Yastrebitskaya_A_L_-_Srednevekovaya_kultura_i_gor

вянную статую Роланда. В 1404 г., воздвигнув новую его статую, бременцы предприняли вторую попытку с помощью этой фигуры выразить непреклонность своих намерений. Появившиеся в те же годы на здании ратуши вместе с современными эпохе политическими фигурами образы античных и ветхозаветных пер- сонажей свидетельствовали о росте политического самосознания городской общины и ее стремлении утвердить себя в пространстве истории.

За политическими амбициями городов стоит реальная мощь их купечества, патрициата, ремесел. Монументальным выражением этой взаимосвязи является довольно часто встречающееся в крупных городах соединение со временем крытых рынков — гостинных рядов (халле, кауфхауз) в единый коммунальный комплекс с беффруа и ратушей. Наиболее впечатляющие примеры дают три гиганта фландрского сукноделия: Ипр, Брюгге, Гент, где эти торговые сооружения были достаточно внушительны уже в XIII— XIV вв. как символ мощи корпораций суконщиков. В Ипре соседствующий с беффруа и ратушей гостинный двор своим главным фасадом (125 м) оформлял длинную сторону прямоугольника Большой площади. В Брюгге Суконные ряды, представлявшие сложное сооружение, куда по специальному каналу заходили морские суда, соседствовал с беффруа. В Генте его знаменитая Суконная палата присоединилась к беффруа (XIII—XIV вв.) только в XV в.

Гостинные ряды, халле были инструментом крупной торговли и предпринимательства. Здесь преобладали оптовые торговые операции, заключались договора и сделки, производились финансовые расчеты и операции. Повседневные потребности рядовых горожан и коммерческую активность ремесленников удовлетворяли другие, мелкие городские рынки и торговые улицы. К услугам горожан были хлебные (ржаной) рынки — здесь торговали зерном, поляной, мясной, телячий, рыбный, зеленной, сенной и др. Некоторые цехи, как например, могущественные во многих городах Северо-Западной Европы, в Рейнской области цехи сукноделов, имели свои особые ряды, иногда небольшие по занимаемой площади: «между домом Ико и монетным двором», говорится в кельнской хронике. Те цехи, которые не имели своих рынков, а их было большинство, располагались особыми рядами на общем городском рынке; мастера родственных специальностей, как правило, группировались вместе: кожевники, обувщики, ременщики, шорники, кошелечники и т.п.

Рынки были еженедельные — для обмена между жителями города и торговли с крестьянами округи — и периодические:

279

ярмарки. Они проводились на Рождество или на Пасху, были приурочены ко дню местного святого-покровителя города, или патронов торговых и ремесленных корпораций и т.п. и привлекали купцов из дальних мест. В Лиможе XIII в. было две ярмарки — одна 30 июня, в день св. Марциала, совпадавшая с притоком в город паломников, жаждавших поклониться мощам этого святого, и другая, 13 октября, в день праздника св. Жиро. Но ярмарок могло быть и больше, как, например, в другом французском городе — Бурже. Здесь ежегодно проводились три основные ярмарки на площади Старого рынка: в Рождество, на св. Амброзия (18 окт.) и день святых Петра и Павла (29 июня), а позднее также и в день св. Урсины. Но к ним добавлялись еще и многочисленные мелкие ярмарки, скорее рынки: на св. Мартина; св. Устрийя (ярмарка «жирных баранов» в мае); ярмарка «постных»; ярмарка «чернослива»; три окружные ярмарки в дни святых Лорана (проходила на кладбище), Бартелеми и Ландра.

