klassicheskoe_arabskoe_yazykoznanie

научил его именам ангелов». Есть также такие, которые говорят: «Он научил именам все свое потомство»17.

Мы склоняемся к тому, что мы упомянули об Ибн ‘Аббасе. Будь то иначе, рассказчик не сказал бы: «Затем ‘ara»ahunna èëè ‘ara»ahª»18. Когда он сказал: ‘ara»ahum, ему было известно, что это касается знатных лиц рода Адама или ангелов, поскольку предмет названия в языке арабов таков, что на то, что наделено разумом, говорят ‘ara»ahum, à íà òî, ÷òî íåò – ‘ara»ahª èëè ‘ara»ahunna. Ему сказали: «Но ведь он сказал именно так. Воистину Аллах всезнающ, поскольку он объединил вместе то, что наделено разумом, и то, что не наделено, отдав предпочтение наделенному разумом. Таков один из обычаев арабов (я имею в виду главу преобладания). Примером служит высказывание Того, высоко восхваление которого: «Аллах сотворил из воды всякую живность. Среди нее есть такая, что ползает на животе, такая, что передвигается на двух ногах, и такая, что на четырех. (Аллах говорит, что пожелает. Воистину Аллах всемогущ)» [ХIV: 45]. Он сказал «среди нее» (min-hum), отдав предпочтение тому, что ходит на двух ногах, а это – сыновья Адама.

А когда он говорит: «А разве вы говорите, что в нашей ре- чи sayf, Éusªm, ‘a»b («меч») и прочие из качеств19 – суть ниспослания вплоть до того, что в ней нет совершенно ничего, о чем бы все договорились?» Ему отвечают: «Именно так мы и говорим. Свидетельством правильности того, на чем мы настаиваем, является ’iÈmª‘ (единодушие во мнении) ученых в приведении в качестве доказательства языка людей в отношении того, в чем у них существуют разногласия в употреблении, и того, в чем есть согласие, далее – [таким свидетельством являются] их

преданий. Умер в 103/721–722 г. [Ma‘ªrif: 196; Yªqñt, XXVII: 77; £abaqªt al-Farrª’, II: 41].

17О других точках зрения см.: [Muzhir, I: 128], а также примечания издателя ¹ 3 на с. 32].

18В книге «Ma‘ªnÌ al-Qur’ªn» («Смыслы Корана») ал-Фарра’ говорит: «wa-hiya fÌ Éarf ‘Abdillah ‘ara»ahunna wa-fÌ Éarf Ubayya ‘ara»ahª».

19Husªm – îò Éasama «резать, отделять, отрезать»; ‘a»b «острый» – прилагательное качества.

стихи. Если бы язык был установлен или образован по общей договоренности, у них (ученых. – В.Р.) не было бы этого доказательства – лучшего, нежели наше.

Мыслитель, видимо, считает, что язык, который, как мы показали, ниспослан, появился сразу целиком в одно время. Однако это не так. Аллах – Всемогущий и Великий – ниспослал Адаму – мир ему! – то, чему пожелал бы обучить его, и то, в знании чего он в то время нуждался. Затем он (Адам) распространил то, чего пожелал Аллах. После этого Адам – мир ему! – научил из арабов пророков – да благословит его Аллах! – одного пророка за другим тому, чему пожелал Аллах научить их, пока дело не дошло до пророка Мухаммада – да благословит его Аллах и ниспошлет мир ему! Всемогущий и великий Аллах дал ему [из знаний] полностью то, чего не давал до него никому – лучшее из имеющегося в языке. Затем дело успокоилось, и мы не знаем того языка, который имел место потом. Вот поэтому и появились критикующие науку, отвергающие и не принимающие ее.

Как стало известно через Абу ал-Асвада, что какой-то че- ловек говорил о чем-то, что Абу ал-Асвад отрицал. Абу ал-Ас- вад спросил его об этом и тот ответил: «Это – язык, который до тебя не дошел». Он сказал ему: «О, сын моего брата! Воистину нет добра в том, что до тебя не дошло». И он объяснил ему любезно, что все, о чем тот говорил, – выдумка.

Другая особенность: до нас не дошло то, что люди из арабов в близкое к нам время пришли к единому мнению относительно названия какой-либо вещи по взаимному согласию; исходя из этого, мы доказываем, что взаимное согласие имело место до них. К тому же у сподвижников Мухаммада – да будет доволен ими Аллах! – красноречивых и говорящих ясно – было в видении и благородных науках то, в чем нет тайны. Мы не знаем о них того, чтобы они взаимно договорились об изобретении языка или создании какого-нибудь слова, которого до них не было. Известно, что события мира происходят только с его истечением (прекращаются только с его гибелью). Именно во всем этом – доказательство правильности того, о чем мы утверждаем в настоящей главе.

ГЛАВА, рассказывающая об арабском письме и первом, кто писал на нем

[34] Передают, что первым, кто написал арабскую и сирийскую книгу, и вообще все книги, был Адам – мир ему! – перед смертью в 300 году. Написал он их на глине, которую затем обжег. А после того как землю постиг потоп, каждый народ нашел Книгу и записал ее. Исма’илу – мир ему! – досталась арабская книга. Ибн [Аббас говаривал: «Первым, кто написал арабскую книгу, был Исма’ил, мир ему! Он написал ее своим словом и речью».

