4. Война разведок

США поднимают затонувшую советскую подводную лодку

Спустя несколько месяцев после прихода Форда к власти под двери нашего посольства в Вашингтоне была подсунута записка следующего содержания: „Спецслужбы США принимают меры к тайному подъему советской подводной лодки, затонувшей в Тихом океане. Доброжелатель". Я доложил о ней в Москву. Однако там не поверили, что можно поднять лодку с такой большой глубины. Через некоторое время в американской прессе стали проскальзывать сообщения о том, что соответствующие службы США в течение определенного времени проводят работы по подъему советской дизельной подводной лодки с ракетами на борту, затонувшей в 1968 году в открытом море северо-западнее Гавайских островов на глубине несколько километров. Сообщалось, в частности, что некоторое время тому назад была поднята часть корпуса лодки с телами членов экипажа, которые были затем сброшены в море.

Для нас не могло быть, конечно, безразличным проведение каких-либо работ по подъему иностранцами советской подводной лодки. Вопросы, относящиеся к подводной лодке и погибшим морякам, являлись прерогати­вой только Советского Союза.

В этой связи, в соответствии с указаниями из Москвы, я сделал следующий запрос Киссинджеру в конце марта 1975 года: „Мы ожидаем от американской стороны объяснений в связи с упомянутыми сообщениями, и в том числе полной информации относительно тел членов экипажей, а также прекращения каких-либо работ на этой подводной лодке".

Киссинджер сказал, что доложит Форду об этом запросе. На вопрос, неужели ему самому нечего сказать по этому поводу что, несомненно, не

Сугубо доверительно

является для него новостью, госсекретарь после небольшой паузы ответил, что „вся эта проблема уже вызвала крупные споры в самом правительстве", но от дальнейших пояснений уклонился.

Спустя несколько дней Киссинджер заверил, что никаких работ сейчас или в будущем в подобного рода случаях с советскими подводными лодками правительство США проводить не будет. Что касается другой информации, запрашиваемой в советском обращении, то ответ на этот счет будет дан дополнительно.

22 апреля генерал Скоукрофт передал мне в письменном виде следующее сообщение: „По вопросу, по которому советская сторона выразила свою озабоченность, информируем, что было поднято шесть трупов, из них имена и фамилии были установлены только у трех. В Соединенных Штатах принято относиться к телам, извлеченным из моря, с полным уважением, что предусматривает в необходимых случаях организацию похорон по морским обычаям и отдачу всех воинских почестей".

Советская сторона не удовлетворилась ответом. Было заявлено Киссинджеру, что переданный Белым домом ответ не может быть расценен иначе как чисто формальный и как попытка уйти от существа дела. Мы продолжаем ожидать от правительства США объяснений и полной информации по существу вопросов.

Киссинджер выслушал меня и без всяких комментариев ответил, что доложит о советском заявлении президенту. Американская сторона в конечном счете так и ушла от подробных объяснений.

Много позднее стало известно, что по заказу ЦРУ в США было построено специальное судно „Гломар" стоимостью более 300 млн. долларов якобы для разработки полезных ископаемых на глубоководном дне океана. На деле же его основной задачей был подъем нашей подводной лодки с глубины более 16 тыс. футов с находившимися на ней ракетами и технической документацией.

„Гломар" был оборудован гигантскими подводными клещами, которые должны были обхватить корпус лодки, лежавшей на дне, и незаметно втянуть ее снизу в трюм судна для последующей перевозки ее на территорию США.

Надо сказать, что на второй день президентства Форда, как он сам свидетельствует, к нему пришли Киссинджер, Скоукрофт, Шлесинджер и директор ЦРУ Колби и сообщили, что „Гломар" занял необходимую позицию и готов опустить свои клещи для подъема лодки. Однако невдалеке находился советский траулер, который мог вмешаться в эту операцию. Поблизости - в целях конспирации - не было других американских судов. Сам „Гломар" же не был вооружен.