Важную роль в организации хозяйственной жизни городов играли также ярмарки интернациональные — эти мощные регуляторы общеевропейской дальней оптовой торговли и экспортных отраслей ремесла (прежде всего связанных с текстильным производством — сукна, бумазеи, полотна, шелка, хлопчатобумажных тканей, но также и с металлообработкой). В XIII в., пишет Ж. Ле Гофф, коммерческая и финансовая практика крупного французского купечества и городов направлялась двумя мощными ярмарочными циклами: во Фландрии (Ипр, Лилль, Брюгге, Турнэ) и в Шампани (Ланьи, Бар-сюр-Обе, Прованс, Труе). Важнейшими были шампанские ярмарки. Во-первых, — благодаря своему географическому положению на стыке наиболее населенных и экономически развитых регионов христианского мира (Фландрия, ядро французский земель, Юго-Западная Германия, Средиземноморье, особенно Италия — Северная и Центральная) и в самом центре скрещения важнейших сухопутных и речных магистралей (Рейна, Шельды, Мааса, долины Роны-Саоны и выходов альпийский перевалов). Во-вторых, — благодаря своей продолжительности: переходя последовательно из одного города в другой, они в своей совокупности обеспечивали западному миру постоянный рынок от января до января.

В последующие столетия большой славой в средневековом мире стали пользоваться проводившиеся дважды в году, весной и поздней осенью, ярмарки во Франкфурте-на-Майне и в Лейпциге. С XV в. они получили особую известность как книготорговые ярмарки, собиравшие типографов и издателей и просто образованных людей со всех концов Европы.

280

Ярмарки, межрегиональные и особенно интернациональные, пользовались непосредственным покровительством могущественных территориальных сеньоров (подобно графам Шампанским), а порой также короля или императора. Но, при всем том, «ярмарки прежде всего — феномен городской». Они были городскими пото- му, что товары, которыми там обменивались были произведены под контролем городских властей, они же регулировали и финан- совые операции, да и сами действующие лица — купцы «суть квинтэссенция городского общества», как и ярмарки, которые не могли бы существовать вне непосредственной близости к городу44 Они, как и халле, гостинные дворы, — неотъемлемый элемент структуры городского пространства.

Политическая функция. «Симбиоз города и феодализма»*. Хотя уже в высокое Средневековье многие города сумели высвободиться из-под власти светских и церковных сеньоров и стать вне феодального (сеньориального) права, получив привилегию руководствоваться городским правом на территории города и его округи, но во многих городах, особенно французских и итальянских, да и в Центральной Европе продолжал существовать замок местного или регионального сеньора или королевский. Топографически сеньориальная крепость, дополняя городской пейзаж, тем не менее не столько «встраивалась» во внутреннее городское пространство, сколько, по выражению Ж. Ле Гоффа, «нависала над ним подобно кисте». В городе сеньориальная власть, за которой сохранялось право высшей юрисдикции, была представлена политически в целом своими репрессивными функциями, визуальным выражением которых являлись позорный столб, обычно водружаемый на центральной рыночной площади, тюрьма (при замке) и виселица (за пределами городских стен).

Но далеко не всегда и не везде власть сеньора этим и ограничивалась. Своего максимального выражения политическая функция достигает в городах-резиденциях, где она является определяющей для развития города. Так произошло в Вене, например, которая с середины XII в. становится резиденцией герцогов Австрийских, являвшихся и городскими сеньорами и территориальными князьями. Структура городского пространства здесь определялась значительным по своим размерам и объему юрисдикции дворцовым округом. Наряду с этим в городе было много рыцарских домов и владений; под верховной властью герцога находились многочисленные церкви

имонастыри. Монастыри, расположенные вне городской черты,

*См.: Очерк I. С. 49-50; Очерк II. С. 91-95.

281

владели в Вене огромными подворьями, которые среди прочего служили также для сбыта вина, производимого в монастырских хозяйствах. Кроме того, в городе постоянно проживали светские и духовные сеньоры и масса людей всех рангов.

Конечно, города такого статуса как Вена — крайний случай, но не исключительный. Возникшие в феодализирующейся или в уже сложившейся феодальной среде города запечатлели в своей и топографической и социально-политической структуре особенности феодального развития в том или ином регионе. Как коммунальные движения XI—XII вв., так и привилегии, обретенные в XIII—XIV вв. в результате грамот об «основании», не несли городам свободы в современном, буржуазно-либеральном смысле. Города складывались в обществе, характерном феодальной зависимостью, сословной стратификацией и сословным правом, и они оставались

врамках этого общества на протяжении всей своей истории. Соответственно, власть городского сеньора (светского или церковного) давала о себе знать в самых разнообразных формах: от вмешательства в дела городского совета (или консулата), фискальных поборов, попыток контроля за монетным обращением и рыночными ценами до существования в городах, в одних больше,

вдругих меньше, земельных участков и объектов, составляющих вассальные лены (фьефы) или простые держания (цензивы) различных категорий зависимых людей сеньора. «Симбиоз между городом и феодализмом» — одна из специфических черт средневекового урбанизма, засвидетельствованная и осмысленная современными исследователями города.

