История политических и правовых учений_под ред Лейста О.Э_Учебник_2006 -568с

чтобы обратить его в иудаизм. "Се слышавше жидове козарьстии придоша, рекуще: "Слышахомъ, яко приходиша болгаре и хрестеяне, учаще тя каждо вЪръ своей. Хрестеяне бо вЪрують, его же мы распяхомъ, а мы въруемъ единому Богу Аврамову, Исакову, Яковлю". Расспросив евреев о сути их религии, Владимир заявил им: как же вы иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон Bain, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?

Необходимо заметить, что противопоставление христианства иудаизму было традиционным для христианской литературы. Уже во II в. христианские теологи настойчиво проводили в своих пропо­ ведях и писаниях идею о противоположности учений Ветхого и Нового заветов. Так, в трактате, приписываемом жившему в сере­ дине названного столетия теологу по имени Маркион, указыва­ лось на следующие различия между Богом Ветхого завета Яхве и Богом Нового завета: "Первый запрещает людям вкушать от дре­ ва жизни, а второй обещает дать побеждающему вкусить "сокро­ венную манну" (Апокалипсис 2, 17). Первый увещевает к смеше­ нию полов и к размножению до пределов Ойкумены, а второй запрещает даже одно греховное взирание на женщину. Первый обещает в награду землю, второй — небо. Первый предписывает обрезание и убийство побежденных, а второй запрещает то и дру­ гое. Первый проклинает землю, а второй ее благословляет. Пер­ вый раскаивается в том, что создал человека, а второй не меняет симпатий. Первый предписывает месть, второй — прощение каю­ щегося. Первый обещает иудеям господство над миром, а второй запрещает господство над другими. Первый позволяет евреям рос­ товщичество, а второй запрещает присваивать не заработанные деньги. В Ветхом завете — облако темное и огненный смерч, в Новом — неприступный свет; Ветхий завет запрещает касаться ковчега завета и даже приближаться к нему, т. е. принципы рели­ гии — тайна для массы верующих, в Новом завете — призыв к себе всех. В Ветхом завете — проклятие висящему на дереве, т. е. казнимому, в Новом — крестная смерть Христа и воскресение. В Ветхом завете — невыносимое иго закона, а в Новом — благое и легкое бремя Христово".

Признание противоположности учения Нового завета учению Ветхого завета не помешало, однако, христианской церкви вклю­ чить последний в состав книг Священного писания. В обстановке III в. более актуальной для христиан была борьба с манихейством и другими подобными ему идеологическими течениями, отрицав­ шими существование единого бога, а также противостояние рим­ ским императорам, развернувшим гонения на христианские об­ щины. Ветхий завет в этих условиях становился естественным со­ юзником новозаветного учения. Многие его идеи можно было без

особых ухищрений представить в качестве предтечи идей Нового завета и таким образом дать последним прочное историческое, кор­ невое основание.

Иларион в своем произведении "О Законе и Благодати" следо­ вал христианским традициям. Идейный смысл данного произведе­ ния не может быть понят в полной мере без учета исторических реалий, в которых пребывало современное Илариону русское обще­ ство, но его также невозможно уяснить, рассматривая творение русского мыслителя вне контекста существовавшей в рамках хри­ стианской литературы традиции противопоставления новозаветно­ го учения ветхозаветному.

Вполном соответствии с христианской традицией Иларион на­ зывает Закон Моисея предтечей Благодати и Истины. При этом он совсем не подразумевает, что в Законе содержится зародыш или предпосылка последних. Закон — предтеча Благодати и Истины только в том смысле, что "въ немь обыкнеть чьловЪчьско естьство, отъ мъногобожьства идольскааго укланяяся, въ единого Бога вЪровати". Иначе говоря, Закон является предтечей Благодати лишь в той мере, в какой луна выступает предтечей солнца. "Отъиде бо свътъ луны солньцю въсиявъшю, тако и Закон — Благодати явльшися", — возглашал Иларион.

Всвоем противопоставлении иудаизма и христианства русский мыслитель использовал и другие традиционные для христианской литературы символы. Так, он связывал ветхозаветный закон с зем­ лей, а новозаветную Благодать с небом, утверждая, что иудеи о земном радели, христиане же — о небесном. Однако указанные символы использовались им в качестве иллюстрации мысли о том, что Закон Моисеев служит иудеям для самооправдания, тогда как христиане Благодатью и Истиной не оправдываются, но спасаются. Причем, отмечает Иларион, оправдание иудейское скупо от завис­ ти, оно предназначено только для иудеев и не простирается на другие народы, христиан же спасение благо и щедро простирается на все края земные.