Сообщения по этому вопросу многочисленны и разнообразны. Мы в этой связи говорим: «Арабская письменность ниспослана [свыше]». Это очевидно из сказанного Им – Великим и Всемогущим – «читай во имя Господа твоего, который сотворил. Сотворил человека из сгустка. Читай: Господь твой благородный. Он научил при помощи калама. Научил человека тому, чего он не знал» [XCVI: 1–5], Тот, велико восхваление которого, сказал: «...калам и то, что пишется» [LXVIII: 1]. Если это было так, то он мог и ниспослать Адаму – мир ему, – или другому из пророков – мир им! – Книгу. Что же касается того, чтобы он придумал ее сам, то верность этого можно подтвердить только путем правильного сообщения.

Люди утверждают, что чистокровные арабы не знали этих букв по названиям и что они не знали ни naÉw’a20, íè i ‘rªb’a21, íè raf ‘a22, íè naêb’a23, íè hamz’a24.

20NaÉw – «направление, азимут», отсюда – «грамматика», или yже «синтаксис».

21I ‘rªb – «ясный, чистый арабский выговор», то есть с изменениями конечной гласной, выражающей в именах падежи, а в глаголах – наклонение; флексия.

22Raf ‘ – постановка имени в именительный падеж или глагола в изъявительное наклонение.

23Naêb – постановка имени в винительный падеж, глагольной формы –

âсослагательное наклонение.

24Hamz – постановка хамзы, произношение хамзы.

Говорят, что свидетельством этому является рассказ коекого из них о неких бедуинах. Одного из них спросили: «Произносишь ли ты имя Исра\иль с хамзой?» Он ответил: «Если это человек, то нет!» Они говорят, что он так ответил потому, что не знал, что hamz – это только сжатие и давление. Другого спросили: «Ставишь ли ты в родительном падеже имя FilasïÌn?» Он спросил в ответ: «Я, таким образом, поистине силен?» Некоторые красноречивые арабы слышали, как декламируется (размер раджаз):

«NaÉnu banÌ ‘alqamata-l-aâyªrª»

(Мы – сыновья наилучшего колоквинта25).

Его спросили: «Почему ты поставил в винительном падеже слово banÌ ?» Он ответил: «Я не ставил его в винительном падеже». Это потому что о naêb’e он знал только то, что это подпорка для чего-нибудь. Говорят, что ал-Ахфаш26 рассказал об одном чистокровном бедуине, которого попросили продекламировать касыду на dªl. Тот спросил: «А что такое dªl?» Рассказывают также, что Абу Хаййу ан-Нумейри27 попросили продекламировать касыду на kªf. Он сказал (размер вафир):

«Kafª bi-n-na’yi min ’asmª’i kªfi Wa-laysa li-suqmihª ’iü ïªla ëªfi»28.

Мы говорим: «Причина этого – разногласие в том, чего придерживаются эти люди». Наша точка зрения по этому вопросу –

25Название вида горькой травы.

26Ахфаш – ар.: «имеющий маленькие глаза и слабое зрение». Этим лакабом называли нескольких разных филологов – лексикографов и грамматистов. Здесь неясно, идет ли речь об Ахфаше Старшем – Абу ал-Хаттабе Абдальхалиде б. Абдальмаджиде – одном из учителей Сибавайхи, известном полемисте в вопросах i ‘rªb’а, или имеется в виду Ахфаш Средний, то есть Са‘ид б. Мас‘ада – ученик Сибавайхи, умерший в 215/830–31 г.

27Абу Хаййа ан-Нумейри – это ал-Хайсам б. ар-Раби‘ ан-Нумайри алАмири ал-Кайси, один из передатчиков Фараздака, обвинявшийся во лжи [žu‘arª’, II: 749; AȪnÌ, XV: 61; ”izªna, IV: 283 è äð.].

28Бейт и хабар имеются в «Лисане»; сам бейт относится к числу шахидов «Муфассаля» аз-Замахшари (см. с. 220) и является началом касыды из дивана Башара б. Аби Хазима ал-’Асади (с. 142).

ниспосланность. Мы говорим: «Названья этих букв входят в названья букв, которым обучил Аллах – велико восхваленье его! – он обучил им Адама – мир ему!

Великий и всемогущий сказал: «Он научил его ясности» [LV: 4]. А что есть основой ясности, если не знание букв, при помощи которых ясность достигается? И почему тот, кто на- учил Адама – мир ему! – всем именам, не мог научить его [также и буквам] ’alif, bª’, ÈÌm è dªl ?

Что же касается тех из кочевых арабов, о которых рассказывают, что они не знали о hamz’e, Èarr’e, [буквах] kªf è dªl, то мы и не утверждаем, что все арабы – оседлые и кочевники – знали все письмо и все буквы. Ибо кто такие арабы в древности, если не мы же сегодня: ведь не каждый умеет читать и писать. Абу Хаййа умел; возможно, и задолго до него были такие, кто умел писать и читать. Среди сподвижников пророка Аллаха – да благословит их Аллах и да ниспошлет мир им – были писцы, среди которых – эмир правоверных ‘Али29 – благословения Аллаха ему, – ‘Усман30, Çàéä31 и другие. Абу ал-Хасан ‘Али б. Ибрахим ал-Каттан32 рассказал мне: «‘Али б. ‘Абдаль‘азиз33

29Али б. Аби Талиб (ум. 661) – двоюродный брат и зять Пророка Мухаммада, четвертый праведный халиф [Ислам, 18].

30‘Усман б. ‘Аффан б. Аби ал-‘Ас б. Умеййа б. Абдашшамс ал-Курей- ши (ок. 575–656) – третий праведный халиф. Богатый мекканский купец из рода умаййа, один из первых последователей Мухаммада, женился на его дочери (ок. 610) [Ислам: 242].

