены, что ребенок обладает какой-то систе­мой правил, если его речь подчиняется каким-то законо­мерностям, если он переносит эти закономерности на новые случаи и если он может определить отклонения от этих закономерностей в своей речи и в речи других. Это и имеют в виду обычно психолингвисты, говоря, что ребе­нок обучается, или создает, или овладевает лингвистиче­скими правилами. Отметьте, что я не упомянул здесь тест, который мог бы дать самый точный ответ на вопрос о существовании правил: Может ли данный человек

сформулировать правило эксплицитно? Как я уже отме­тил выше, если бы мы приняли этот критерий, никто из нас, конечно, с этим тестом не справился бы. Поскольку до сих пор не написана исчерпывающая и адекватная грамматика английского (как и любого другого) языка, никто из нас не знает (если оценивать знания по этому критерию) правил английского языка. Мы следуем этим правилам и пользуемся ими имплицитно, но в очень редких случаях мы можем их сформулировать, и то не совсем правильно и весьма неуверенно. Способность эксплицитно формулировать правила не интересует нас в данном случае, потому что она представляет собой способность, совершенно отличную от рассматриваемой здесь нами. Как писала Эрвин-Трипп, «для того, чтобы стать носителем языка... нужно овладеть... правилами... Это значит, конечно, что нужно научиться вести себя так, как будто ты знаешь эти правила» (Slobin, 1967, р. X, курсив мой. — Д. С.).

С точки зрения ученого все сказанное означает, что возможно описать поведение говорящего в терминах некоторой системы правил. Однако такое описание не должно ставить перед собой цель доказать, что изобре­тенные учеными правила реально существуют в сознании индивида в каком-то психологическом или физиологиче­ском смысле. Если сформулировать это очень грубо и коротко, то можно сказать, что только что описанные виды поведения служат свидетельством того, что человек «будто бы знает правила» этого поведения.

Психолингвистика развития в США накопила много такого рода данных, позволяющих с уверенностью ска­зать, что дети, во всяком случае говорящие по-англий­ски (независимо от цвета кожи и классовой принадлеж­ности), развивают, проверяют и уточняют систему грам­матических правил до тех пор, пока она не совпадает с языковой способностью взрослых. Более того, имею­щиеся данные говорят о том, что разные дети проходят поразительно схожие этапы речевого развития (см., на­пример, Brown, Cazden, Bellugi, 1970; Cazden, 1968; Klima, Bellugi, 1966). И даже та сравнительно небольшая информация о развитии детей на материале других язы­ков, которой мы располагаем, позволяет предположить универсальность основных этапов и процессов овладе­ния языком (Slobin, 1966).