Вэтих словах Илариона выражена, пожалуй, важнейшая мысль его произведения: иудаизм — это религия, которая служит только иудеям, христианство ж.е —- религия, призванная служить всем народам.

Следует отметить, что на данную мысль наводит само содер­ жание Ветхого завета. Согласно "Второзаконию" Моисей заявил народу Израиля при изложении ему законов: "И если вы будете слушать законы сии, хранить и исполнять их, то Господь, Бог твой, будет хранить завет и милость к тебе". Но в чем же заключаются эти завет и милость? Оказывается, не только в спасении от болез­ ней и бесплодия, но и в содействии истреблению народов, ненави­ дящих израильтян, народов, которых израильтяне боятся. "И бу-

дет Господь, Бог твой, — продолжал говорить Моисей народу Израи­ ля, — изгонять пред тобою народы сии мало-помалу; не можешь ты истребить их скоро, чтобы [земля не сделалась пуста и] не умножились против тебя полевые звери; но предаст их тебе Гос­ подь, Бог твой, и приведет их в великое смятение, так что они погибнут; и предаст царей их в руки твои, и ты истребишь имя их из поднебесной..." "Второзаконие" совершенно недвусмысленно представляет заповеди и законы, объявленные Моисеем, как ору­ дие достижения израильтянами господства над другими народами.

Иларион, без сомнения, подразумевает при характеристике иудаизма текст "Второзакония", но в основание мысли о нем как о религии, служащей, в отличие от христианства, исключительно иу­ деям, он кладет факты из практики христианства. Так, он расска­ зывает, что христиане, проживавшие в Иерусалиме вместе с иуде­ ями, терпели от них обиды и насилие. Выбор данных фактов, конеч­ но, выдает в Иларионе прежде всего христианского теолога. Одна­ ко он не остается на этих позициях, а восходит в своем произведе­ нии к общечеловеческой точке зрения. Примечательно, что высшую ценность христианства, его главное преимущество перед иудей­ ством, русский мыслитель видит в служении всему человечеству. Закон Моисеев — это рабство, а Благодать и Истина — свобода ("Образъ же Закону и Благодбти — Агарь и Сарра, роботьная (т. е. порабощенная) Агарь и свободьная Сарра"). В Законе Моисеевом человечество теснится, заявлял Иларион, а в Благодати свободно ходит.

Таким образом, сопоставление христианства с иудейством, ко­ торое проводит Иларион в своем произведении "О Законе и Благо­ дати", призвано, в конечном итоге, подчеркнуть высокую ценность христианской религии в истории человечества. Естественно, что при этом Иларион не мог не сказать о благодатности христианской веры для Руси. По его мнению, Бог посредством Благодати и Исти­ ны спас русских, привел их в истинный разум.

Похвала князю Владимиру, составляющая вторую часть рас­ сматриваемого произведения Илариона, органически выводится из этого признания высокой ценности христианства для Руси. Все стра­ ны, отмечал Иларион, чтут и славят их учителя, который научил их православной вере. "Похвалимъ же и мы, по сил!; нашей, малыими похвалами великая и дивьная сътворьшааго нашего Учителя и наставника великааго кагана нашеЪ землъ ВолодимЪра, вънука старааго Игоря, сына же славьнааго Святослава".

Своей похвалой великому князю Владимиру Иларион выражал собственные представления об идеальном государе, характере его власти, отношениях его со священнослужителями.

Такой прием выражения политических и правовых идей был характерен для литературы Киевской Руси, заметен он и в лето-

102 История политических и правовых учений

писях. Авторы произведений, использующие его, не говорили о том, каким должен быть государь, какой характер должна иметь его власть, как он должен относиться к церкви и т. п. Они выбирали среди когда-то живших или еще живущих государственных деяте­ лей подходящий персонаж и прославляли его. Причем это прославле­ ние делалось на основе реальных исторических фактов, которые соответствующим образом интерпретировались. Таким способом вместо совокупности абстрактных, далеких от действительности политических идей на страницах литературных произведений пред­ ставал конкретный портрет известного всем государя. Его писали эпитетами, сравнениями, художественными образами, обрамляющи­ ми те или иные жизненные события. Однако при необходимости политический смысл данного художественного портрета вполне мог быть переведен с языка символов и образов на язык абстрактных понятий и теоретических идей.

