Был город-фронт, была блокада... - 1984

стые. Оставили вот только нашего маленького фокстерьерчика Зорю, Потом ее наш сосед со­ жрал,

—Украл у да?

—Нет, хуже, чем украл, за горло меня схва­ тил и... Вот когда дом начали ломать, надо было вещи мне куда-то переносить, ая— сами по­ нимаете — не могу. Вот только единственно на

ку, чтобы я ему скормила. Л собака-то была

не было. Ну вот, вы понимаете, это собака, ко­ торая с колен у меня не уходила, а особенно в блокаду: все-таки какое-то тепло от меня ис­ ходило...

гадала... Если она встанет и пойдет, — я ее за­

шла за двери — ну вот на один марш я спусти­

Ачто, если потому отвернулась собачка, что поняла: предала ее хозяйка?

Аможет, просто жертвовала собой — ради хозяйки, раз ей это нужно?..

Сколько лет прошло, а мучит это Маргариту Федоровну — по натуре женщину жизнелюби­ вую и ко многому относящуюся иронично.

У нас записан рассказ работника Эрмитажа Ольги Эрнестовны Михайловой — о том, как де­ вушка отравилась, увидев, как ее мать потро­ шила домашнего любимца — кота. Вот что для человека оставалось мерой нравственного и безнравственного в условиях, когда, казалось, мера эта могла резко снизиться. И снижа­ лась — для других людей. Романтик и в то же время трезвый историк Г. А. Князев запи­ сывает:

взапертом портфеле. Подглядывают друг за

в тех же условиях другие люди сумели сохра­ нить себя, не допустить себя до «звериного состояния». По-разному превозмогали условия,

самих себя. Некоторые потом все-таки не вы­ держивали. Но и не выдерживали тоже поразному...

О.Э. Михайлова, — что кто был приличный,

наверно, развивались. Это точно.

Тут очень много, что можно сказать, и раз­ ные чувства обуревают тебя, когда ты вспоми­ наешь. Обуревают и чувства тяжелые, и чувства радостные, потому что в это тяжелое время все-

как бы голенькими, их сразу можно было

когда-то известного ученого (он умер до войны).

любили его, до войны все было для него. Вы знаете, как иногда животные становятся такими

она подумала, что уже все кончено, в жизни все

ше и дальше. В общем, для нее была трагедия

и на почве дистрофии другое, будем его условно называть — маразмом. Я думаю, что мать не по­ нимала. Ее вот дочь точно понимала. Я с ней

нимаешь! Мать съела кота. Максима съела!

к нему или же спасались от него — тоже поразному.

Да, та девушка не выдержала. Но п о - ч е л о- в е ч е с к и н е в ы д е р ж а л а , а н е по-живот­ ному.

Князев ее, пожалуй, понял бы. Хотя у него запас прочности большой. Больше аргументов в пользу борьбы до последней возможности, больше веры в себя, в человека.

Не только спасали животных, но и спасались сами через животных, детям детство их возвра­ щали. Ведь Ленинград-то был после сорок вто­ рого года лишен какой-либо живности. Ни ко­ шек не было, ни собак, ни птиц — ничего. Со­ хранился только один уголок в городе, не чудом сохранился, а любовью нескольких человек. Об этом удивительные вещи рассказала нам Мария Мечиславовна Брудинская.

— Мне надо было прежде всего подгото­ вить животных, животные не подготовлены со­

Прежде всего нужно было текст какой-то

шадка маленькая — Мальчик. И Тимошка — не

Ведь все надо было грузить. И вот мы стали во­ зить этих животных. (То, что вы видели на ри­

вот Тамара Семеновна — ехали в те точки (как я называла), куда я получила договора. Вот при­ езжали.

—Это сорок третий год?

—Да, в сорок третьем году. Выбирали боль­ шую комнату, расставляли этих животных. Дети

ную лекцию читала им, а потом, значит, показы­

раз мы ехали по Невскому и в страшный обстрел

к этой клетке, где сидела обезьяна Инка, а она,

очень реагируют на все это), и она начала меня

Все-таки выбрались и уехали. Это кончилось благополучно. А раз мы вдвоем ехали к Рука­

там у нас утки были, там у нас были курицы, цыплята какие-то — трах!

И мы оказались все на земле. Она сломала

унас оглоблю.

скобе и начали собирать. И можете себе пред­

собственность, это как ценность, за нее ты отвечаешь.

Вот я собрала все в кучу (Рукавишникова мне кое-как помогла). Надо было оттащить от дороги куда-то в сторону. Я оттуда, с Троицкого

п а л и с ь , но целы. И оттуда уже за нами приеха­ ла телега большая, которая подвозила корм для животных.

