История политических и правовых учений_под ред Лейста О.Э_Учебник_2006 -568с

влияние методологии и теоретического содержания политических и правовых доктрин великих философов на развитие политико-пра­ вовой идеологии оказалось длительным и глубоким.

В середине 60-х годов XIX в. в западноевропейской философии прозвучал призыв: "Назад к Канту!". Вскоре сложились неоканти­ анские школы, оказавшие большое влияние на развитие теории права и государства. В начале XX в. стало формироваться неогеге­ льянство. Судьбы идей классиков немецкой философии были раз­ личны. Идеологи разных классов притязали на части их духовного наследия. Предпринимались попытки соединить философии Канта и Гегеля, хотя не только философские, но и политико-правовые идеи Канта и Гегеля расходятся в решении многих проблем. И все же эти два имени почти всегда стоят рядом. В области политикоправовой идеологии их объединяют ненависть к рабству, произво­ лу, к феодальному гнету, идея свободы человека и человечества, уважение к законности, уверенность, что государство может и дол­ жно стать разумным.

Г Л А В А 17

Реакционные и консервативные политические и правовые учения

вЗападной Европе

вконце XVIII — начале XIX в.

§ 1. Введение

Распространение идей французских просветителей, Француз­ ская революция, якобинский террор, революционные и наполеонов­ ские войны — все это вызывало ненависть и отпор реакционных классов феодальной Европы. После поражения Наполеона в войне с Австрией, Россией и Пруссией монархи этих государств образо­ вали Священный союз, к которому позднее присоединились монар­ хи других европейских государств. За революцией последовали реставрации. Во Франции вновь воцарились Бурбоны. Вернувшие­ ся в страну эмигранты, особенно реакционные круги дворянства (ультрароялисты), стремились ликвидировать завоевания Француз­ ской революции. Правительства покровительствовали католичес­ кому духовенству, клерикалам, иезуитам. Основным предметом нападок реакционеров была идеология Просвещения. К этим на­ падкам присоединялись консервативные мыслители, порицавшие теорию и практику революционеров.

§ 2. Реакционные политико-правовые учения во Франции, Швейцарии, Австрии

В конце XVIII — начале XIX в. с осуждением Французской революции выступил ряд политических мыслителей.

Наиболее известным из них был Жозеф де Местр (1753—1821). Он жил в Савойе, Швейцарии, на Сардинии, долго был посланни­ ком сардинского короля в Петербурге.

Всю силу своего недюжинного таланта Жозеф де Местр обру­ шил на Просвещение и революцию.

Когда-то Франция была центром европейского христианства, рассуждал де Местр. Но затем в литературе и во всех сословиях Франции распространились идеи, направленные против религии и

собственности. Человек, который может все видоизменить, но не может ничего создать или изменить к лучшему без помощи Божь­ ей, возомнил себя источником верховной власти и захотел все де­ лать сам. За это Бог наказал людей, сказав: "Делайте!" И револю­ ция, Божья кара, разрушила весь политический порядок, изврати­ ла нравственные законы. Франция попала в руки злодеев, которые водворили в ней самый страшный гнет, какой только знает история.

Особенное внимание де Местр уделял критике свойственного Просвещению убеждения во всесилии разумного законодательства. Человек, писал де Местр, не может сочинить конституцию так же, как не может сочинить язык. Он не может создать даже насекомое или былинку, но вообразил, что он — источник верховной власти, и стал творить конституции. Однако в конституционных актах Фран­ ции периода революции — все вверх дном. Они умозрительны и учреждены для человека вообще. Но человека вообще нет — есть французы, итальянцы, русские, персы и другие народы. Задача конституции — найти законы, подходящие для конкретного народа с учетом населения, нравов, религии, географического положения, политических отношений, добрых и дурных качеств народа.

Де Местр высмеивал заявление Томаса Пейна, что он признает только те конституции, которые можно носить в кармане. Пись­ менные конституции, рассуждал де Местр, лишь утверждают те права, которые уже существуют. В английской конституции боль­ шинство положений нигде не записано — она заключается в обще­ ственном духе и потому действует. И напротив, все новое, установлен­ ное общим совещанием людей, обречено на погибель. Так, северо­ американские законодатели решили по начертанному ими плану построить для столицы новый город, заранее дав ему название. "Можно биться об заклад тысячу против одного, что этот город не будет построен, или что он не будет называться Вашингтон, или что Конгресс не будет в нем заседать". Столь же бессмысленна была затея создать Французскую республику, затея, заведомо обречен­ ная на провал, ибо большая республика никогда не существовала. Само сочетание слов "большая республика" столь же лишено смыс­ ла, как "квадратура круга".