В похвале "великому кагану" Русской земли Владимиру, с ко­ торой выступал Иларион, почти каждый эпитет, каждое определе­ ние имеют свой политический смысл.

Называя Владимира "нашим Учителем и наставником", Иларион подразумевает тем самым, что этот князь выступал в качестве не только главы государства, но и духовного пастыря своего народа. Первейшей его заслугой было, по мнению Илариона, распростране­ ние на Руси православной веры — благоверия.

Восхваляя великого князя Владимира как духовного проповед­ ника — крестителя Руси, Иларион в полной мере осознавал тот факт, что Владимиру удалось успешно выполнить эту роль только благодаря тому, что он был носителем верховной государственной власти. Не было никого на Руси, кто противился бы благочестному его повелению креститься, отмечал в своем произведении Иларион и давал следующее объяснение этому: "Да аще къто и не любъвию, нъ страхъм повелЪвъшааго крыщаахуся, понеже бъ благовЬрие его съ властию съпряжено" (курсив мой. — В. Т.). Как видим, русский мыслитель полагал, что сила православной веры заключается в теснейшем союзе ее — сопряженности — с государственной влас­ тью.

Но что же дает поддержка православной веры, распростране­ ние благоверия носителю государственной власти? Спасение души от смерти и освобождение от бремени грехов, венец славы небес­ ной и вечную память в потомках. Именно в этом усматривал Ила­ рион вознаграждение князю Владимиру за отвращение русских людей от язычества и приобщение их к христианству.

Следует отметить, что у Илариона нет даже намека на то, что поддержка князем православной веры может каким-то образом способствовать упрочению и расширению его политической влас­ ти. Более того, из содержания произведения Илариона можно еде-

лать вывод, что православие, скорее, ограничивает власть главы государства. Согласно Илариону князь Владимир до принятия православия обладал всей полнотой единоличной государственной власти. "И единодьржьць бывъ земли свое!з, — говорил о нем мыс­ литель, — покоривъ подъ ся округъныЬ страны — овы миръм, а непокоривыБ мечьмь". Князя Владимира, принявшего православ­ ное христианство, Иларион сравнивал с римским императором Кон­ стантином Великим, который, как известно, первым из верховных властителей Римской империи признал христианство в качестве государственной религии. О, подобный великому Константину, равноумный, равнохристолюбивый, равно чтящий служителей Его! — восклицал Иларион. — Он со святыми отцами Никейского собора закон людям устанавливал, ты же, с новыми нашими отцами епис­ копами, сходясь часто, с глубоким смирением совещался, как в людях этих, новопознавших Господа, закон уставить. Православ­ ный русский князь изображался, таким образом, вершащим госу­ дарственную власть (в данном случае — законодательствующим) уже не единолично, а с епископами. Причем с последними он "сънимаяся часто" и "с мъногымь съмЪрением съвТзщаваашеся".

Любопытно, что Иларион в сущности ничего не говорит о бого­ избранности князя или о божественном происхождении государ­ ственной власти. И это несмотря на то, что данное воззрение было уже общепризнанным в русской литературе его времени.

Согласно Илариону божественное происхождение имеет не власть верховного правителя в государстве, а разум в сердце его.

Власть над людьми князь получает, в представлении Илариона, не от Бога, а по наследству от славных предков своих — рус­ ских князей. "Сии славьныи отъ славьныихъ рожься, благородынъ отъ благородьныихъ, каганъ нашь ВолодимЪръ", — отмечал он в своем произведении. Начиная свою похвалу Владимиру, Иларион особо подчеркивал, что князь — внук старого Игоря и сын славного Святослава, которые в лета своего владычества мужеством и храб­ ростью прославились в странах многих и победами, и крепостью поминаются ныне и прославляются.