же малыши. И школьники почти не знали, уже

нинский парк. Косили сено. Слон в сорок первом погиб. Бомбежка была, и его ранило. Очень по­ том жалели и ругали (это уже когда я поступила туда), ругали, что не сохранили мяса — могли его засолить или еще как, а его закопали, и так

Нет, нет. Вот заболел и умер тигренок. Боль­ шинство животных отсюда было вывезено, не помню точно, кажется, в Саратов. А часть оста­ лась. Не могли вывезти слона и не могли вывезти

— Но тогда и трава шла. Вы знаете, что я

ца. Это был тяжелый для нас наряд, прямо, знае­ те, по очереди нас заставляли это делать. И вот,

Атак, понимаете, этот зоопарк был на ба­

знаменитый Тимоша — мы его все страшно лю­

иногда к кровати, и все-таки улыбались. А эта

что принимали мы только тех, которые хорошо

очень охотно. А работа тоже была такая, что они должны были убирать зоосад, помогать в кор­ межке, а главным образом наблюдать данное животное, записывать. Мы выезжали с ними в

Александр Прокофьев

ПЕ Х О Т А

Сметая все, штурмуя доты, Где глушь непроходимая, Идет советская пехота, Идет непобедимая.

Итам, где пули землю роют,

Итам, где в молниях гора, —

Везде летит, гремит родное

Иперекатное — «Ура!».

Исмерть врагам! Им гнить в болотах, Ведь за страну родимую Идет советская нехота, Идет непобедимая.

Когда-нибудь, должно быть скоро, Настанет миг, народ вздохнет, Настанет день такой, с которым На всей земле гроза замрет.

Тогда с желанною охотой К труду, навек любимому, Пройдет советская нехота, Пройдет непобедимая.

Во все дома войдет победа, Ко всем сердцам она прильнет, И вот на час какой к соседу Бывалый воин завернет.

И, выпив стопку для затравки, Как стограммовку, без манер На стул присядет иль на лавку Орденоносный кавалер.

И так, нисколько не в обиду Юнцам, что в избу собрались, Он скажет:

«Мы видали виды, Мы под Синявином дрались!»

время прорыва блокады, сибиряк Василий Ива­ нович Буштаренко — командир транспортной роты нашего полка и я — бывший разведчик полковой батареи и журналист фронтовой газеты. И шофер Юра, который занят своим делом и развязывать язык не намерен, он только дакает или некает и кивает головой, если ктонибудь из нас обращается к нему.

Мы минуем проспект села Рыбацкого, и пе­ ред Усть-Ижорой нам открывается Ново-Сара­ товская колония на правом берегу Невы. Знако­ мое место. После эвакуации Гангута наша 8-я особая бригада стояла тут. И мы отыскиваем и узнаем дома, в которых тогда квартировали.

— Вон в том доме, правее белого Дома куль­ туры, размещался наш взвод. И немец-колонист

его ребятишек малость, хотя и сами-то получали

исходный рубеж во время прорыва блокады. Правда, тогда снегу было много и мороз дай бог был! Не то что нынешняя зима, — вспоминает Вуштаренко.

А машина выворачивает направо, и Нева внизу блестит стальным блеском, и январское солнце золотит голые ветки придорожных ветел.

Мы, не сговариваясь, поворачиваем головы налево и смотрим на жуткие оплавленные раз­ валины. Мы знаем, что тут был командный пункт нашей дивизии и нашего полка. И мы от­ сюда начали наше первое наступление на Ле­ нинградском фронте. Мы хотели вырваться тогда к железной дороге и застряли в болоте. Это был наш первый бой осенью сорок второго.

За Ивановскими порогами, перед Невской Дубровкой, начинают появляться признаки за­ поздалой зимы — белый налет изморози на по­ жухлой траве и прочный лед на закраинах, ко­ торый уже осваивают мастера подледного лова.

Мы заворачиваем на Невскую Дубровку, вы­ лезаем из машины и бредем около воды по го­ лому берегу мимо догнивающих в высоком от­ косе накатов, мимо еще не успевшей истлеть ко­ лючей проволоки, перешагивая через минные ящики и коробки противогазов. Сколько здесь костей, в этой до сих пор искореженной и обезображенной земле! Здесь погибали самые храбрые, на этом проклятом клочке земли длиной в два с половиной километра и шириной в шестьсот метров. Здесь земля так насыщена

металлом, осколками, что на ней и расти ничто не хочет.

