Президент рональд рейган

имеющейся у него бумаге) разные зондирующие вопросы, не ввязываясь в обсуждение.

Общее впечатление было таково, что в администрации достаточно хоро­шо отдавали себе отчет в неприемлемости для нас ни „нулевого", ни „проме­жуточного" решения проблемы ядерных вооружений в Европе. Поэтому они делали попытки прощупать наш настрой насчет того, не готовы ли мы - и в чем конкретно - модернизировать свою позицию, продолжив обсуждения в духе „разных вариантов" наподобие того, что предлагалось американцами в ходе „приватных бесед" в Женеве. Они явно ждали нашей инициативы в отношении этих вариантов, но не хотели менять свою позицию.

„Оптимизм" администрации

В целом обе встречи с Шульцем не ознаменовались каким-либо продви­жением вперед или намеком на возможность такого продвижения. Госсекретарь заметно осторожничал. Скорее всего, не было принци­пиального решения президента Рейгана в отношении существа этих переговоров.

Видимо, подключение госсекретаря к обсуждению с нами вопросов ограничения ядерных вооружений было в определенной степени призвано продемонстрировать, что администрация старается использовать все возможные каналы, чтобы добиться какой-то договоренности с СССР в этой области. Во всяком случае, сведения об этих негласных встречах госсекре­таря с советским послом „просочилось" в прессу и в дипкорпус в Вашингто­не, создавая впечатление, будто обе стороны серьезно пытаются преодолеть тупик в переговорах. Привлек к себе внимание в этой связи необычный полузакрытый брифинг для западноевропейских журналистов по советско-американским отношениям, который провел заместитель заместителя гос­секретаря Палмер.

Главным тезисом этого брифинга (и эта мысль всячески подчеркивалась затем представителями администрации в контактах с союзниками) было то, что в отношениях между США и СССР, несмотря на накал риторики, дела обстоят совсем не так уж плохо, поскольку между странами ведется интенсивный диалог, в том числе между госсекретарем и советским послом, а также послом США в Москве, хотя этот диалог и не всегда становится достоянием гласности.

Надо сказать, что в эти же дни ко мне обращался ряд западно­европейских послов, по существу, с одним и тем же вопросом: соответствует ли действительности этот тезис администрации. Они ссылались при этом на соответствующие оценки, которые они получали от госдепартамента. Направленность этих оценок была вполне очевидна.

Тем временем администрация продолжала активную обработку наиболее влиятельных слоев американского общества в пользу своих военных программ.

По словам Арманда Хаммера, присутствовавшего 16 мая на закрытом заседании в Белом доме, на которое президент пригласил около ста ведущих бизнесменов-руководителей крупнейших корпораций США, Рейган призы­вал крупный бизнес поддержать программу развертывания стратегических ракет „МХ" и оказать непосредственное воздействие на „своих" сенаторов и конгрессменов.

Сугубо доверительно

Рейган подчеркивал, что без осуществления программы „МХ" и некоторых других стратегических программ СССР не будет вести серьезные переговоры с США. Это, дескать, показывает история. Сначала конгресс должен их одобрить и запустить в действие, и только тогда СССР пойдет на реальные переговоры.. Другого пути у США нет. Одновременно Рейган уверял, что он хочет мира, что попытки изображать его поджигателем вой­ны - это происки его личных врагов. Он надеется, что все заложенные им военные программы приведут в конечном счете к разоружению. В этих целях - через некоторое время - Рейган не исключает и личную встречу с Андроповым.

Хаммер заметил, что он, откровенно говоря, все еще не разобрался в Рейгане: вроде он искренне говорит о стремлении в конечном счете к улучшению отношений с Москвой и к разоружению, но все его практические действия идут в прямо противоположном направлении.

Отношение Андропова к встрече с Рейганом

Советская позиция в отношении встречи с Рейганом была четко изло­жена 8 мая 1983 года, когда И.Ганди предложила провести встречу в Нью-Йорке глав государств - членов ООН. Советский посол в Дели передал ей развернутый ответ, в котором выражалось нежелание Андропова встречать­ся с Рейганом в рамках предложенной Ганди инициативы.

Советский Союз в принципе положительно относится к организации советско-американской встречи на высшем уровне. Однако, отмечалось в письме, однако к проведению такой встречи нынешняя администрация США явно не готова, потому что это шло бы вразрез с ее намерением сохранить атмосферу напряженности в советско-американских отношениях, используя ее в целях дальнейшего раскручивания гонки вооружений. Признаков же того, что американцы могли сейчас пойти на изменение своего полити­ческого курса, пока нет. Поведение американской стороны в последнее время говорит, скорее, об обратном.

В этих условиях поездка Андропова в Нью-Йорк объективно дала бы Рейгану удобную возможность - в рамках общей встречи - свести советско-американскую встречу к мимолетному кулуарному мероприятию, которое не принесло бы никакой пользы делу мира и в то же время было бы исполь­зовано Рейганом в своих политических целях.