От президента Форда добивались принятия решения: продолжать

операцию или прекратить. Форд решил рискнуть и дал команду на подъем

лодки. Через двадцать четыре часа ее стали поднимать. Однако она

обломилась, и удалось достать только одну ее часть, которую и втянули в трюм „Гломара". И все же информация, полученная по этой части лодки, оказалась весьма важной для американских специалистов. Советский траулер так и не вмешался, видимо, не зная о проходившей операции.

Таким образом, когда Советское правительство обратилось за разъясне-

ниями к администрации Форда, то и сам президент и его основные советники

хорошо знали об этом деле, но предпочли уклониться от конкретного

разговора на такую деликатную тему (по морскому праву любое погибшее

, Д.ФОРД -

ПРЕЗИДЕНТ США 343

военное судно продолжает оставаться собственностью государства, кото­рому оно принадлежит; США нарушили это требование).

В начале апреля Киссинджер поднял по поручению президента Форда „в высшей степени конфиденциальный и щепетильный вопрос". Он начал с замечания о том, что у них нет возражений, когда советский посол в процессе своей обычной, повседневной деятельности встречается с широким кругом американцев, в том числе и находящихся в оппозиции к админист­рации. Такова работа всех послов. Однако совсем другое дело, когда Москва начинает присылать сюда своих „специальных эмиссаров", которые в своих неофициальных беседах, особенно с оппозицией, не прочь покритиковать администрацию, а также предлагают представителям других партий устанавливать более тесные контакты. Это ставит администрацию и лично Форда в сложное положение и лишь усиливает позицию таких оппонентов, как сенатор Джексон, которые начинают использовать этот факт против администрации, пуская в оборот тему о „растущей потере интереса Кремля к ослабевшим Форду и Киссинджеру".

„Президент не может игнорировать подобную ситуацию и просит сообщить это его мнение лично Генеральному секретарю", - сказал Киссинджер.

О чем же в действительности шла речь? По существу, речь шла о двух категориях лиц. Одни, типа журналиста Виктора Луиса (его упомянул Киссинджер), выполняли прямые поручения советских разведывательных служб и приносили порой больше вреда, чем пользы, своими неуместными появлениями на вашингтонском горизонте. Они не знали точно наших позиций по различным вопросам и импровизировали, стараясь произвести впечатление на своих собеседников, чем подчас сбивали с толку официальных лиц США и осложняли наши переговоры с ними (Киссинджер несколько раз переспрашивал меня насчет достоверности высказываний таких лиц). Во время одной из встреч в Москве с Громыко я обратил его внимание на это обстоятельство, на что последовала его раздраженная реплика: „Вы должны знать, что лично я не сторонник каких-либо неумных импровизаций". В то же время чувствовалось, что он не хотел ссориться со спецслужбами. Пришлось поговорить с Андроповым, который был достаточно умным человеком, чтобы понять суть претензий американцев и положить конец посылке в США наиболее одиозных фигур. Другая категория лиц (ученые, журналисты и т. п.), не имея часто каких-либо особых поручений, сами стремились встретиться и завязать связи с видными политическими деятелями США, в том числе из оппозиции, чтобы, вернувшись в Москву, похвастаться собранной ими информацией и в ЦК партии, и в МИД, и в КГБ. Впрочем, некоторые наши ученые из академических кругов поддерживали периодически связь с разведслужбой, которая содействовала их загранкомандировкам.

Посольство и разведслужбы

Между дипломатической службой советских посольств и работавших „под их крышей" резидентур КГБ подчас складывались сложные отно­шения. Работники резидентур обычно держались несколько обособленно в силу специфики их работы, да и известный всем факт наблюдения КГБ за благонадежностью всех сотрудников далеко не всегда способствовал

сугубо

344 ДОВЕРИТЕЛЬНО

сплочению коллектива посольства. Нередко нарушались нормальные личные отношения между послами и резидентами КГБ. Шло соперничество из-за сбора информации из разных источников страны пребывания и из-за установления полезных и важных связей. Порой некоторые склонные к чванству послы и резиденты - не от большого ума - ссорились между собой и стремились показать сотрудникам посольства именно свою значимость. Время от времени ЦК партии приходилось разбирать эти мелочные ссоры, а подчас и отзывать домой посла или резидента.