31Зайд б. Сабит (ок. 615 – ок. 665) – секретарь-писец Мухаммада, составитель письменного текста Корана. Ясрибец из племени хазрадж. Еще до переселения Мухаммада в Ясриб (позже – г. Медина) знал наизусть несколько сур Корана. Став писцом Мухаммада, записывал некоторые его «откровения», вел его переписку. Писал по-сирийски, знал арамейский и, возможно, древнееврейский языки. После смерти Мухаммада составил первый письменный текст Корана [Ислам: 73].

32Àáó ал-Хасан Али б. Ибрахим ал-Каттан (868–956) – один из учителей Ибн Фариса, разносторонний филолог и шафиитский факих [Irëªd, XII: 218].

33Àáó ал-Хасан б. ‘Абдаль‘азиз (ум. 900) – лексиколог и лексикограф, хадисовед [Irëªd, XI: 11].

сообщил нам от Абу ‘Убейда34, сказавшего: «Ибн Махди35 рассказал нам от Ибн Мубарака36, который рассказал: «Рассказал мне Абу Ва’иль – шейх из жителей Йемена – от Хани37, который сказал: «Я находился в [племени] ‘Усман и они показывали рукописные экземпляры Корана. Он послал меня с бараньей лопаткой к Абу б. Ка‘абу38, на которой было написано: «lam yatasanna»39, «fa-amhil al-kªfirÌn»40 è «lª tabdÌla li-l-âalqi»41. Он говорит, что тот потребовал чернильницу, вычеркнул один из двух lªmов и написал li-âalqi-l-lªh, перечеркнул fa-’mhil, написав mahhil, и написав yastannah, добавил букву hª ’, Так неужели Абу Хаййа не умел писать, как доказывают эти «знатоки»?

То, что мы говорим о Йarf ’ax, касается нашего высказывания об i ‘rªb’å è ‘arñ»’å. Свидетельством правильности этого является то, что люди, вероятно, обсуждали i ‘rªb, о чем мы можем узнать, изучив начало касыды ал-Хутай’и42 (усеченный kªmil):

«žªqatka ’aü‘ªnun li-laylª dñna nªüiratin bawªkiru».

Мы видим, что все ее рифмы [достигаются] скандированием, а i ‘rªb получается постановкой в raf ‘. Если бы ал-Хутей’а не

34Абу ‘Убайд ал-Касим б. Саллам (770–838), видный лексиколог и грамматист, автор словаря «Al-GarÌb al-muêannaf» (ñì. ãë. 6) [GAS, VIII: 81-87].

35Абу Джа‘фар б. Махди ал-Исфахани [Taükira, II: 157].

36Абдаллах б. Мубарак б. Вадих ал-Марвази (736–797), хадисовед и факих [A‘lªm, II: 775].

37Абу Барда Хани\б. Наййар [Ma‘ªrif, 149: 286]

38Ум. в 649 г. Автор откровений, у которого был свой список Корана [A‘lªm, I: 28].

39«И посмотри на твою пищу и питье, оно не испортилось» [II: 261 (259)].

40«Дай же отсрочку неверным, отсрочь им немного» [LXXXVI: 17].

41«Нет изменений в творении Аллаха» [XXX: 29(30)]. Во всех трех отрывках фрагменты незначительно отличаются от текста Корана. – В. Р.

42Ал-Хутай’а (ар. «карлик») – лакаб. Полное имя: Джарвал б. Авс ал- ‘Абаси ал-Кайси. Родился ок. 600 г., ок. 630 г. принял ислам, потом вернулся в язычество, о чем вскоре раскаялся. В глазах мусульман, однако, оставался недостаточно правоверным. Мастер поэтического жанра хиджа [Фильштинский, 1985: 109].

знал об этом, он не уподобил бы с i’rªb‘ом то, с чем не согласен, а подобное совпадение в одной огласовке вряд ли могло получиться неосознанно.

Рассказчик говорит: сообщения о том, что именно Абу алАсвад явился первым, кто положил начало арабскому [языку], изобилуют. Ал-Халил же явился первым, кто говорил об ‘arñ»’е. Ему сказали: «Мы этого не отрицаем, но говорим, что эти две науки существовали давно; с тех пор прошло много времени, и у людей осталось мало сведений о них, но затем их обновили эти два знатока языка. Наше знание о значении i’rªb‘à продвинулось вперед. Доказательством же того, что и ‘arñ» был известен, является общее мнение ученых людей о том, что когда язычники услышали Коран, они сказали (или же кто-то из них сказал): это – поэзия. Ал-Валид б. ал-Мугира43, возражая им, сказал: «Я пробовал скандировать то, что читает Мухаммад, в ритме поэзии, напевая и декламируя так и эдак, но не нашел, что это хоть как-нибудь было бы похоже на нее». Говорит ли это о том, что этот ал-Валид не знал поэтических размеров? Люди утверждают, что науки существовали и в старые, античные времена и что они были изучены и обновлены в близкое к нам время, и что они переводились и передавались, переходя из языка в язык. Если бы это было не так, эти науки, благодаря помощи Аллаха, были бы отвергнуты у нас.