Ваг так, например, складывалась ситуация во французском Реймсе, исследованном П. Деспортом45 Епископ, соборный капитул и аббаты двух аббатств Сен-Реми и Сен-Никез являлись сеньорами четырех частей этого города и, таким образом, жители каждой из них подлежали юрисдикции своего господина. Обитатели Сен-Реми имели своих эшевенов, должностных лиц, облеченных судебными функциями по гражданским и мелким уголовным делам. Их было семеро и они назначались аббатом. Управление этой частью города осуществлялось of имени аббата двумя его должностными лицами: шатленом (им был монах) и мэром. Они вершили суд над купцами, приезжавшими на ярмарки из других мест, и председательствовали в суде эшевенов. Они же взимали устанавливаемый аббатом ежегодный налог «с очага», вносившийся в день Св. Реми. Через специальных доверенных старшин аббат осуществлял контроль за торговыми сделками, мерами веса и объема. Без согласия аббата городская коммуна не могла проводить собрания, облагать членов городской общины поборами. Все это не могло не сказаться на статусе жителей.

282

Привилегированное положение в Реймсе занимали те, кто состоял на сеньориальной «службе» архиепископа или каноников («буржуа» каноников — так называли их в ХГѴ в.). Они освобож- дались от некоторых видов обложения и подлежали юрисдикции исключительно каноников или епископа. Эта категория буржуа Реймса занималась реализацией зерна и вин из хозяйств капитула; кредитными операциями.

Аналогично складывались отношения и в другом французском городе, Шартре. Исследовавший их А. Шедвиль отмечает, что в этом городе, где коммуна конституировалась только в 1297 г., ремесла и торговля находились под контролем и в известной зависимости от графа, сеньора города, облагавшего корпорации натуральными и денежными поборами, контролировавшего меры веса и длины, назначавшего старшин и эшевенов. Под контролем религиозных учреждений и должностных лиц епископа, другого городского сеньора, находились кредитные операции. Также как и в Реймсе, возвышению определенного слоя буржуа в Шартре способствовала их причастность к сеньориальной службе графа или епископа46

Социальная структура средневековых городов в пору их расцвета свидетельствует однако и о «встречном движении» — стремлении состоятельных горожан «внедриться» в сеньориальную систему, приобщиться к главным для эпохи источникам престижа, богатства и власти — землям и инструментарию феодальной эксплуатации. В Меце (Лотарингия), епископской резиденции, горожане, начиная с 30—40-х годов, постепенно отвоевывают сеньориальные цензивы внутри города, а с конца XIII в. становятся владельцами феодальных поместий и вассальных держаний р округе, что привело их к столкновению и с церковными сеньорами

исо светскими — герцогами Лотарингскими и графами Люксембургскими. В XIV в. в средиземноморском Дубровнике, аристократической республике, господствующий слой в городе составляли нобили (слав. — властели), которые были откупщиками городских доходных статей, торговцами солью, скотом и хлебом, ростовщиками и собственниками земельных владений. У некоторых дубровницких нобилей вблизи города имелись замки, а поместья обрабатывали их зависимые люди. В описи 1363 г. рассказывается, как возникло поместье нобиля Марка Лукаревича. Прежде на этом месте располагалось владение хорватского феодала Кранислава Братковича, которое исполу обрабатывал «человек» Марко Лукаревича. Туда явился Марко со своими пешими и конными людьми

исилой занял землю, после чего расселил на ней своих крестьян.