Однако в большинстве посольств наблюдалось „мирное сосущество­вание" обеих служб, исходя из четко очерченного круга обязанностей. Так было в нашем посольстве в Вашингтоне за все время моего пребывания там. За это время сменилось 6 резидентов. Люди разного калибра, но, как правило, это были профессионалы, с которыми у меня устанавливались нормальные деловые отношения.

Наши взаимоотношения были ясно определены. Они докладывали мне наиболее важную политическую информацию, полученную ими, и подчас советовались по поводу политических оценок тех или иных событий внутри США или американского внутриполитического курса. Я не был в курсе их конкретных операций и никогда не интересовался их агентурой. Это было вне круга моих обязанностей. Конкретно с их разведдеятельностью сталкивался лишь тогда, когда она становилась предметом официального обсуждения между обоими правительствами или появлялась угроза такого обсуждения. В этих случаях резидент обязан был доложить мне о случившемся, поскольку в подобное событие вовлекались непосредственно наше правительство и Политбюро. Обычно во время обмена визитами на высшем уровне разведслужба получала приказ приостанавливать свою деятельность в США, чтобы предотвратить возможность возникновения каких-либо публичных политических скандалов.

Договоренность о спецслужбах

В июне посольство сделало следующее представление Скоукфорту (Киссинджер отдыхал на Вирджинских островах): „Американские спец­службы предпринимают попытки раздуть кампанию шпиономании, используя арест двух граждан, а также домыслы о якобы подслушивании американских телефонов с территории советского посольства в Вашингтоне. Обращает на себя внимание явно провокационный характер шумихи, затеянной ФБР не без ведома вышестоящих властей".

Когда Киссинджер вернулся, я вновь обсудил с ним эту тему, а также появившееся в печати обвинение в адрес тех или иных советских сотрудников в разведдеятельности. В Советском Союзе старались избегать таких публикаций. Американскую сторону о таких случаях уведомляли негласно. Я призвал его следовать аналогичной практике, чтобы не будоражить без нужды общественное мнение и прессу.

Он сказал, что уполномочен подтвердить, что они в принципе также исходят из того, что подобные случаи с обеих сторон не должны предаваться гласности. Администрация готова к тому, что если будут возникать те или иные факты, касающиеся деятельности спецслужб, то обе стороны будут негласно делать, соответствующие представления друг другу и в случае необходимости будут иметь возможность без какой-либо шумихи

Д.ФОРД - -

ПРЕЗИДЕНТ США 345

заблаговременно отзывать тех или иных сотрудников. Он со своей стороны готов лично напрямую говорить с советским послом по всем таким делам спецслужб, чтобы избежать утечек в прессу.

Президент дал письменную директиву ФБР относительно необходимости впредь получать личную санкцию президента или госсекретаря на публичные заявления, которые затрагивают отношения с СССР. Киссинд­жер говорил при этом о падении дисциплины среди государственных служащих, многие из которых все еще считают Форда „ненастоящим" (неизбранным) президентом. Приходится подстегивать дисциплину.

Достигнутая таким образом негласная договоренность в течение довольно долгого времени неплохо соблюдалась обеими сторонами.

Разведслужбы обеих стран активно соревновались в негласной установке в помещениях посольств другой стороны различного рода хитроумных подслушивающих устройств - „жучков", проявляя при этом немалую изобретательность. Достаточно напомнить вмонтирование в американский герб, находившийся в кабинете американского посла в Москве (при Гарримане и Болене), „жучка" советскими специалистами. Или невольное -в порыве необдуманных эмоций Хрущева - раскрытие наших возможностей читать некоторые шифротелеграммы американского посла (Колера), посылаемые им в Вашингтон.