Наследственный характер княжеской власти подчеркивался Иларионом и в том месте рассматриваемого произведения, где он, обращаясь к Владимиру, говорил о его сыне князе Ярославе, наре­ ченном при крещении Георгием. "Его же сътвори Господь намЪстьника по т^бЪ, твоему владычьству, не рушаща твоих уставъ, нъ утвьржающа, ни умаляюща твоему благовЪрию положения, нъ паче прилагающа, не съказаша, нъ учиняюща, иже недоконьчаная твоя наконьча...". Приведенную фразу из "Слова о Законе и Благодати" нельзя трактовать в качестве обоснования божественности или сакральности наследования княжеской власти. Как показывает после­ дующее содержание указанного произведения, его автор подразу-

мевал в данном случае просто то, что Бог вывел Ярослава (Геор­ гия) из плоти Владимировой, не более того. "Въстани, — восклицал Иларион, обращаясь к Владимиру, — вижь чадо свое Георгия! Вижь утробу свою, вижь милааго своего! Вижь, его же Господь изведе отъ чреслъ твоихъ...". Однако мы слишком упростили бы мысль Илариона, если бы остановились на констатации данного факта.

В рассматриваемом произведении Илариона в понятие госу­ дарственной власти вкладывался особый смысл. Иларион понимает княжескую власть не столько в качестве совокупности властных полномочий или высшего сана — самого высокого места в обще­ ственной иерархии, но, скорее, в качестве поля деятельности, процесса свершения благих дел для Русской земли. Соответственно и наследование высшей государственной власти понималось им поособому. Иларион представлял переход княжеской власти по на­ следству не столько в виде наследования высшей государственной должности, сколько в качестве наследования деятельности, про­ должения благодеяний, совершенных предшественником. Сказав в похвале Владимиру, что сына его Георгия (Ярослава) Бог сотворил наместником ему, его владычеству, Иларион уточнил, каким имен­ но наместником — не рушащим, а утверждающим уставы Влади­ мира, не умаляющим сокровищ его благоверия, а более их умножа­ ющим, не говорящим, а делающим (свершающим), и, что не окон­ чено Владимиром, кончающим.

Преемственность, традиционность благодетельной для народа политики государственной власти была реальным фактом той эпо­ хи в истории Руси, в которую выпало жить выдающемуся русско­ му мыслителю Илариону. Именно эта преемственность обусловила расцвет экономики и духовной культуры русского общества. Таким образом, похвала князю Владимиру и его преемнику на престоле Ярославу, с которой выступил Иларион, была не простым панеги­ риком власть предержащим. Это было, в сущности своей, заявле­ ние авторитетного русского идеолога о поддержке им благотвор­ ных для русского общества тенденций в политике верховной государ­ ственной власти.

§ 4. Политические идеи Владимира Мономаха

Владимир Мономах (1053—1125) — знаковая фигура в истории русской политической идеологии, воплощающая собой идеал рус­ ского князя, самодержца, царя и одновременно идею преемствен­ ности царской власти на Руси от императорской власти в Визан­ тии. В этом своем качестве он намного пережил эпоху Киевской Руси.

С началом XVI в. персона Владимира Мономаха приобретает особое значение для русского самодержавия. Московские государи

начинают смотреть на него как на своего родоначальника. В офици­ альной политической идеологии утверждается концепция, согласно которой Московское государство является наследником Византий­ ской империи ("Москва — Третий Рим"). Владимир Мономах рас­ сматривается в рамках данной концепции в качестве лица, через которого московские государи получили от византийских императо­ ров царский венец1.

Основание для такого взгляда дало событие, произошедшее при­ близительно в 1114—1116 гг., после того, как русские войска раз­ били византийскую армию во Фракии. Тогдашний византийский император Алексий I Комнин (1081—1118 гг.), желая помириться с великим князем Владимиром Мономахом, прислал ему в дар цар­ ский венец византийского императора Константина Мономаха ("шап­ ку Мономаха") и другие драгоценные предметы, знаменующие цар­ скую власть. Все это доставил русскому князю митрополит Эфесский Ниофит. Прибыв к Владимиру Мономаху в сопровождении византийских епископов и знатных сановников, он возложил на него венец и назвал царем.

Политическая судьба Владимира Мономаха сложилась так, что престол русского государя, великого князя Киевского, ему удалось занять лишь в возрасте 60 лет — в 1113 г. Почти все свои зрелые годы он управлял удельными княжествами — сначала Чернигов­ ским (в 1079—1094 гг.), затем Переяславльским (в 1094—1113 гг.). Однако среди удельных князей Киевской Руси Владимир Мономах был самым заметным, самым уважаемым в народной среде. В нем видели талантливого полководца, способного защитить Русскую землю от врагов, и мудрого государственного деятеля, стремящего­ ся к примирению русских князей, прекращению на Руси губитель­ ных междоусобных войн.