Такую же социальную структуру обнаруживают и города Южной Франции. В Тулузе по переписи 1335 г. 56% зарегистрирован -

283

ной собственности составляла недвижимость: поля, виноградники, господские дворы. Среди знатных людей Тулузы имелись сеньоры и нотабли (знатные горожане, должностные лица сеньоров), владевшие окрестными селами и дворами. Аналогичную картину можно наблюдать в Арле, где городское население тесно было связано с эксплуатацией сельской округи, добычей соли и скотоводством. Среди полноправных граждан Арля в XIII в. 50% составляли лица, связанные с денежным делом, откупщики пошлин, мастера, изготовлявшие монету, ростовщики и менялы. Все они владели землей47 Такой «парафеодальный» характер высших, ведущих городских слоев, патрициата может показаться особенностью южных, средиземноморских, вообще «старых» городов. Но это не так. В Любеке XIII—XIV вв., как уже отмечалось, некоторые горожане, особенно ратманы, владели деревнями, держали феоды от крупных сеньоров. В хронику Дитмара включен псевдоуказ Генриха Льва (герцога Баварии и Саксонии, умершего в 1195 г.), в действительности датируемый концом XIII в. Указ устанавливает, что членами любекского совета могли быть лишь собственники земли внутри городских стен, но отнюдь не ремесленники48

Аналогичную по существу картину находим мы и в Гамбурге, во многом родственном Любеку. Владение ратманами (происходившими из среды высшего слоя купечества) рыцарскими ленами играло здесь значительную роль, но с одной особенностью. В Гамбурге рыцарские владения приобретались крупными бюргерами лишь в том случае, если графы голштинские (основатели «Нового» города, 1188/89 г.) отказывались от всех притязаний, вытекающих из вассально-ленных отношений. Бюргеры, приобретшие рыцарские имения, оставались бюргерами и не включались

вголштинское рыцарство. В старинном праве Гамбурга (1270 г.) содержится пункт, запрещающий рыцарям селиться в городе. Запрет этот в той или иной форме повторялся до 1497 г. и даже в XVII в. Объяснение этой особенности Гамбурга современные исследователи (в частности О. Бруннер) видят в специфической ситуации города. Рассчитывавший на самого себя полноправный город сознательно отделялся от окружающей его территории и ее рыцарства и стремился не допустить никакой «наследственности»

всфере политической власти. Итак, внутри городов существовал «свой» феодальный слой. Он включал в себя некоторых светских сеньоров, переселившихся сюда и особенно многочисленных в городах к югу от Альп, в городах-резиденциях, епископских центрах. Но главной частью его был патрициат. Он манифестировал о своей экономической и политической мощи величественными

284

палаіЩО, возведенными из камня и на манер замков сеньориальной знати увенчанными башнями. Подобно ей патриции имели собственные капеллы, держали многочисленный штат прислуги, канцелярии. Вместе с тем, они владели бесчисленными домами, земельными участками, торговыми рядами, а поступления от своих загородных «сеньорий» пускали в торговлю49

Социотопография. Специфика общественной структуры города, как и доминирующие его функции запечатлены, в соци- альной топографии внутреннего пространства. В городах имелись свои формы административной организации: территориальные братства, группировавшиеся вокруг приходских церквей, торговоремесленные корпорации. Кроме того, городские власти прибегали к группировке населения по улицам, кварталам в соответствии с характером их профессиональных занятий и деятельности. Такая структура облегчала полицейский надзор, взимание налогов, военную организацию горожан. Во французском Монпелье с 1204 г. представителям различных профессий было запрещено произвольно менять место своего проживания. В Тулузе в 1222 г. мясники по приказу властей были расселены в трех разных частях города. В Страсбурге в 1190 г. имелась улица галантерейщиков и квартал каретников; в 1240 г. упоминается улица бочаров, в 1244 г. — скорняков, в 1247 г. — плотников, в 1266 г. — слесарей,

в1286 г. — торговцев требухой, в 1298 г. — «ров гранильщиков». О поквартальной организации бюргерского населения в XIV в. говорят и хроники немецких городов Нюрнберга и Аугсбурга50 Результатом такой группировки, подчас сложившейся в ходе становления города и лишь потом закрепленной официально, было наличие во многих городах кварталов с социально и профессионально гомогенным составом жителей. Они представляли собой живописные ансамбли, придававшие городу неповторимое своеобразие. С течением времени регулярность кварталов так или иначе нарушалась, но сохранялась по существу. Она особенно выражена

в«индустриальных» центрах прежде всего экспортного текстильного производства, таких как, например, Гент.