Он говорит: мы слышали, что вы говорите, что арабы, например, не употребляют две согласных в слове, начинающемся с двух согласных, и не останавливаются на гласной. Они называют одно лицо многими именами и объединяют многие вещи под одним именем. Мы сказали: «Мы говорим, что арабы делают так, подчеркнув, что это – ниспослание, вплоть до того, что речь идет о первом ниспославшем. Свидетельством того, что предки из числа сподвижников Мухаммада и другие люди зна-

43 Одно из влиятельных лиц во времена джахилиййи. Курайшит из ветви махзум, который был заклятейшим врагом Мухаммада. Первым снял сандалии, входя в Каабу [Ma‘ªrif: 551; Dª’irat al-mà‘ªrif alislªmÌya, IV: 1171].

ли арабский [язык], является то, что они создали рукописный список Корана, по которому грамматисты объясняют [слова] с wªw’îì, yª’, hamz’ом, долготой и краткостью. [При наличии в словах соответствующих букв], они пишут их с wªw’îì, yª’, не ставят подставку под хамзу после сукуна, например: âab’, dif ’, mal ’44. Это все стало столь сильным аргументом, что даже те из ученых, кто не желал следовать Корану, отказались от этого и стали ему следовать. Так ‘Абдаррахман б. Хамадан рассказал мне от Мухаммада б. Джахма аc-Симмари45, от ал-Фарра’, что тот сказал: «Найдя в Коране выражение речи арабов и чтения чтецов, я больше полюбил следовать ему, а не противиться». Он сказал: «Абу ‘Амр б. ал-‘Ала обычно читал: ’inna hªüayni la-sªÉirªni 46, а я на такое не осмеливался. Он читал: fa-’aêêad- daqa wa-’akñna47 и он добавил в «Книге» wªw, а мне [40] это не нравится. То, что сказал ал-Фарра’, он одобрил, но не одобрил того, что сказал Ибн Кутайба: «Переписчики Корана по этому вопросу вступили в противоречия».

ГЛАВА, рассказывающая о том, что язык арабов48 наилучший из языков и самый богатый из них

Аллах сказал – велико восхваление его! – «Воистину, это – ниспослание Господа миров. Снизошел с ним дух верный на твое сердце, чтобы оказаться тебе из числа увещающих на языке арабском, ясном»49.

44 Ар. слова, означающие «скрытое» [XXVII: 25], «согревание» [XVI: 5] и «наполнение» [III: 85(91)]. Слово mal’ Ибн Фарис дает с фатхой у К1, ÷òî

нигде не встречается в Коране, где: mil’ – с кясрой у K1 – Â. Ð.

45Нисба восходит к названию города Симмар между Басрой и Васитом. Речь идет о грамматисте Абу Абдаллахе Мухаммаде б. ал-Джахаме [Irëªd, VIII: 109; Inbªh, III: 88].

46’In hªüªni la-sªÉirªni («это два волхва») [XX: 66(63)].

47Fa-’aêêaddaqa wa-’akun («я стал бы подавать милостыню и я был бы…») [LXIII: 10].

48Ас-Суйути включил эту главу в 22-й naw ‘ «Музхира» («Особенности языка») [Muzhir, I: 321 и далее].

49XXVI: 192–195.

И охарактеризовал Тот, велико восхваление которого, этот язык самым совершенным, чем только можно описать речь – ясностью. Тот, велико восхваление которого, сказал также: «Сотворил человека и научил его изъясняться» [LV: 2(3)–3(4)]. Вначале Тот, велико восхваление которого, упомянул ясность перед всем, что объединено Его созданием и выделяется его основанием, – солнцем, луной, звездами, деревьями и другими совершенными творениями, искусно сделанными произведениями. Наделив арабский язык определением «ясность», Тот, велико восхваление которого, знал, что прочие языки не обладали этим качеством и пребывали ниже него.

Говоря, что «ясность» применима только в приложении к арабскому языку, рассказчик подразумевал то, что всякий, кто поймет правила арабской речи, достигнет ясности. Имеется в виду, что едва ли без арабского языка говорящий смог бы выразить свою мысль так, чтобы слушающий смог понять его намерение. Это низшая степень ясности, поскольку самое большое, что может сделать немой для выражения своего пожелания, – использовать жесты и движения. Но он уже не будет называться говорящим, тем более говорящим ясно и красноречиво.

Если ты считаешь, что прочим языкам присуща ясность языка арабского, ты ошибаешься. Ведь если нам будет нужно упомянуть о мече и его качествах на персидском языке, мы будем иметь для этого только одно имя. По-арабски же мы называем «меч» многими именами. То же относится и ко льву, и к лошади, и к другим вещам, имеющим много названий и называемым синонимами. А где имеется подобное в других языках? Где у них та широта, которой обладает язык арабский? И все это – не секрет для разумного человека… [ŸªÉibÌ 2: 40; Muzhir 3, I: 322].

4.6. Ибн Джинни

Несмотря на высокую репутацию Ибн Джинни среди современников как выдающегося ученого, относительно его жизни известно сравнительно немного. О ее раннем периоде можно

узнать, видимо, больше из его работ, нежели из скудных сообщений библиографов.

Абу ал-Фатх Усман б. Джинни родился в Мосуле, откуда приобрел свою нисбу Мавсили. Чаще он, однако, известен под другой нисбой – Багдади, поскольку в этом городе Ибн Джинни провел большую часть своей жизни и в нем же умер. Большинство авторов принимают дату его рождения 320/932 г., смерти – 392/1002 г.

Отец Ибн Джинни – византийский грек (rñmÌ) – был рабом именитого мосульца Сулаймана б. Фахда б. Ахмада ал-Азди. Имеются сообщения о том, что Ибн Джинни рассказывал, что имя его отца в переводе с греческого означало «человек благородного происхождения» (fª»il).

