Был город-фронт, была блокада... - 1984

стрелу, потому что рядом были Финляндский вокзал и завод, который работал для фронта.

Учительница Анна Алексеевна Клокова строго-настрого запретила нам, своим перво­ классникам, приходить в школу во время об­ стрела или воздушной тревоги. Да разве кто из нас боялся тогда бомбежки?

Только отошел я как-то от дома, началась воздушная тревога. Я решил перехитрить всех дежурных МПВО и милиционеров. Шмыгнул

впроходную дома № 3 по Финскому переулку,

авышел с другой стороны на улицу Комсомола. Гремели взрывы у Военно-медицинской ака­

демии, я пробежал два дома и встретил в подво­ ротне одноклассника Игоря Данилова. Вдвоем мы выбрались к Финляндскому вокзалу и побе­ жали. Сыпались струйки сухого песка из меш­ ков, укрывших памятник В. И. Ленину. На пу­ стой привокзальной площади остались только вещи тех, кто должен был эвакуироваться из го рода.

Радио отстукивало частые удары, свистел милиционер в каске-тарелке, а мы притаились за чьими-то вещами. Бомба разорвалась где-то за школой. Вдруг из-за кучи мешков и тюков вы­

сунулась закутанная в тряпки голова. Это же Цыганок! Самый младший ученик в школе. Он так обрадовался нашему приходу, что не мог выговорить слово «эвакуация». Он говорил

Мы дождались, пока его мать вернется, и по­ шли в школу. Там уже собралось много ребят — всех привел голод. А ведь бомбили совсем неда­ леко — Арсенальную набережную, улицы и за­ воды в районе Кондратьевского проспекта.

После завтрака нас повели в заводское бом­ боубежище. Оказалось, там горит электрический свет. Вот радость! Тогда в городе еще жили при коптилках и самодельных свечах.

Юра Маланов сразу же занял светлый угол, достал тетрадку и принялся рисовать. Снача­ ла Юра рисовал танки. Если они выходили очень плохими, то он помечал их фашистскими кре­ стами и свастиками. Хорошие и правильные танки были обязательно наши. Они побеждали. Такие же были у Юры самолеты и корабли.

Земля содрогнулась, все здание как бы под­ прыгнуло. Свет погас. Все вскочили, но тут же повалились друг на друга. Девочки кричали од­ на громче другой. Чтобы их успокоить, отвлечь нас, Анна Алексеевна предложила петь песни. Мы запели «В бой за Родину» и в самом деле мало-помалу успокоились.

Открылась дверь, и с фонарем вошла к нам в отсек директор Надежда Андреевна Малинина. Она нас похвалила за то, что мы не трусим, посидела немного и, согнувшись, пошла в свете своего фонаря дальше. Ее все уважали. Где бы ни появлялась Надежда Андреевна, сразу воца­ рялись образцовый порядок и дисциплина. Она знала в лицо каждого. Ее видели в школе с утра и до позднего вечера.

СБОР Б У Т Ы Л О К

В начале зимы 1942/43 года нам, первоклас­ сникам 138-й школы, объявили: фронту нужны бутылки. Все отчетливо сознавали, что значит в военном деле обычная бутылка. Каждый маль­ чишка готов был с такой бутылкой идти в атаку на вражеский танк, чтобы собственной рукой поджечь ненавистного фашиста. Бутылки с го­ рючей смесью — то же самое, что гранаты, при­ меняемые против танков, для поджога враже­ ской техники, складов, мостов.

Вскоре в проходе в первом этаже школы гро­ моздились громадные корзины, ящики и корыта с пустыми бутылками. Грузовичок-полуторка увез на завод полкузова наших бутылок, чтобы потом снабдить бойцов и партизан необходи­ мым оружием.

И мы радовались, что хоть немного, да по­ могли фронту.

ЗА ВОДОЙ

Рано утром с кувшином в одной руке и ма­ леньким бидончиком в другой я спешу на Неву к Литейному мосту. А еще надо в школу успеть! Прорубей много, и у каждой очереди. Черпают воду кто чем.

Иной дистрофик на саночках привезет не­ сколько кастрюль да полчаса наполняет их. Я и сам такой же точно.