Наконец, суть основного закона в том, что никто не имеет права его отменить; поэтому он и не может быть установлен кем бы то ни было, ибо тот, кто вправе установить, тот вправе и отменить.

Подлинные конституции, писал де Местр, складываются исто­ рически, из незаметных зачатков, из элементов, содержащихся в обычаях и характере народа; законы лишь собирали и развивали то, что лежит в естественном устройстве народной жизни. Всегда при создании конституций действовали не воля человека, а обстоя­ тельства; во всякой случае, никакая конституция не была предме­ том предварительного обсуждения, причем исторические конститу-

352 История политических и правовых учений

ции создавались практиками (цари, аристократы), но никогда не создавались теоретиками.

При всей реакционности своих взглядов де Местр — талант­ ливый публицист и эрудированный полемист. Прекрасно зная ис­ торию революций, он использовал нестабильность и неустойчивость французских конституционных законов революционного периода как аргумент против действенности писаного законодательства во­ обще. Бывший почитатель Руссо, де Местр стремился доказать бесперспективность революционной практики с точки зрения неко­ торых идей Просвещения (таковы его возражения против "большой республики"). Его прогнозы (и о республике, и о столице США) оказались несбывшимися. Но в дискуссии с идеологией Просвеще­ ния де Местр нащупал ее слабое, уязвимое звено: рационалисти­ ческое убеждение во всесилии разумного закона. Законы творит не разум, а история — этот его вывод подтверждался почти всей политической практикой, известной тому веку. У де Местра этот вывод был подчинен задаче обоснования его политических идеалов.

Доктрину де Местра современники называли средневековой, а его самого — "пророком прошлого". Политическая программа де Местра основана на представлении о греховной природе человека, способного делать только зло. Греховность человека неизбежно по­ рождает бесконечные преступления и требует наказаний. Челове­ ком можно управлять, лишь опираясь на страх, даже на ужас, который внушает палач.

Де Местр призывал вернуться к средневековым порядкам и идеалам. Только монархическая форма государства соответствует воле Бога. Поскольку религия является основанием всех человече­ ских учреждений (политический быт, просвещение, воспитание, на­ ука), католическая церковь должна восстановить былую роль вершительницы судеб народов.

Де Местр утверждал, что в Средние века папская власть была благодетельна — римские папы сдерживали государей, защищали простых людей, укрощали светские распри, были наставниками и опекунами народов. В своем главном произведении — "О папе" (1819 г.) де Местр называл папу "великим демиургом всемирной цивилизации". Он писал, что мировой порядок станет прочнее, если авторитет римских пап будет поставлен выше власти монархов. Во всех спорах, пояснял де Местр, нужна последняя, решающая ин­ станция; догмат папской непогрешимости обусловливает роль рим­ ских пап как именно такой вершины порядка человеческого обще­ жития.

Аналогичные идеи содержались в произведениях французского политического деятеля виконта де Боналъда (1754—1840). Как и де Местр, де Бональд заявлял, что революция произошла от ослабле­ ния веры в Бога.

Бональд писал, что законы человеческих обществ вытекают из природы человека вообще, в силу чего политические общества мо­ гут иметь только одно естественное устройство. Цель любого обще­ ства — охрана лица и имущества. Но эта цель не может быть достигнута, если обществом управляет частная воля. Бональд кри­ тикует современных ему философов за индивидуалистические на­ чала их теорий. Он стремится построить философию не индивиду­ ального, а общего, философию не "меня", а "нас".

Естественным устройством общества, основанного на природе вещей, по утверждению Бональда, является монархия. Монарх на­ правляет общую силу в соответствии с общей волей. Коль скоро общественная воля едина, власть не может быть разделена. В зако­ нодательной власти в устроенном государстве надобности вообще нет. Поскольку законы — необходимые отношения, вытекающие из природы вещей, законодателем должна быть сама природа вещей, а не лицо и не собрание. Монарху принадлежит общая охранитель­ ная власть.

Идеал Бональда — средневековая сословно-представительная монархия с сильной ролью церкви.

Все остальные государства он относил к неустроенным обще­ ствам, которых много, ибо истина одна, а ошибок множество, общая воля единообразна — частные воли бесконечно разнообразны пото­ му, что частная воля всегда извращена.