Однако испанский энциклопедист Ибн Хейр (1108–1179), в отличие от других арабоязычных авторов, утверждал, что отец Ибн Джинни имел тюркское происхождение, уродливую внешность, был необразованным и весьма ограниченным. Предположение о том, что Ибн Джинни был византийским тюрком, однако, почти не находит поддержки у других авторов [Bakalla, 1982: 9].

Сам Ибн Джинни указывает на свои греческие корни в пространной касыде, где хвастается своими обширными познаниями и благородным происхождением [BD, II: 191].

Неизвестно были ли мать и жена Ибн Джинни арабками, вместе с тем имеются сведения о том, что он воспитал трех сыновей и сам дал им прекрасное образование. Один из них – ‘Али Абу Саад ал-Багдади (ум. 1065) – был известен как прекрасный грамматист и каллиграф.

Юношеские годы Ибн Джинни провел в Мосуле, где полу- чил начальное образование. Видимо, хорошие наставники и одаренность юноши способствовали его раннему развитию как грамматиста, поскольку уже на втором десятилетии жизни он начал преподавать эту дисциплину в одной из крупных мосульских мечетей, бывших в те времена главными центрами знаний и учености.

Ибн Джинни обучался, очевидно, у многих учителей, главным образом в Мосуле и Багдаде. Он изучал традиционный набор дисциплин – грамматику АЯ, поэзию, адаб, Коран, хадисы. В его книгах упоминаются имена разных его преподавателей; М.А. ан-Наджджар называет 14 из них [”aꪒiê, I: 14–16].

Наиболее знаменитым наставником Ибн Джинни был видный багдадский грамматист Абу Али ал-Фариси (901–987). Сохранилась забавная история о том, как они познакомились. Как-то в 948 г. шестнадцатилетний Ибн Джинни читал лекцию по арабской грамматике в одной из крупнейших мосульских мечетей. Проходивший мимо ал-Фариси увидел его в окружении толпы учеников и остановился послушать. Возмутившись тем, как Ибн Джинни объяснял положения морфологии (taêrÌf), он воскликнул: «Еще и виноград не созрел, а ты уже изюм сушишь!» [BuИya, II: 132]. После этого случая Ибн Джинни оставил преподавание и стал учеником ал-Фариси. Он оставался его слушателем и коллегой на протяжении 40 лет, вплоть до смерти учителя.

Ибн Джинни очень гордился своим наставником, которого часто цитировал и восхвалял в своих трудах. Вместе с тем в них он оставался независимым в собственных научных суждениях.

С целью расширения кругозора и углубления знаний Ибн Джинни предпринимал путешествия в Алеппо, Дамаск, Шираз, Исфахан, поддерживал тесные связи с некоторыми грамматистами из других тогдашних центров учености.

После смерти ал-Фариси Ибн Джинни стал самым знаменитым багдадским грамматистом. Он возобновил лекции в крупных мечетях, где постоянно собирал огромную аудиторию. Ремесло преподавателя и сочинителя научных опусов приносило по тем временам немалый доход, позволявший Ибн Джинни быть вхожим в аристократические круги. Его принимали при дворах правителей и как выдающемуся грамматисту начисляли регулярное придворное жалованье.

Много сочинений Ибн Джинни посвящал своим высокопоставленным покровителям, в частности объемистый трактат «al- ”aꪒiê» («Свойства») был посвящен буидскому правителю Баха-

уддавла [”aꪒiê, I: 1]. М.Х. Бакалла считает, что Ибн Джинни занимал весьма престижное место в обществе, чего добился исключительно благодаря своим глубоким знаниям [Bakalla, 1982: 11].

Ибн Джинни слыл творческой натурой своего времени. Помимо трудов по филологии и грамматике, он написал немало касыд, прозаических и назидательных сочинений, которые хвалили многие читатели.

Эпоха Ибн Джинни была отмечена изобилием ученых и исследователей. Его современник, еще один замечательный уче- ник ал-Фариси – Али б. ‘Иса ар-Раба‘и (939–1029) был личным соперником Ибн Джинни. Другой багдадец – ‘Али б. ‘Иса арРуммани (908–994) прославился как грамматист и плодовитый литератор. Большой славы снискали грамматисты Абу Са‘ид ал-Хасан ас-Сирафи (ум. 978) и ал-Хусайн б. Ахмад (ум. 980), которого называли алеппским Ибн Халавайхи. Близким другом Ибн Джинни был знаменитый поэт и литератор Абу ат-Таййиб ал-Мутанабби (915–965). Его сочинения Ибн Джинни изучал под руководством автора, а также дважды комментировал поэтический диван Мутанабби. Источники указывают, что они нередко обсуждали вопросы арабской грамматики.

Почти невозможно перечислить имена многих учеников Ибн Джинни. Их список начинался бы с его собственных троих сыновей и включил бы грамматистов Абу ал-Касима ас-Сама- мини (ум. 1050), Абдуссалама ал-Басри (940–1014), Абу ал-Ха- сана ас-Симсими (ум. 1024), аш-Шарифа ар-Рады (970–1015) и многих других.

Достаточно сказать, что влияние научного наследия Ибн Джинни достигло Испании, а его труды изучались почти во всех уголках арабского мира.