Был у меня и другой маршрут: на Финлянд­ ский вокзал. Из всех ленинградских вокзалов он один работал всю войну. Здесь шум не смолкал ни днем, ни ночью. Отсюда эвакуировали на Большую землю ленинградцев, отправляли в тыл раненых. Сюда везли грузы с Ладожского озера и дрова для всего города.

Было на вокзале одно особенно оживлен­ ное место: маленький домик с краном в стене. Кипяток!

В очереди за кипятком я впервые познако­ мился с моими одногодками, с ними потом встре­ тился в школе.

Кипяток — это живая вода тех лет. Не было дров, воды, а тут — драгоценный кипяток. Для всех! Норму отпуска соблюдали сообща. Много наливать никто особенно не решался, поэтому кипящая вода доставалась всем.

За чаем сходить — значит кипятку с вокзала принести. И ходили за ним издалека, даже чех­ лы ватные делали, чтобы не остыла дорогая во­ дичка по пути.

УРОКИ В ПОДВАЛЕ

Приближался Новый год и конец второй четверти. Анна Алексеевна раздавала табели. Дошла очередь и до меня. На листке в клеточку я прочел: дисциплина — «отлично», письмо — «хорошо», арифметика — «посредственно».

Сидели мы в бомбоубежище, которое находи­ лось напротив 138-й школы, в подвале завод­ ского здания. Стены вздрагивали от беспрерыв­ ной канонады.

Чернила на столе у Анны Алексеевны давно уже замерзли и разорвали чернильницу.

Во время урока класс зашумел. Так и есть, опять Маланов рисует. Шапка-ушанка у него развязана, а варежки лежат на парте. Он рисует и смеется, да еще рассказывает. Учительница его не ругала за это. Она спросила:

— Ну, что у тебя, Юра? — и пошла по­ смотреть.

Все тетради у него разрисованы, а все нари­ сованное — истинная правда: горят немецкие

самолеты, взрываются танки с крестами и сва­ стикой, фашистские солдаты лежат в разных позах, а наша морская пехота атакует. Ух, здо­ рово! Юра даже называл фамилии бойцов, толь­

нее стали даватн по полстакана мутного зеленого хвойного настоя. Пили не все, но находились любители, выпивавшие за троих. Анна Алексеевна замечала тех, кто не пил, а на уроках си­ дел и зубы свои раскачивал. В столовой она насильно вливала им в рот противоцинготный настой.

Ученика 5-го класса Клюева с трудом подни­ мали по лестнице на третий этаж. Нашей учи­ тельнице тоже стали помогать, когда она шла по лестнице. И из других классов учительницы друг друга держали под руки. Голод брал свое.

Я очень ослаб, стал пропускать занятия и наконец оказался в больнице для детей. Болезнь у всех была одна: дистрофия. Не помню, на ка­ кой стадии у меня ее признали, но увидел я в больнице таких дистрофиков, что и не снилось. Кожа, натянутая на скелет, а человек живет и еще в игрушки играет.

Из записки матери я узнал, что в нашу шко­ лу попала бомба. Это было в феврале 1943 года.

времени. Может быть, кому-то эти письма и записи покажутся наивными, чересчур прямо­ линейными и однообразными, но впечатление это неправильное, неверное... Отец предстает передо мной в своих торопливых записях, в этих ежедневных нескольких строчках, жи­ вым человеком, которого я мало знал, вернее, не успел узнать, потому что был мал — мне было в то время 10 лет. То, что открывают мне его письма и записи, удивляет меня и вызывает со­ жаление, что жизнь его оборвалась так рано, что не пришлось нам пожить рядом дольше, лучше узнать друг друга, порадоваться... Он был полон кипучей энергии, настойчивости, жажды совер­ шенствования, самоутверждения. Он не гнушал­ ся никакой работой там, на фронте, и был по­ лон искренней веры в нашу победу. А еще в письмах — его любовь к нам, забота, то, как он меня любит...

А мы с мамой пережили блокаду — живы. И Мечниковская больница стоит все на том же месте. Иногда, бывая там, я прохожу мимо окон той нашей блокадной комнаты на первом эта­ же, где сейчас расположена библиотека. Пере­ до мной вновь оживают незабываемые картины