Бональд — клерикал, причем клерикал воинствующий: рели­ гию он считал необходимой основой всех учреждений, воспитания и образования. Государство и религию он рассматривал как "две узды, необходимые для сдерживания страстей человеческих". Даже Дек­ ларацию прав человека и гражданина он предлагал заменить Дек­ ларацией прав Бога, поскольку "Бог — автор всех совершенных законов". И все же в его теоретических построениях обнаруживает­ ся та своеобразная форма борьбы с противостоящим мировоззрени­ ем, которая заключается в воспроизведении оспариваемых идей в своей системе взглядов, в придании им чуть ли не противоположно­ го звучания. Таковы его рассуждения о законах, необходимо выте­ кающих из природы вещей (Монтескье), об общей воле и частных волях (Руссо?), о прямом правлении законов природы и недопусти­ мости малейшего отклонения от них (Морелли??).

Средневековые идеалы стремился обосновать бернский патри­ ций Карл Людвиг Галлер (1768—1854). Он был профессором права в Бернском университете, но покинул Швейцарию. Приняв католи­ чество, Галлер жил во Франции, в Австрии, посвятив свою жизнь борьбе с революционными идеями. Его шеститомная "Реставрация политической науки" (1816—1834 гг.) в свое время наделала много шума.

ловеческий произвол на место вечного, установленного Богом по­ рядка. Теория общественного договора, писал Галлер, противоре­ чит историческим фактам. Люди всегда жили в обществе, они свя­ заны рядом отношений без всяких договоров, поскольку их силы и потребности не равны и они нуждаются друг в друге.

Предположение об общественном договоре порождает ряд не­ разрешимых вопросов. Если общество создано договором, то участво­ вали ли в его заключении женщины и дети (и где порог совершен­ нолетия)? Если нет, то почему они члены общества? Если участво­ вали, то какой смысл был вступать в общественный союз независи­ мым хозяевам, беря на себя обязательство подчиняться большин­ ству? Непонятно также, кому этим договором была вручена власть. Сильнейшему? Но именно против него нужны были гарантии. Са­ мому мудрому? Но как определить, кто мудр, а кто нет?

Общество — не искусственное образование, а естественное состо­ яние человечества; равным образом государства возникают не из теоретических построений, а историческим путем. Государство, ут­ верждал Галлер, — такой же союз, как семья, дом, товарищество.

Из семейств возникли вотчинные княжества, которым Галлер уделял особенное внимание. Основанием власти в вотчинном кня­ жестве является поземельная собственность. Князь — независи­ мый землевладелец, имеющий права верховенства, войны и мира, назначения и смены служителей, издания законов, взимания пода­ тей с согласия подданных. Этот перечень во многом совпадает с определенными еще Боденом атрибутами суверенной власти; но ряд прав вотчинного князя Галлер толкует по-своему.

Князь должен законодательствовать лишь в пределах своих прав и силы, не нарушая прав подданных (их свободы и собствен­ ность — прирожденные, Богом дарованные права). Поэтому князь издает постановления, связывающие самого князя и его потомков, а также инструкции для подчиненных ему служителей. Что касается законов о правах подданных, то чем этих законов меньше, тем лучше. Бумажные конституции вообще бесполезны, рассуждал Гал­ лер. Законы большей частью не нужны, так как их положения само собой понятны из естественного закона, "гражданские законы" пред­ ставляют собой лишь запись (для сведения судей) договоров и обы­ чаев, сложившихся в обществе.

Особенность взглядов Галлера на государственных служащих в том, что они рассматриваются как слуги князя. Лишь при таком подходе, пояснял Галлер, князь при учреждении должностей (ко­ торые содержатся за его счет) ограничивается самой крайней необ­ ходимостью, а не назначает особого чиновника для каждого дела, как в современных государствах, что порождает бюрократизм и невыносимую правительственную опеку.

Идеалом Галлера были мелкодержавный княжеский абсолю­ тизм и феодальные институты, существовавшие в Средние века. Он призывал возродить господство духовной власти над светской, на­ зывал католицизм единственно истинной формой христианства (про­ тестантизм революционен), свободу печати считал пагубным со­ физмом.

§3. Традиционализм Э. Бёрка

Сосуждением Французской революции и идей Просвещения выступал английский парламентарий и публицист ирландец Эд­ мунд Бёрк (1729—1797).