4.6.1. Творческое наследие Ибн Джинни

Американский историк науки профессор Дж.Сартон счи- тает, что первостепенным условием воссоздания истории арабских грамматических учений является серьезное изучение трудов Ибн Джинни [Sarton, 1953, I: 689].

К сожалению, это пожелание остается до сих пор неосуществленным и трудновыполнимым. Подобно многим другим грамматическим сочинениям, в критическом академическом издании существует только несколько работ Ибн Джинни, в то время как большинство из них продолжают оставаться в рукописях, подвергающихся немилосердному воздействию времени. Если они не будут своевременно изданы, могут быть утрачены важные отсутствующие звенья в истории развития арабского языкознания.

Наиболее полные библиографии работ Ибн Джинни составили А. Мехири [Mehiri, 1973: 69–86] и М.Х. Бакалла [Bakalla, 1982: 16–28]. Первая насчитывает 57 позиций, вторая – 80, включая 19 изданных сочинений.

Ибн Джинни был плодовитым автором, чьи работы затрагивали широкий спектр филологических направлений: грамматика (особенно морфология), просодия, вопросы коранической рецитации, литературная критика. Проследить влияние этого творческого наследия на современников и преемников почти невозможно: хотя трактаты Ибн Джинни активно переписывались, изучались, комментировались и цитировались во всем арабском мире, использовавшие их авторы и подражатели часто опускали ссылки на источник.

Из лингвистического наследия Ибн Джинни важнейшими являются следующие труды:

1.«Al-”aꪒiê [fÌ -n-naЙw]» («Свойства синтаксиса») [”aꪒiê]. Объемистый трактат, написанный между 989 и 994 гг. Рассматривает широкий спектр вопросов внутрилингвистического и внешнелингвистического характера: фонетика, морфология, синтаксис, семантика, заимствования, просодия, глоттогенез, диалекты. Труд значительно опередил свое время и «как бы адресован будущим поколениям« [Bakalla, 1982: 19].

2.«Muâtaêar at-TaêrÌf al-mulñkÌ» («Сокращенное изложение королевской морфологии»). Труд известен также под названиями «Uêñl at-taêrÌf» («Основы морфологии»), «Kitªb at-taêrÌf», («Книга по морфологии»), «Muqaddamat ’abwªb at-taêrÌf» («Ââå-

дение в разделы по морфологии»). Первое издание осуществил

âГермании Г. Хоберг вместе с переводом на латинский язык и добротным комментарием [Hoberg, 1885], второе – вышло в Египте в начале XX в. [Muвtaêar].

3.«Kitªb al-Luma‘ fÌ -n-naЙw» («Сияние грамматики»). Книга по синтаксису и морфологии. Рассматривает категории времени, части речи, содержит много примеров. Наиболее часто комментируемый трактат Ибн Джинни (М.Х. Бакалла насчитал

âАЛТ комментарии 21 автора, Ф. Сезгин дополняет список еще двумя анонимными комментариями); издавался дважды.

4.«Sirr êinª‘at al-’i‘rªb» («Тайна искусства и‘раба»). В однотомном каирском издании 1954 г. содержится изложение фонетических вопросов до буквы kªf [Sirr]. Существует во много- численных рукописях [GAS, IX: 177–178].

5.«Al-Munêif fÌ ëarÉ TaêrÌf al-MªzinÌ» («Беспристрастный: комментарий на «Морфологию» ал-Мазини»). Синтаксис, морфология, этимология, попутные замечания по фонетике и семантике. Издан в трех томах в Каире [Munêif].

6.«Kitªb al-Muqta»ab (известен также вариант: alMuÈtaêab) min kalªm al-‘arab» («Сокращенное изложение арабского языка»). Сочинение по морфологии, рассматривающее образование форм, корневая структура которых содержит в качестве К2 «слабые» буквы w èëè y. Словоформы упорядоче-

ны в алфавитном порядке, с учетом сначала третьей корневой буквы, а затем – первой (К3Ê1). Труд издавался дважды – в

1904 è 1968 ãã.

7.«Kitªb al-‘arñ»» («Книга по метрике»). В сочинении представлен скрупулезный структурный анализ арабской просодии, рассматриваются вопросы слогоделения, представлены модели стихотворных размеров и отдельные их иллюстрации в виде диаграмм [‘Аrñ»].

8.«Kitªb ‘ilal at-taínÌya» («Книга о дефектах двойственного числа») [[Ilal]. Написана, вероятно, после «Свойств».

9.«Kitªb al-muüakkar wa-l-mu’annaí». Реестр слов, употребляемых как в мужском, так и в женском роде [Rescher, 1914].

10. «Al-Maɪsin fÌ -l-‘arabÌya» («Достоинства арабского языка»). Труд содержал около 600 листов, утерян.

Подробный перечень других трудов Ибн Джинни, помимо упоминавшихся выше обзоров А. Мехири и М.Х. Бакаллы, собран вместе с комментариями у Ф. Сезгина [GAS, IX: 174–182].

4.6.2. Лингвистические воззрения Ибн Джинни

Ибн Джинни первым в арабском языкознании попытался сформулировать определение языка как человеческой способности в следующей лаконичной форме:

«ßçûê (luÈah) – это набор звуков (’aêwªt), используемых разными общностями, чтобы выразить их мысли и намерения» [”aꪒiê, I: 34].

С позиций современного языкознания такое определение воспринимается как слишком простое и общее, но оно ценно тем, что ясно указывает на социальную сущность этого феномена и его коммуникативное предназначение, реализуемое средствами акустических связей.