Кроме того, говорилось далее в ответе, такая встреча с Рейганом была бы расценена демократами, т. е. другой частью общественного мнения США, как своего рода поддержка Рейгану. Здесь обязательно будут упреки в наш адрес насчет вмешательства во внутренние дела Америки в пользу республи­канцев, Рейгана. Думается, что этот фактор имел бы отрицательные последствия и был бы не в интересах ни советско-американских отношений, ни международной ситуации в целом. Вот почему, тщательно взвесив все обстоятельства, мы пришли к выводу, что поездка Андропова в Нью-Йорк не только не отвечала бы такой цели, о которой Вы говорите, предлагая собраться в Нью-Йорке, но и могла бы дать, скорее, обратный результат.

Ганди с пониманием отнеслась к позиции Андропова.

В середине мая Рейган сделал заявление (без прямого обращения к нам) о том, что если Андропов приедет на Генеральную Ассамблею ООН, то он будет готов с ним встретиться. Москва не реагировала на это заявление.

ПРЕЗИДЕНТ

РОНАЛЬД РЕЙГАН

Шульц активизируется

На слушаниях в сенатском комитете по иностранным делам (15 июня) Шульц впервые выступил с программным заявлением о политике админист­рации в области советско-американских отношений. Он подчеркнул при этом, что президент заранее лично одобрил текст его выступления.

Самое интересное в выступлении Шульца заключалось в том, что сам он считал это свое заявление (и, видимо, искренне) весьма важным потому, что в нем публично говорилось о готовности начать диалог с советской стороной по разным вопросам. Однако сказано это было как бы скороговоркой и на фоне повторяемого им стандартного тезиса администрации о политике с позиции силы. Короче, Шульц переосторожничал, и позитив в его речи прошел незамеченным для большинства прессы и иностранных наблюда­телей, не говоря уж о критиках администрации из числа либеральных демократов. В Москве также не усмотрели чего-либо нового в выступлении госсекретаря. Думаю, что вообще недостатком госсекретаря было то, что он не давал нам негласно предварительных пояснений к наиболее важным заявлениям правительства США, особенно когда это касалось возможного улучшения отношений или попыток в этом направлении. В результате в Кремле их воспринимали в основном как пропагандистские (тут бы и пригодился конфиденциальный канал, если бы он функционировал!).

Как бы заверяя публично консерваторов в администрации и в стране, что он „правоверный" последователь Рейгана, Шульц снова стал проявлять активность.

Очередная пространная встреча Шульца со мной проходила как бы в три этапа: вначале беседа была наедине; затем в присутствии его основных заместителей (Дэм, Иглбергер, Бэрт) и наших посланников (Исакова и Соколова); потом опять вдвоем (в это время заместители госсекретаря давали дополнительные пояснения нашим посланникам по вопросам двусторонних отношений). На втором „этапе" присутствовали также по очереди Абрамович и Роуни, главы американских делегаций в Женеве. В общем, было довольно многолюдно и многословно.

В беседе наедине госсекретарь прямо сказал, что эта встреча была задумана и осуществляется с согласия президента Рейгана. Выбор момента встречи неслучаен: у американской стороны закончилась серия важных совещаний с союзниками в Вильямсбурге и Париже, на сессии Совета НАТО. У советской стороны закончились пленум ЦК КПСС и сессия Верховного Совета СССР, на которых вопросы советско-американских отношений занимали видное место. Я хочу вновь подтвердить желание президента Рейгана, заявил он, видеть наши отношения несколько более выпрямленными (как бы мимоходом Шульц пожаловался, что у нас на пленуме ЦК сильно критиковали Рейгана и его).

Из беседы создалось впечатление, что и Рейгана, и Шульца несколько насторожили более критические, чем обычно, выступления советских руководителей на пленуме ЦК и на сессии Верховного Совета СССР в адрес администрации США и они, видимо, были не прочь продемонстрировать видимость смягчения напряженности в наших отношениях хотя бы по второстепенным вопросам, обставив все это пропагандистской шумихой.

На втором этапе нашей встречи Шульц перешел к вопросу о мадридском совещании. Далее он поднял вопрос о Щаранском и Сахарове, дал краткую информацию о встрече лидеров „семерки" в Вильямсбурге, а также минист-

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО

ров НАТО. Все они сошлись на необходимости развертывания американских ракет в Западной Европе. Одновременно у всех есть желание добиваться путем переговоров урегулирования спорных вопросов с СССР, утверждал он.

По его словам, администрация готова обсудить возможность возобнов­ления соглашения об обменах в области культуры и достижения догово­ренности об открытии генконсульства США в Киеве, а СССР в Нью-Йорке.

Шульц сказал, что у них есть некоторые дополнительные соображения относительно продления соглашений по транспорту, мирного использования ядерной энергии, обсуждения последствий создания широкомасштабной ПРО (они были затем изложены его заместителями нашим послан­никам).

Затем госсекретарь перешел к вопросу о переговорах по ограничению и сокращению стратегических вооружений. Он опять зачитал соответству­ющий текст (речь снова, по существу, шла о возможных ограничениях с перевесом в их пользу).