Престол великого князя Киевского Владимир Мономах зани­ мал до самой своей смерти в 1125 г., т. е. около 12 лет. В памяти русского общества эти годы сохранились как время небывалого могущества Руси, когда русским можно было жить спокойно, не опасаясь ни княжеских междоусобиц, ни набегов кочевников.

Это отражало действительное состояние Русского государства того времени: его единство и могущество держались почти исклю­ чительно на авторитете Владимира Мономаха. Удельные князья превратились к началу XII в., по существу, в самостоятельных го­ сударей, что предельно ясно зафиксировал княжеский съезд в Любече в 1097 г. Князья договорились здесь о своем объединении ради интересов Русской земли, но при этом условились о том, что "кождо да держить отчину свою", и для скрепления этого договора

1 См. подробнее об этом § 2 гл. 7 "Политическая и правовая мысль Московского государства".

106 История политических и правовых учений

целовали крест. Владимир Мономах с самого начала выступил ак­ тивным сторонником этого нового для Руси политического порядка. Более того, можно без преувеличения сказать, что именно он стал главным его идеологом.

Свою мировоззренческую позицию и, в частности, взгляд на то, каким должен быть русский князь, как должны строиться его отно­ шения с другими князьями и со своей администрацией, Владимир Мономах изложил в сочинении, вошедшем в историю русской ли­ тературы под названием "Поучение". Текст его дошел до нас в составе Лаврентьевской летописи. В нем явно выделяются три ча­ сти, которые можно рассматривать в качестве отдельных произве­ дений: это, во-первых, собственно "Поучение", во-вторых, авто­ биографические заметки и, в-третьих, письмо к князю Олегу Свя­ тославичу. "Поучение" писалось, вероятнее всего, в 1099 г., а за­ метки о своей жизни Владимир Мономах окончил не ранее 1117 г.

Формулируя в "Поучении" христианские нормы поведения для своих детей, Владимир Мономах подразумевал, что они не простые "христианские люди", а русские князья. Собственно говоря, и не­ посредственным поводом к написанию "Поучения" явилось, как сам автор признавал, поведение его братьев-князей, которые прибыли к нему с предложением пойти совместно на князей Ростиславичей и отобрать у них их волость. Владимир Мономах ответил им, что не может пойти с ними и преступить крестоцелованье. Отпустив кня­ зей, взял он Псалтырь, в печали разогнул его и стал читать, раз­ мышляя при этом о том, что такое человек и как жить ему должно. Так возникло его "Поучение".

Подлинный смысл данного произведения становится ясным толь­ ко при условии, если его рассматривать в контексте той социальнополитической обстановки, в которой оно писалось. Усиление само­ стоятельности удельных князей1 , утверждение принципа "кождо да держить отчину свою" означало, что межкняжеские отношения принимали отныне сугубо договорный характер. Причем соблю­ дение договоров все больше зависело от доброй воли самих князей: для принуждения кого-либо из них к выполнению договорных ус­ ловий на практике не оставалось другого средства, кроме нравствен­ ной проповеди — взывания к его христианской совести.

В своем "Поучении" Владимир особо подчеркивал необходи­ мость соблюдения договоров, заключение которых на Руси в ту пору скреплялось крестоцелованием. Если будете крест целовать, говорил Владимир Мономах своим детям, то, проверив сердце свое,

1 С развитием феодальных отношений усиливалась удельная раздроб­ ленность Руси. Если в XII в. Русь делилась на 15 княжеств, то в XIII в. — уже на 50, а в XIV — на 250 обособленных княжеств.

целуйте на том, на чем можете устоять, а поцеловав, соблюдайте, а иначе, преступив, погубите свою душу.

Заслугой Владимира Мономаха явилось то, что он, пожалуй, раньше всех русских князей и яснее их всех осознал, что в новой социально-политической обстановке, сложившейся на Руси к кон­ цу XI в., нравственные качества властвующих приобретают пер­ востепенное политическое значение, что судьба Русского госу­ дарства, его будущее стало в огромной мере зависеть от того, насколько нравственными окажутся в своем поведении люди, дер­ жащие в своих руках государственную власть.

Как прекратить княжеские междоусобицы на Руси? В новых условиях ничего не оставалось, как взывать к соблюдению Христо­ вых заповедей. Не следует проливать кровь того, кто причинит нам зло, говорил Владимир Мономах, но тремя добрыми делами можно избавиться от врагов и победить их: покаянием, слезами и милос­ тыней.