Продовольственные рынки (зерновой, мясной) и старинные кварталы Гента были расположены вдоль Лиса, выше по течению от графскбй крепости. Суконные ряды и рабочие кварталы Оверсельде и деревни аббатства Сен-Пьер концентрировались вдоль Эско, по которому до великого подъема Брюгге, осуществлялся импорт английской шерсти. В большинстве фламандских городов, пишет Николас, купечество было расселено в центре города, вокруг рынков — продовольственных и предметов первой необхо-

285

димости, тогда как рабочие текстильных специальностей обосноЛ вывались на городской периферии, которая только в конце X I I - J XIII вв., после возведения стен была инкорпорирована в городское пространство. Но как раз с этого времени начинается распространение профессиональной деятельности за пределы первоначальных кварталов. После 1320 г. ткачи обосновывались уже в различных приходах Гента. Но местом их наибольшей концентрации оставались южные предместья города, включавшие в себя старинные кварталы Оверсельде и деревень аббатства Сен-Жан и СенПьер. Здесь они обитали бок о бок с валяльщиками, которые в массе своей предпочитали приход Сен-Жан, где их мастерские располагались вдоль Эско и в северных кварталах Сен-Мишель и. особенно Сен-Жак.

В Меце новые городские кварталы XIII в. привлекали к себе бюргеров из числа недавно переселившихся в город иммигрантов. Так же как и в городах Фландрии, население кварталов (каргье) Меца в это столетие уже начинает утрачивать свою гомогенность. Так, в каргье Шампель обитало в XIII в. 17 корпораций, из них самыми многочисленными были бочары, и здесь же патрицианская фамилия Шампель имела свою резиденцию. В Реймсе более половины наиболее состоятельных горожан («жирный народ»)'располагались в приходах Сен-Хилари и Сен-Пьер, тогда как «тощие» обитали в большинстве своем в приходах Сен-Дени и Сен-Эгьен.

Польский историк Б. Геремек реконструировал социальную топографию Парижа в ХГѴ в. Прежде всего он обращает внимание на феномен, присущий большим городам, — стремление иммигрантов в данном случае из различных провинций королевства — Бретани, Нормандии, Пикардии, Фландрии группироваться по определенным улицам, которые получали соответствующие названия. Улица, где предпочитали селиться итальянцы, называлась улицей Ломбардцев. Богатые и знатные горожане концентрировались в Сите, особенно на правом берегу Сены; одним из самых престижных считался приход Сен-Пьер. Но в этой части города имелись «острова» бедности. Улицы бедняков тянулись вдоль Сены, в приходах Сен-Ландри и Сен-Дени-де-ла-Шетр. Однако основгіЬя масса их обитала на правом берегу, вдоль городских укреплений, и по их другую сторону. На Гревской стороне местом обитания бедных ремесленников и торговцев был приход СенПоль, тогда как «жирный народ» предпочитал кварталы прихода Сен-Жак-де-ла- Бушери.

Свое особое лицо имел левый берег. Это был город университета, профессоров и студентов, колледжей, но также и розничных торговцев и лавочников: торговцев пергаменом, владельцев посто-

286

ядьіх дворов, трактирщиков, разносчиков, старьевщиков, портных, Обувщиков, торговцев деревом. Беднота теснилась вокруг площади іуіобер. Но существовал еще и Париж бродяг, нищих, обитательниц публичных домов. Подобные «криминальные вкрапления» име- лись и в Сите и в кварталах тамплиеров, около кладбища Невинных, как на правом берегу Сены (пять улиц), так и на левом (две улицы)