Определение Ибн Джинни удивительно созвучно некоторым современным формулировкам, особенно предложенной Б. Блохом и Л. Трейджером в начале 40-х годов XX ст.: «Язык – это система произвольных голосовых символов, посредством которых взаимодействует социальная группа» [Bloch, Trager, 1942: 5].

Кроме того, в определении Ибн Джинни имплицитно подразумеваются некоторые компоненты, нашедшие явное и четкое обозначение только в наши дни. Это, в частности, обнаруживается в нижеследующем определении языка, предложенном А. Хиллом:

«Язык – это первичная и лучше всего разработанная форма символической деятельности человека. Ее символами выступают звуки, производимые речевым аппаратом и упорядоченные в классы и формы, образующие комплексную и симметрическую структуру. Символы – это сущность языка, они несут значение, но связь между символом и вещью произвольна и социально регулируема. Языковые символы являются од-

новременно стимулами замены и заменителями ответов. Они могут вызывать дальнейшие стимулы и реакции таким образом, что дискурс становится независимым от непосредственного физического стимула. Сущность и структура языка всегда настолько доскональны, что позволяют говорящему создавать речевую реакцию на любой опыт. Иначе говоря, каждый язык является моделью культуры и ее приспособления к миру» [Hill, 1958: 9].

Большинство понятий, фигурирующих в процитированных и других современных определениях языка, похоже, не были чуждыми Ибн Джинни. Не найдя их адекватного кумулятивного выражения у него самого, эти идеи в разбросанном виде можно проследить у его современников, в частности у «Братьев чистоты»50.

«Человек – самое прекрасное из всех существ, живущих под солнцем. Его продуктом являются науки (‘ulñm) и искусства (êanª’i ‘), но наиболее выдающимся изобретением является человеческий язык (nuïq) [Rasª’il, I: 309]... Именно этой способностью человек отличается от животного, и по этой причи- не его можно определить как «говорящее существо» (Éayy nªïiq), ведь другие животные не разговаривают…

Языки (luȪt) и высказывания неисчислимы [Rasª’il, I: 310]… Язык – это человеческая деятельность. Он имеет две стороны: мыслительную (fikrÌ) и выразительную (lafüÌ). В то время как высказывание (выражение) – это явление физическое и воспринимаемое, мышление – феномен «прозрачный» и постижимый только разумом. Высказывание – это всего лишь воспринимаемые звуки, которые произвел и передал ушам язык.

50 Тайное научно-философское общество «Ihwªn aê-êafª’» («Братья чи- стоты и друзья верности», или «Чистые братья и верные друзья») действовало на Ближнем Востоке в X в. и было близким к исма‘илизму. От имени «Братьев» был написан 51 трактат, образовавший энциклопедию «Трактаты братьев чистоты», а также резюмирующий ее содержание труд «Сводное послание». Авторы этих сочинений и время их создания остаются невыясненными [Ислам: 117–118].

Исследование высказываний, их образцов и значений называется изучением языка (‘ilm al-manïiq al lafüÌ) [Rasa’Ìl, I: 310–311].

Язык – это соглашение, посредством которого люди выражаются и общаются друг с другом [Там же, I: 311–316].

Основой звуков является воздух, выходящий из легких и видоизмененный в результате воздействия языка и различных мест артикуляции (maâªriÈ). Существуют и шумы, произведенные без смысла, подобно лаю, мычанию, кашлю и т. п. Звуки же, произнесенные со смыслом, называются высказываниями. У каждой языковой общности… имеется язык, являющийся продуктом ее культуры и окружения, согласно договоренности

èустановления [Rasª’il, III: 125].

Óслова (Éarf) имеется три аспекта: мыслительный (fikrÌ), звуковой (lafüÌ) и письменный (âaïïÌ). Первый аспект представлен мыслительным образом в умах людей, второй – артикуляцией звуков, образуемых исходящим из легких воздухом, которые можно услышать, третьим аспектом являются нанесенные каламом на бумаге символы (знаки), которые можно увидеть глазами. Буквы изобретены для фиксации слышимых слов, а звучащие слова были придуманы для передачи слов мыслительных. Основным аспектом являются последние [Rasª’il, I: 311].

В арабском языке насчитывается 28 букв (Éarf); другие языки могут использовать их большее или меньшее коли- чество. Буквы (Éurñf) являются составными элементами слов (’alfªü), а слова – компонентами высказываний (’aqwªl)» [Rasª’il, I: 318].

«Трактаты Братьев чистоты» изобилуют рассуждениями на языковедческие темы. Много места уделяет в своих трудах различным языкам и системам письменности на трех континентах средневекового мира и современник Ибн Джинни Ибн ан-На- дим [Fihrist 2: 29–48].

В сочинениях Ибн Джинни подробно излагаются три доминировавших в его время теории глоттогенеза: о божественном происхождении языка (waÉy, дословно: «вдохновение»), конвенциональном, в соответствии со всеобщей договорен-

ностью (’iêïilªÉ), и звукоподражательном (’aêwªt maêmñ‘ªt) [”aꪒiê, I: 41, 47].

Учитель и наставник Ибн Джинни ал-Фариси, подобно Ибн Фарису, придерживался первой версии, – самому Ибн Джинни, видимо, больше импонировала третья теория, однако он так и не отдал предпочтения ни одной из них (см. гл. 3.7).

Вместе с тем в его сочинениях получила углубленное развитие концепция, восходящая к теории глоттогенеза, об изна- чальном значении арабских звуков/букв (и те и другие обозна- чались одним термином Éarf; см. также 5.2.3).

