Был город-фронт, была блокада... - 1984

строители — воевали в саперном батальоне. К слову сказать, папа служил под маминым начальством.

Ко Дню Советской Армии Галя надумала выпустить нарядный боевой листок. Без красок не обойтись. А где их найдешь — в магазине? Она отправилась за красками домой.

В тот день, в буквальном смысле слова, она и вывезла братьев Курочкиных к жизни. Сперва усадила на санки младшего и отправи­ лась с ним в детприемник. Потом через весь город повезла к своей казарме Костю. По воз­ расту он к службе в полку не подходил. Да и какой из него в это время мог получиться пожарник. Но авторитет политрука решил исход дела: Костю поставили на котловое довольствие. Личный состав роты увеличился на одну едини­ цу. Правда, боевой она еще не являлась. Запол­ няя рапорт, дежурный по части относил вновь прибывшего бойца к разряду больных.

...Листок, посвященный 23-му Февраля, вы­ шел одноцветным.

Но к числу побед, одержанных Советской Армией, прибавилась и эта — маленькая Галина победа.

Так получилось, что рассказать о последних годах моего довоенного друга я не могу...

Больше всего па свете кроме, разумеется, фашизма он ненавидел свое имя — Аполлон. Оно входило в кричащее противоречие с его сутулостью и подслеповатостью. Мечтать о фронте не приходилось.

Аполлон исчез как-то незаметно в середине лета 1941 года. Решили: эвакуировался. Я за­ таил обиду: друг называется, даже проститься не пришел.

Оказывается, он первым среди нас взялся за настоящую работу. Я уже упоминал, что за­ водов рядом с нашим домом не было. Аполлон ушел на Малую Охту, видимо, на Петрозавод­ скую верфь, остался на казарменном.

В какой год блокады и при каких обстоя­ тельствах он погиб, неизвестно.

Часто говорят: если боец из такой-то гвар­ дейской части, этим сказано все. Пусть простит­ ся мне высокое сравнение: нетрудно предста­ вить, как боролся и погиб мой друг, — он с на­ шего двора.

После долгой разлуки двор, по которому ты бегал, кажется неправдоподобно маленьким. Почему-то у меня такого впечатления не воз­ никло. Может быть, потому, что у нас было особенное детство! Нам рано пришлось взгля­ нуть на мир взрослыми глазами, ничего не пре­ увеличивая и ничего не преуменьшая.

Хорошо это или плохо, я не берусь судить. У каждого поколения свои черты, свои особен­ ности.

Тополиный пух из школьного сада не изме­ нил своим привычкам. Он норовит залететь в наши ворота и покружиться в нашем дворе.

взвод». Теперь мне приходится с грустью ска­ зать: взвод этот, как самая настоящая ударная часть, вышел из боя с огромными потерями.

Героев среди нас не было. Но если взгля­ нуть через время, какие-то черточки героиче­ ской страды отразились и в наших лицах.

Мне могут сказать: «А чем ваш двор лучше соседнего?» Да ничем. Просто он мой.

Говоров долго смотрел туда, где начинались строения города Пушкин . Ясно представлялось сейчас, как изменится все вокруг в первые же минуты наступления, как преобразится это безлюдное поле и оживет каждый бугорок, каж­ дая болотная кочка в утро первого боя. Места намеченного соединения двух наступающих армий отсюда не были видны, но Говоров отчет­ ливо представлял в эти минуты тот участок, где должны сомкнуться клещи наступления.

Когда части, наступающие из района Ора­ ниенбаума, сомкнутся с войсками, идущими от Пулковских высот, на направлении главного удара будет решена только первая задача. От быстроты поворота па юг будет зависеть успех операции. Только взяв Гатчину, выйдут войска Ленинградского фронта на оперативный про­ стор. Кто владеет Гатчиной, тот хозяин поло­ жения . После взятия Гатчины противник будет вынужден уйти из-подо Мги — ведь у пего оста­ нется для отхода только одна дорога.

Да, есть в каждой операции свой глубокий внутренний смысл, и судьба Мги будет решена в боях за Гатчину.

миная поездку на Пулковские высоты и своп раздумья перед утром первого боя. Узел, где

судьба Ленинграда. Если стремительно рва­ немся вперед, враг не сможет вести огонь по городу. Задержимся — и Ленинград подверг­ нется такому страшному обстрелу, что и пред­ ставить невозможно, как много будет убито лю­ дей и разрушено зданий, — сказал Говоров вечером вызванным в штаб артиллеристам.

У Т РО ПЕРВОГО БОЯ

Медленно всходило солнце над снежными полями. Над широким простором предрассвет­ ная мгла. Наступало утро первого боя. На узкой

и немецкие окопы, было хорошо знакомо бой­ цам.

Вот он, район Пулкова, направление главно­ го удара наших войск.

Когда яростный гул канонады поплыл над бескрайним простором, передовые отделения гвардейцев ринулись через снежное поле к тран­ шеям врага.

Стремительно нарастала атака... Все время был впереди капитан Голиков. Его подразделе­ ние уверенно вгрызалось в глубь вражеской обороны.

Сержант Дарджаев, которого товарищи на­ зывали «старичком», с четырьмя автоматчиками взбирается на танк. Быстро мчится тяжелая машина по снегу. Дарджаев показывает танки­ стам цели.

Один дзот уничтожен... Второй... Третий...

Четвертый...