В1790 г. Бёрк опубликовал книгу "Размышления о революции во Франции", содержащую полемику с ораторами двух дворянских клубов в Лондоне, разделявших идеи Просвещения и одобрявших события во Франции. Книга была переведена на французский и на немецкий языки и вызвала много откликов, из которых наиболее известно сочинение Т. Пейна "Права человека" (см. гл. 14).

Бёрк порицал Национальное собрание Франции не только из-за некомпетентности его состава, но и еще более за стремление отме­ нить во Франции сразу весь старый порядок и "одним махом со­ здать новую конституцию для огромного королевства и каждой его части" на основе метафизических теорий и абстрактных идеалов, выдуманных "литературными политиками (или политическими ли­ тераторами)", как Бёрк называл философов Просвещения.

Он утверждал, что совершенствование государственного строя всегда должно осуществляться с учетом вековых обычаев, нравов, традиций, исторически сложившихся законов страны. Задача силь­ ных политических умов — "сохранять и одновременно реформиро­ вать". Однако французские революционеры склонны в полчаса раз­ рушить то, что создавалось веками. "Слишком сильно ненавидя пороки, они слишком мало любят людей". Поэтому лидеры револю­ ции, делал вывод Бёрк, стремятся разбить все вдребезги, смотрят на Францию, как на завоеванную страну, в которой они, будучи завоевателями, проводят самую жестокую политику, презирая насе­ ление и рассматривая народ лишь в качестве объекта своих опытов. "Парижские философы, — писал Бёрк, — в своих опытах рассматри­ вают людей как мышей". "Честный реформатор не может рассмат­ ривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он может писать все, что ему заблагорассудится".

Особенные возражения Бёрка вызывали дискуссия о правах человека и само понятие "права человека".

Бёрк утверждал, что права людей нельзя определить априорно и абстрактно, поскольку такие преимущества всегда зависят от

356 История политических и правовых учений

конкретных условий разных стран и народов, от исторически сло­ жившихся традиций, даже от компромиссов между добром и злом, которые должен искать и находить политический разум. К тому же реально существующие права людей включают как свободу, так и ее ограничения (для обеспечения прав других людей). "Но посколь­ ку представления о свободе и ограничениях меняются в зависимо­ сти от времени и обстоятельств, — писал Бёрк, — возможно беско­ нечное количество модификаций, которые нельзя подчинить посто­ янному закону, т. е. нет ничего более бессмысленного, чем обсужде­ ние этого предмета".

Мысль Бёрка сводилась к тому, что и права человека, и госу­ дарственный строй складываются исторически, в течение долгого времени, проверяются и подтверждаются опытом, практикой, по­ лучают опору в традициях.

Книга Бёрка стала одним из первых произведений консерва­ тивного историзма и традиционализма, противостоявшего рациона­ лизму и легисломании революционных политиков-идеалистов. Бёрк утверждал, что право каждой страны складывается в результате длительного исторического процесса. Он ссылался на конституцию Англии, которая создавалась несколько веков; по его мнению, "Слав­ ная революция" 1688 г. лишь закрепила государственный строй Англии, права и свободы англичан, существовавшие задолго до этой революции.

Защищая традиции и осуждая нововведения, Бёрк оправдывал

ите сохранявшиеся в Англии средневековые пережитки, которые подвергались особенной критике со стороны английских радикалов

илибералов. Таковы идеи пэрства, рангов, политического и право­ вого неравенства. Основой английской цивилизации Бёрк называл "дух рыцарства и религию. Дворянство и духовенство сохраняли их даже в смутные времена, а государство, опираясь на них, крепло и развивалось".

"Благодаря нашему упрямому сопротивлению нововведениям и присущей национальному характеру холодности и медлительности мы до сих пор продолжаем традиции наших праотцов, — писал Бёрк. — ...Руссо не обратил нас в свою веру; мы не стали учениками Вольтера; Гельвеций не способствовал нашему развитию. Атеисты не стали нашими пастырями; безумцы — законодателями... Нас еще не выпотрошили и, подобно музейным чучелам, не набили со­ ломой, тряпками и злобными и грязными бумагами о правах чело­ века".

§4. Историческая школа права

ВГермании первой половины XIX в. сформировалась новая школа права — историческая. Представители этой школы высту-

пили с критикой школы естественного права — права идеального, которое можно вывести из человеческого разума дедуктивным пу­ тем. Они считали, что невозможно изменить исторически сложив­ шееся право с помощью законов, созданных с претензией на вопло­ щение в них универсальной человеческой разумности. Исторически сложившееся и применяемое каждым народом право — результат опыта прошедших времен, который необходимо признать самоцен­ ностью, независимо от того, является это право разумным или нет. К числу наиболее известных теоретиков исторической школы пра­ ва принадлежат: Густав Гуго, Фридрих Карл Савиньи, Георг Фрид­ рих Пухта.