Рассматривая корень как комбинацию (tarkÌb) из исходного набора корневых звуков/букв, несущих имманентно присущую им смысловую ассоциацию, Ибн Джинни считал, что в основе значения некоторых словоформ лежит интегрированный смысл составляющих их компонентов. В разработанной им теории эта концепция получила название iëtiqªq ’akbar «большее словообразование» (см. 5.4).

Арабские грамматисты правильно оценивали факт функционирования различных диалектов, вплотную подойдя к осознанию явления территориального варьирования. Однако, в отличие от современных лингвистов, они наделяли диалекты неравным статусом. Лишь немногие из них имели высокий социальный престиж и были приняты как эталонные. Прочие диалекты арабских филологов почти не интересовали.

Новаторский подход Ибн Джинни к диалектологическим исследованиям состоял в том, что он впервые установил некоторые общие принципы, которые характеризуют арабские диалекты, осознав важность их изучения для создания более полной картины функционирования АЯ.

Ибн Джинни отмечает, что АЯ распространен на обширной территории, в пределах которой существуют диалекты (luȪt), стоящие близко к классическому типу, и существенно отличающиеся от него. Основанием для градации по степени надежности того или иного диалектного варианта является близость или отдаленность его норм по сравнению с КАЯ. На этом

основании одни диалекты приемлемы (faêÌÉ, дословно: «правильный»), другие – рассматриваются как «искаженные» [”aꪒiê, II: 12, 29].

Ибн Джинни отмечал, что обитатели городов и прилегающих к ним местностей разговаривают на диалектах, отличающихся от бедуинских, что каждому диалекту присущи свои характерные особенности, что носители одного диалекта стойко сохраняют языковые навыки, унаследованные от предшественников, и передают их потомкам [”aꪒiê, I: 29, 242–244; II: 5].

Звуковой состав городских диалектов, по мнению Ибн Джинни, близок к диалектам чистокровных бедуинов, но горожане не соблюдают правила конечной флексии (’i‘rªb), которые характеризуют «чистый арабский язык» [”aꪒiê, I: 29].

Согласно Ибн Джинни, «чистый арабский язык» основан главным образом на диалекте Хиджаза, то есть на языке племени курайш. На нем записан Коран; он и во времена Ибн Джинни использовался как нормативный язык [Sirr:, 45; ”aꪒiê, II: 260].

Чтобы объяснить отдельные положения грамматики и для иллюстрации некоторых явлений, свойственных языку в целом, Ибн Джинни использовал данные более чем 20 диалектов. Однако он в большей степени полагался на факты, собранные предшественниками. Впрочем, в ряде случаев он прибегал и к «информантам», используя своего рода прием тестирования по различным языковых вопросам. В его сочинениях можно встретить описания того, как проходили подобные опросы [”aꪒiê, I: 79, 241–243; II: 26; III: 280]. Ибн Джинни был убежден, что они являются важным методом для анализа лингвисти- ческих явлений и понимания обстоятельств, в которых эти явления имеют место [”aꪒiê, I: 248]. При этом он сочетал применение как samª ‘ (форма, услышанная непосредственно из уст арабов), так и qiyªs (форма, полученная по аналогии с другой формой; см.: гл. 5.1).

Большинство грамматистов ограничивали применение кыяса рамками морфологии, – Ибн Джинни смело применял его

и в синтаксисе, понимая этот метод как генерирование в широком смысле слова и усматривая в нем основную функцию грамматики [Munêif, I: 180; ”aꪒiê, I: 358, 360].

Ибн Джинни отмечал, что носитель языка не может слышать все формы АЯ, но, имея в распоряжении свод языковых правил, способен продуцировать новые формы, независимо от того, использовались ли они прежде или нет. Эти идеи имплицитно содержатся в таком его высказывании:

«Разве ты не видишь, что ни ты сам, ни кто иной не слышал всех форм: ни имени действователя (fª ‘il), ни поддейственного (maf ‘ñl), но ты слышал некоторые из них, поэтому произвел по их модели (qista ‘alayhi) другие [высказывания]. Например, услышав [фразу] «qªma Zaidun» («Зайд стоял»), по ее образцу ты можешь составить фразы «üarufa Biërun» («Бишр был элегантен»), «karuma âªlidun» («Халид был благородным»)… Ты можешь также сказать «ïªba -l-âuëkunªnu («пряник был восхитителен») и это будет по-арабски51, поскольку, употребив в и‘рабе, ты ввел его в арабский язык» [Munêif, I: 180–182; ”aꪒiê, I: 358].

Приведенный пример показывает также, что понимание и применение кыяса у Ибн Джинни значительно опередило свое время как научный метод, перекликающийся с современными идеями Н. Хомского в области порождающей грамматики52.

Согласно Ибн Джинни, конечной целью языка является получение значения, или смысла (ma‘nª), что достигается посредством высказываний, или выражений (’alfªü). Высказывания подобны символам, знакам (‘unwªn) значения и средствам для демонстрации мыслей и намерений [”aꪒiê, I: 216, 313].

51Имеется в виду то, что это слово иноязычное, персидское (âuëkñ- nªn – хлебец, выпеченный из муки, замешанной на масле и сахаре; сухой хлеб).

52Ср. его высказывание: «Грамматика, в традиционном представлении, является оценкой компетентности. Она стремится к описанию способности говорящего понять произвольное предложение на его языке и составить подходящее предложение в соответствующем случае» [Chomsky, 1966: 10].