На третьем этапе беседы речь шла о Ливане. Шульц заверил, что США не преследуют там какие-то собственные интересы, и выразил надежду, что мы окажем воздействие на Сирию.

Он отметил, что продолжающиеся массированные поставки советского оружия Никарагуа они рассматривают как недружественную акцию в отношении США.

В целом эта встреча с Шульцем, которая была похожа, скорее, на трехактную дипломатическую пьесу, оставила у меня несколько сумбурное впечатление. Госсекретарь не выделил никаких главных направлений, а, скорее, представил набор предложений, .разных по своей значимости и по возможности добиться договоренности. Скорее, это была демонстрация „вспышки" активности администрации (или самого Шульца) на советском направлении с целью попытаться выработать более гибкую тактику по принципу „кнута и пряника" и посмотреть, каков наш конкретный выбор из этого набора. Это было даже каким-то новшеством в политике администра­ции Рейгана, ориентировавшейся в тот период в основном лишь на кон­фронтацию с СССР. Во всяком случае, таков был мой вывод из этой встречи с госсекретарем.

Беспокойство сенаторов растет

Сенатор Метайес рассказал мне, что у либеральных сенаторов усили­ваются опасения, как бы нынешний курс Белого дома, направленный на расширение вмешательства США в дела Центральной Америки, не привел к прямой американской интервенции или военному вмешательству США во внутренние конфликты там.

Сенатор далее сказал, что он и его единомышленники в конгрессе нашли довольно неожиданного „союзника". К их удивлению, на недавних закрытых слушаниях в законодательном собрании высшее военное командование в отличие от министра обороны Уайнбергера, который во всем безоговорочно поддерживал президента, заняло весьма сдержанную позицию в вопросе о возможности использования американских войск в Центральной Америке.

Генералитет считал, что на этот крайний шаг можно было бы пойти лишь при условии, если президент сумеет убедить и конгресс, и народ США в

ПРЕЗИДЕНТ

РОНАЛЬД РЕЙГАН

необходимости такого шага. Военные совсем не хотели рисковать возрожде­нием в стране „вьетнамского синдрома", который удалось лишь с трудом преодолеть путем активной пропаганды в пользу укрепления вооруженных сил „для обороны США" от сильного противника (СССР) и восстановления таким образом престижа армии в стране, резко упавшего после войны во Вьетнаме. Участие же войск без такого „консенсуса у себя дома" в боях где-то в горах и лесах Сальвадора и Никарагуа снова могло бы вызвать нежелательные процессы.

Хотя американские войска могли бы сравнительно легко оккупировать эти страны, заявили военные, их сколько-нибудь длительное пребывание там было бы связано с постоянными потерями, а местное население наверняка стало бы еще активнее поддерживать партизан под лозунгом „борьбы с янки".

Вместе с тем американские военные предлагали продолжать интенсив­ное обучение американскими инструкторами и советниками солдат сальва- дорского и гондурасского режимов, а также антисандинистских форми­рований в Никарагуа и поставлять им столько оружия, сколько они в состоянии „освоить".

В конце июня лидер демократов в сенате сенатор Бэрд (я был приглашен к нему на обед) рассказал, что на днях группа сенаторов-демократов обсуждала вопросы внутренней и внешней политики США и задачи демокра­тической партии на будущее. Они выразили серьезную озабоченность по поводу состояния советско-американских отношений. Проблемы войны и мира будут занимать, по мнению демократов, одно из главных мест в кампании 1984 года. Рейган подвел отношения с СССР к опасной грани конфронтации, что вызывает озабоченность избирателей.

В этой связи было сочтено целесообразным направить в СССР делега­цию сенаторов-демократов для уточнения точки зрения советского руковод­ства по проблемам советско-американских отношений, и в первую очередь по вопросам ограничения ядерных вооружений, как стратегических, так и европейских. Они хотели бы встретиться с Андроповым, Устиновым, Громыко. Делегацию возглавил бы Пелл, который должен сменить Перси, если в сенате в большинстве окажутся демократы.

Андропов пытается убедить Рейгана

После длительного перерыва Рейган решил направить личное письмо Андропову. Трудно было сказать, чем он руководствовался: стремлением несколько подправить отношения с советским руководством или это была игра в улучшение отношений накануне президентской кампании в США. Во всяком случае, 21 июля Рейган переслал Андропову сугубо личное письмо через своего посла в Москве. Письмо было написано самим Рейганом от руки и вручено в запечатанном конверте. Этим как бы подчеркивалась личная вовлеченность президента в эту конкретную переписку.

В начале августа было подготовлено и послано через нашего поверен­ного в делах в Вашингтоне ответное письмо Андропова. Оно также в запечатанном конверте было вручено помощнику президента Кларку. Содержание обоих писем и сам факт обмена ими держались в секрете.

В своем письме Рейган упоминал об американских предложениях, сделанных ранее по различным проблемам. Президент стремился убедить