На мировоззрение представителей исторической школы права оказала влияние теория Ш.Л. Монтескье. Тезис Монтескье, соглас­ но которому: "Законы должны быть настолько свойственны народу, для которого они созданы, что следует считать величайшей случай­ ностью, если установления одной нации могут быть пригодны для другой" — позволил теоретикам исторической школы права сде­ лать вывод о том, что нет права вообще, а есть исторически сло­ жившееся право того или иного народа, которое правоведам и сле­ дует изучать. На эволюцию взглядов представителей исторической школы права также оказали влияние идеи немецких философов И. Канта и Ф. Гегеля.

Густав Гуго (1764 —1844), профессор права Геттингенского уни­ верситета, — основатель исторической школы права. К наиболее известным работам Гуго относятся: "Учебник по истории римского права", "Учебник естественного права, или философия позитивного права" и др.

Юриспруденции как хронологической юридической летописи и собранию поучительных примеров из прошлого Гуго противопоста­ вил юриспруденцию, ориентированную на научное исследование права. Правоведы должны изучать право того или иного народа как исторически своеобразное право. Исследуя римское право, Гуго пришел к выводу о том, что право исторически никогда не своди­ лось лишь к законодательству, созданному верховной властью. Тем самым он оспорил свойственное Просвещению представление о том, что закон — это единственный или главный источник права. В римском праве, до Юстиниана, отдельные институты права возни­ кали независимо от законодательной власти.

Гуго различает право, самобытно развивающееся (обычное пра­ во, преторское право, земское право, городское право), и право, создаваемое законодателем. Во всем массиве правовых норм, дей­ ствующих у того или иного народа, самобытно развивающееся пра­ во занимает большую часть. Это право развивается подобно языку и общественным нравам: "Большая часть правовых норм, действу-

358 История политических и правовых учений

ющих у данного народа, возникла стихийно, подобно тому, как воз­ никли язык и нравы этого народа, или, скорее всего, являясь час­ тью того и другого, возникла в результате привычки". Это право развивается .само собою, вне приказов, но всегда сообразно с обсто­ ятельствами.

Гуго отдает предпочтение формам самобытно развивающегося права и критически оценивает законы как источник права. Формам самобытно развивающегося права в высшей степени присущи та­ кие качества, как известность и определенность предписаний. В отношении же законов, созданных верховной властью, всегда оста­ ется сомнение: насколько они будут применяться в действительно­ сти? В подтверждение Гуго приводит пример, когда согласно поста­ новлению властей города в Геттингене переименовывали улицы, а жители продолжали пользоваться старыми, привычными названи­ ями. Законы могут противоречить друг другу, выражать лишь ко­ рыстные цели законодателя, требовать особого повода к принятию и большой работы по внесению в них поправок, и, кроме того, — многие граждане никогда не читают законов, — полагает Гуго.

Гуго — критик концепции естественного права и теории дого­ ворного происхождения государства. Он считает неуместным опре­ делять право в категориях разумности и справедливости, так как любое право само по себе несовершенно. Не признает существова­ ние естественного права, — лишь позитивное право (самобытно развивающееся право и законодательство) является, по мнению Гуго, правом. Ценность позитивного права заключается только в том, что с его помощью можно добиться определенности в предпи­ сании запретов и обязанностей, без чего невозможно обеспечить общественный порядок. И потому он оправдывает правовой инсти­ тут рабства, хотя и признает его лишь временную правомерность. Если рабство утверждено положительным правом, то оно лучше, чем свобода, — полагал Гуго.

Гуго относился критически и к теории договорного происхожде­ ния государства. Он не мог себе представить, что миллионы людей могут договориться о вечном подчинении учреждениям, о которых они еще ничего не знают на момент заключения договора, а также о повиновении еще не известным им правителям. Он пишет о вред­ ности договорной теории происхождения государства, которая не обеспечивает стабильность положения верховной власти. Напро­ тив, он защищает абсолютный характер государственной власти, "против которой никто не может иметь юридических притязаний".

Положения исторического правоведения были развиты Фрид­ рихом Карлом Савинъи (1779 — 1861), профессором Берлинского университета. Он является автором таких работ, как: "О призвании нашего времени к законодательству и правоведению", "История