А гвардии рядовой Арчаков со своим стан­ ковым пулеметом все время идет впереди. Вот залег, открыл огонь, проложил на несколько десятков метров дорогу пехоте... Вражеский станковый пулемет пытается отстреливаться - Арчаков подавил и его. Разрывом мины повреж­ ден пулемет. Арчаков тотчас берет автомат, вы­ роненный тяжело раненным бойцом, и вры­ вается в траншею. Взятый в бою ручной пулемет Арчаков повертывает в другую сторону, расстре­ ливая фашистов. Ярость боя живет в его груди, зовет на подвиг.

Братцы, вперед! — кричит Арчаков, и бе­ гут вслед за ним пехотинцы.

Все вперед идут гвардейцы. Четыре ряда траншей уже пройдены. Прорвана линия вра­ жеской обороны... Фашистского переднего края больше нет! В глубине немецкой обороны уже начинают хозяйничать наши пехотинцы и тан­ кисты.

Заря сменяет зарю, и утро нового дня снова начинается нашим наступлением.

Солдаты вышли к березовой рощице на вы­ сотке. Тонкие русские березки звенели на ян­ варском ветру. Здесь, на высотке, было логово врага — штаб артиллерийского полка, дально­ бойные орудия которого вели огонь по Ленин­ граду. Фашистские артиллеристы пытались взо­ рвать орудия. Но было уже поздно. Танки шли с тыла. Немцы бросились к мотоциклам. Тан­ кисты и автоматчики открыли огонь и прегради­ ли отход гитлеровцам. Рядовой Чистяков и его

товарищи-автоматчики уничтожили удиравших, захватили мотоциклы.

Но главными трофеями были тяжелые ору­ дия. Дула их направлены на Ленинград. Отсюда фашистские звери вели огонь по городским окраинам, по центру, по школам, по больницам. Сколько русских людей было убито и искалечено прислугой этих батарей!.. Теперь застыли на

мательно осматривают вражеские пушки. Боль­ ше уж никогда не будут эти орудия вести огонь по Невскому и Садовой, Измайловскому и Боль­ шому.

Бойцы, шедшие в бой с противотанковыми ружьями, бросаются к пушкам. Дерзкий план созрел одновременно у нескольких воинов. Лейтенанты Байрамов, Саенко, Пособляев, сер­ жант Миниахметов, рядовые Смирнов, Богадинов, ленинградец Кузьмин поворачивают дула орудий в другую сторону. Не меньше 200 сна­ рядов выпустили они по тылам и коммуника­ циям врага.

И снова вперед уходят воины Ленинграда. И весь этот день полон незабываемыми эпизода­ ми стремительных схваток; мгновенных ударов, яростных стычек, когда все пускается в ход, чтобы сразить врага: и противотанковое ружье, и родная трехлинейная винтовка, и даже диск от ручного пулемета, неожиданно выручающий в рукопашной схватке.

Прорвана вражеская оборона, разбито же­ лезное кольцо, сжимавшее наш великий город! Скоро отдохнет израненная, исстрадавшаяся земля. Бой уходит из этих мест. Район Пулкова становится тылом. Оглядываясь назад, я уже не могу разглядеть Пулковские высоты.

ВОРОНЬЯ ГОРА

(Рассказ солдата)

—Как мы взяли Воронью гору? Да тут, пожалуй, и рассказывать нечего. Шли по снегу да шли — и взяли.

—Так ли уж просто шли? Ведь сопротив­ лялись небось гитлеровцы...

—Это, конечно, было. Но мы к таким делам привычные.

—Вы все-таки постарайтесь вспомнить, как все это было. Ведь я материал для газеты со­ бираю, мне придется подробно все описать. Чи­ тателям важны подробности. А как же я напи­ шу, не расспросив автоматчиков, бравших Во­ ронью гору?

—Всех-то не расспросите, многие в земле лежат... А я расскажу. Только вы уж на меня не серчайте, если что перевру: ведь знаете, на войне такое бывает, что норою память вдруг от­ шибает.

Мой собеседник задумался, свернул цигарку, но спичку из кармана не достал и так, с неза­ жженной цигаркой во рту, начал не спеша рас­ сказывать:

—Командира полка Афанасьева все наши ребята любили, но почему-то за глаза называли его дамским командиром, хоть был он силач и не волновался никогда.

Пожалуй, за то дамским командиром называ­ ли, что крепких слов не любил и морщился, ко­

гда другие ругались. Вот, значит, пошел он в командирскую разведку после того, как мы первую линию фашистской обороны прорвали, и говорит командиру автоматчиков Масаль­ скому:

—Воронью гору видишь?

—Вижу.

—Придется тебе ее брать.

—Я приказ получил...

Все заинтересовались, около него собрались. Рассказал он нам тут немного про Воронью

гору.

Высокая она, на сто семьдесят метров над нашими болотами поднялась. И чего там только у фашистов нет, — они и тяжелые орудия кру­ гом расставили...

Нелегко будет ее взять, а надо. Хоть и крутые склоны, а подняться на самую вершину придется.

Очень важное наблюдение она имеет, тут у врага самый главный наблюдательный пункт. Возьмем ее — все равно как врагу глаза вы­ колем...

—Значит, приказано нам взять Воронью гору. Много она нам зла принесла. С нее город как на блюдечке виден. Весь виден... Вот фа­ шисты по нему и вели артиллерийский огонь, безжалостно убивали ленинградцев... Взять ее мы должны во что бы то ни стало. Значит, на­ до идти. Но предупреждаю: будет нелегко. Кто за мною?

—Все пойдем, товарищ капитан, — отве­ чают ребята.

Повел нас Масальский по снежной целине. Идем по сугробам, по самую грудь в снегу уто­ паем. Очень трудно, а идем, не жалуемся. Хо­ чется поскорее до этой самой Вороньей горы