Наиболее выраженная в больших центрах проблема нищенства и бродяжничества — одна из острейших социальных проблем средневекового города. Это нашло отражение и в городской топографии — названиях улиц, кварталов, переулков, свидетельствуя и об излюбленных этими маргиналами местах обитания и, одновременно, о стремлении властей локализовать их местонахождение, ф. Ирзиглер и А. Лассота, авторы блестящего исследования о маргиналах и аутсайдерах в Кёльне XIV—XVI вв., на основании записей в городской тюремной книге и полицейских постановлений совета реконструировали местонахождение улочек (рядом с гаванью) в несколько десятков лачуг, в которых ютились нищие и «поляки» — погонщики скота. Дурная слава гетто окружала улицы на Альтенграбен, где, по выражению одного из современников, обитали «презреннейшие из простолюдинов», т.е. нищие, поденщики, проститутки, палач и его подручные52 Источники рассказывают о попытках живущих подаянием захватить пространство около городской стены и в ее арках выстроить свои халупы. Для жилья использовались и корабли в гавани. Для более действенного контроля за нищими и своевременного выдворения бродяг в Кельне в позднее Средневековье была учреждена специальная полицейская служба во главе с Bubenkönig — «королем негодяев», который нередко сам происходил из их среды. Общий контроль за деятельностью бубенкёнига и его помощников «клокен» осуществлял городской палач. В таком большом юроде, как Кёльн, с запутанной системой улочек и переулков, с его садами, складами, иммунитетом многочисленных духовных учреждений действенный контроль, однако, вряд ли был возможен. Лазейки для обхода постановлений властей создавали сами жители, причем не столько из чувства социальной солидарности, сколько из соображений реальной выгоды и стремления заработать на бродягах и нищих как постояльцах. Плата поденная или понедельная за угол, ночлег намного превосходила ту, что обычно взималась с ремесленников за аренду жилья. Особенно были заинтересованы в приработке жители бедных кварталов, где бродяги находили себе надежное пристанище.

К числу «горячих точек» городского пространства относились и публичные дома — «дома для женщин», «славные дома», как их

287

называют документы. Профессиональная проституция в той илц иной ее форме — явление каждого развитого общества с известным уровнем социальной мобильности, урбанизации, развития товарно-денежных отношений. В средние века город был главным центром ее средоточения. Городские власти рано восприняли прагматическое положение Августина, который, видя в проституции неминуемое зло полагал что, во избежание еще худших бед для спасения души, с этим следует примириться. Уже с конца XII в. богословы признавали законность получения проститутками платы за свой труд, хотя и осуждали его как таковой5 Этот прагматизм имел под собой вполне объективную основу. В обществе, где господствовала строгая моногамия и жесткие моральные требования, где женщины численно преобладали, где имелись обширные группы мужчин, связанных с продолжительным профессиональным обучением и создававших семьи только в позднем возрасте, где, наконец, присутствовали постоянно большие массы чужаков, — в этом обществе любая попытка абсолютного запрета проституции была иллюзорна. Речь могла идти, как в случае с нищенством и бродяжничеством, лишь о контроле, введении в определенные официальные рамки и, таким образом, об известном признании, легализации, правда, соседствующей с диффамацией.

Проституция и публичные дома получают широкое распространение с рубежа XIII—XIV вв. Первые упоминания о них в городских статутах относятся к середине XIII в. «В судебных документах папской курии в Авиньоне о них систематически говорится с 1326 г. Публичных домов в городе могло быть несколько и принадлежали они то городской коммуне, то отдельным лицам: епископам и аббатам, знатным фамилиям, некоторым купцам, королевским чиновникам. Более ста публичных домов было зарегистрировано в середине XV в. в Авиньоне и Дижоне; не менее 70—80 — в Лионе; ок. 60 — в Реймсе, в небольшом Тарасконе — 12. Публичные дома размещались открыто, наиболее престижные нередко — вблизи магистрата или здания суда. Резкое сокращение их числа приходится на конец позднего Средневековья и начало Нового времени. Это было вызвано не только страхом перед сифилисом, но и распространением Реформации и общим ужесточением поведенческих норм. Но в высокое Средневековье посещение публичного дома неженатыми мужчинами практически всех социальных классов, в том числе и клириками не считалось чем-то постыдным «или хотя бы требующем сокрытия».54 Более того, в этом видели «признак физического здоровья и делового и морального благополучия».

288