Здесь останавливаются автобусы с туриста­ ми, и, наверное, экскурсоводы рассказывают приезжим о том, какой ценой удалось удержать эту омытую кровью героев священную землю.

Мы, как мальчишки, выковыриваем из на­ плыва речного песка рваные осколки железа и кладем их в карманы, словно это так нам необ­ ходимо. Потом мы едем дальше. Машина минует невысокий соснячок. И в соснячке видны серебряные заборчики, кресты, колонки с под­

Имашина, свернув на обочину, развора­

чивается и съезжает у соснячка на проселок. Мы выходим на берег и смотрим на Неву, по­ крытую чистым торосистым льдом, поблески­ вающим на солнце, смотрим на правобережный голый лесок, оглядываемся вокруг и, переска­ кивая через заплывшие траншеи, спускаемся мимо старого командного пункта, превращенно­ го сообразительным хозяином новой деревни, выросшей на воронках, в погреб, по крутому

дивизии Иван Ерофеевич Говгаленко или коман­ дир нашего полка Александр Иванович Шерстнев, парикмахер-пулеметчик Дима Вайсман или повар и разведчик Федя Бархатов? Я уже не помню. Я знаю, и наверняка, только одно: этим жила вся наша дивизия, потому что другого

Может быть, его и не слышали, но каждый знал, куда и зачем ведет и зовет его комбат.

Через Неву и на Берлин!

В каких-нибудь метрах десяти — пятнадца­ ти от берега пуля пробила ему щеку и вылетела

правого. (Как только мы тогда забирались сюда — уму непостижимо!) Он видел, что бойцы пошли вперед через поле и перелесок. И все дальше и дальше уходил грохот боя.

Прошло полчаса (этого уже не видел капитан Салтан), и по его следу другие командиры вели своих бойцов на тот берег. Не видел он и того, как младший лейтенант Гнатенко по торо­ систому льду помогал расчету тащить пушку, как шофер Козак вел на ту сторону грузовик, прокладывая первую трассу, как саперы под командой Анатолия Репни расчищали подъезд, как разведчик Федор Бархатов с Борисом Яковлевым уже пробовали немецкие автоматы: хорошо ли они очищают блиндажи от немцев?

Дима Науменко уже шел навстречу насту­ пающим, сопровождая первую группу пленных через Неву в тыл, а батальон Салтана овладел продовольственными складами немецкой диви­ зии, и батарейцы, захватив немецкую конюшню, впрягали коней в постромки орудийных лафе­ тов, и батарея старшего лейтенанта Козлова выскочила на крутой взгорок, развернулась и открыла огонь. А Харис Усманов, связной командира батареи Козлова, ругал себя порусски за то, что не заметил, как выглянувший из блиндажа немец дал по командиру очередь и ранил его. Но Харис догнал немца...

Шел бой. И видимо, от горячего дыхания боя день потеплел. Солнце скрылось в дыму и тума­

не, и пошел легкий снег. И командир полка Александр Иванович Шерстнев переправился с командным пунктом на левый берег, а вслед за ним наш любимый батько Николай Павлович Симоняк — генерал Наступление, как потом его назовут немцы, — тоже перебрался на лево­ бережье. Его помощник Савелий Михайлович Путилов уже ходил по цепям наступающих, оценивая обстановку и подбадривая бойцов.

Через Неву и на Берлин!

Прошли сутки, и я вместе с капитаном Салтаном, возвращавшимся из санчасти, шел на левый берег, а рядом с нами по бревенчатому настилу переправлялись танки.

Мы шли, оглядываясь на своих друзейоднополчан, уже вмерзших в шершавый лед Невы.

Они лежали, прижавшись к темному льду, как будто приготовившись к прыжку.

Их подберут только завтра и похоронят в братской могиле около медсанбата на отбитом левом берегу, там, где сейчас растет невысокий соснячок, откуда начинается новая деревня Марьино, построенная на воронках и траншеях.

Они никогда не узнают, как наша дивизия вышла к Петровскому каналу и соединилась с моряками и лыжниками особой бригады Яко­ ва Потехина, лихого командира, бывшего жур­ налиста.

Они никогда не узнают о том, как в сумер­ ках январского дня наши бойцы встретятся с волховчанами, как потом разлетится вдребезги кольцо блокады и над Ленинградом вспыхнет павлиний хвост первого салюта. Они не увидят его. Но они, умирая на невском льду, знали, что мы дойдем до Берлина. «Через Неву и на Берлин!» Знали, как знал это Дмитрий Молод­ цов, прикрывший собой амбразуру, выполнив­ ший в трудную минуту закон солдатского брат-