Любопытно, что в своем "Поучении", составленном из принци­ пов религиозной христианской этики, наполненном словами о Боге, Владимир Мономах нигде не обмолвился о божественном происхож­ дении власти. И это, думается, не случайно. Автор "Поучения" исходил из того, что власть — это не дар, возвышающий того, кто ее получает, над другими людьми, возлагая на них обязанность повиноваться властителю. Она не освобождает ее носителя от соблюдения правил общежития, предписанных христианством всем людям. Властитель должен быть прежде всего человеком. Ему надлежит помогать обездоленным, чтить старых, как отца, и моло­ дых, как братьев, остерегаться лжи, пьянства и других пороков, не свирепствовать словом, не хулить в беседе, избегать суеты и т. д.

Обращаясь к своим детям-князьям, Владимир Мономах нео­ днократно призывал их не лениться. По его мнению, князь — это великий труженик. Он просил, в частности, своих детей самолично за всем наблюдать в своем доме, не полагаясь на тиуна. Советовал им, будучи на войне, не надеяться на воевод, самим наряжать сто­ рожей, самим расставлять ночью стражу и спать среди воинов.

Князь, согласно представлению Владимира Мономаха, также милосердный судья. "Ни права, ни крива (ни правого, ни виновно­ го) не убивайте, не повелевайте убити его: аще будеть повиненъ смерти, а душа не погубляйте никакояже хрестьяны", — поучал он.

Честь себе князь приобретает не положением своим, а знани­ ем, — такую мысль внушал Владимир Мономах, советуя своим детям учиться. Что умеете доброго, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь, писал он и при этом приводил в пример своего отца, мудрого и образованного князя Всеволода Ярославича, который знал пять языков и оттого и честь имел от "ин^хъ земль".

Творя добро, князь не должен лениться ни на что хорошее, и прежде всего к церкви, подчеркивал в своем "Поучении" Влади­ мир Мономах. Он призывал чтить епископов, попов и игуменов, не устраняться от них, а с любовью принимать от них благословенье и по возможности заботиться о них.

Автобиографические заметки Владимира Мономаха, хотя и со­ ставляют отдельное произведение, тем не менее находятся в связ­ ке с "Поучением". Судя по всему, обратиться к описанию своей жизни Владимира Мономаха заставило желание подкрепить ска­ занное в "Поучении" собственным примером. В заключении данно­ го жизнеописания автор прямо заявлял, что не хвалит он себя и не прославляет. Но хвалит и прославляет Бога, который его, грешного и худого, столько лет оберегал от разных смертных опасностей и создал на всякие человеческие дела годным. Прочитав эту грамот­ ку, постарайтесь на всякие добрые дела, славя Бога со святыми его, говорил Владимир Мономах. "Смерти бо ся, дЪти, не боячи, ни от рати, ни от звЪри, но мужьское дЪло творите, како вы Богъ подасть. Оже бо язъ от рати, и от звЪри, и от воды, от коня спада­ лся, то никто же вас не можеть вредитися и убити, понеже не будет от Бога повелЬно. А иже от Бога будеть смерть, то ни отець, ни мати, ни братья не могуть отьяти, но аче добро есть блюсти, Божие блюденье лЪплЪЪ есть человЪчьскаго".

§ 5. Правовые идеи юридических памятников Киевской Руси

Первыми по времени своего возникновения письменными ис­ точниками права Киевской Руси являлись договоры Руси с Визан­ тией. Наиболее же значительными были "Русская Правда" и цер­ ковные уставы великих князей Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Кроме того, правовое наследие Киевской Руси включает в себя уставы и уставные грамоты ряда других русских князей, а также переведенные на русский язык и приспособленные к обще­ ственным условиям Руси сборники византийских правовых уста­ новлений, такие, как, например, "Номоканон".

Названные акты содержат правовые нормы, действовавшие в Киевской Руси. Эти нормы формулируются в большинстве своем путем описания какого-либо случая правонарушения с указанием соответствующего наказания. В юридических документах Киевской Руси отсутствуют определения правовых институтов, нет здесь и прямо выраженных теоретических положений. Тем не менее конк­ ретное, казуистичное содержание их текстов таит в себе совершенно определенные представления о праве, законе, законности, суде,