Американские спецслужбы не оставались в долгу. Несколько подслушивающих микрофонов были обнаружены в нашем старом здании посольства, где мы работали до 1994 года, а в новом здании посольства и жилом доме, построенных на Висконсин авеню в конце 80-х годов, было изъято более 200 таких усовершенствованных устройств (они были продемонстрированы на пресс-конференции). В свою очередь, новое здание американского посольства в Москве, которое строилось примерно в то же время, также подверглось „обработке" подслушивающими устройствами с нашей стороны. В результате этих акций использование новых зданий посольств было заморожено. Новое посольство СССР (точнее, теперь уже России) было открыто в 1994 году. А новое здание американского посольства по-прежнему не функционирует, хотя в 1993 году тогдашний руководитель КГБ Бакатин „щедро" раскрыл американскому послу всю схему секретных устройств в новом здании (видимо, американцы не полностью поверили Бакатину: все ли секреты раскрыты?).

Облучались ли посольства в Москве и в Вашингтоне?

В конце ноября 1975 года Киссинджер заявил мне, что американский посол в Москве Стессел заболел лейкемией. Не исключено, сказал он, что это является результатом длительного электромагнитного облучения американского посольства в Москве. В результате, если сведения о заболевании посла станут достоянием гласности, то дело может получить скандальную огласку, предостерег госсекретарь.

В этой связи правительство США ставило перед Москвой вопрос о прекращении облучения американского посольства.

Я сообщил в Москву об этой беседе и получил указание отклонить утверждения госсекретаря о преднамеренном облучении здания посольства США, заявив, что советская сторона вновь провела тщательное обследо-

сугубо доверительно

вание и консультации со специалистами. Они еще раз подтвердили, что напряженность электромагнитного поля в районе посольства не превышала санитарной нормы, установленной в СССР, которая, как известно, значительно ниже нормы, принятой в США. Кроме того, по заключению медицинских специалистов, такого рода излучения вообще не могут привести к указанному Киссинджером заболеванию (кстати, Москва отвечала аналогично на запросы нашего посольства, которое проявляло такое же беспокойство в отношении своих сотрудников).

Много позже я узнал, что, прибегая к такому облучению, советские органы безопасности надеялись помешать американским спецслужбам из здания своего посольства перехватывать важные телефонные и радиопере­говоры в Москве (в большинстве своем они шли открытым текстом без специальной технической защиты). Естественно, что эти службы стремились избавиться от создаваемых помех - отсюда дипломатические представления и контрпредставления под разными предлогами.

17 декабря Форд в послании к Брежневу настаивал на прекращении упомянутых излучений, с тем чтобы „возможная огласка не стала препятст­вовать улучшению отношений между двумя странами".

В ответе Брежнева утверждалось, что электромагнитное поле в зоне посольства имело промышленное происхождение, а его уровень не представ­лял какой-либо опасности для здоровья людей. Чтобы окончательно „снять неясности" у американской стороны, советские специалисты были бы готовы встретиться с соответствующими американскими специалистами и произвести необходимые замеры напряженности электромагнитного поля в здании посольства. Американская сторона, как и можно было ожидать, уклонилась от такого предложения. (Постепенно этот вопрос отошел на задний план в результате профилактических мер, принятых обеими сторонами в одностороннем порядке.)

Ради справедливости следует сказать, что наше посольство в Вашингтоне находилось примерно в аналогичной ситуации, но, поскольку наши доктора утверждали (не знаю, насколько обоснованно), что, по их мнению, здоровье сотрудников не подвергалось опасности, мы не делали каких-либо представ­лений американской стороне. Я сам систематически страдал заболеванием горла и дыхательных путей. Наши доктора подозревали, что это могло быть результатом многолетней работы в комнате, окруженной закрытым магнит­ным полем. Вентиляция этого помещения была очень слабой, поскольку оно находилось как бы в коробке, между двумя стенками с постоянно циркули­рующими магнитными волнами между ними, которые создавали помехи прослушиванию извне. Заверения медиков о безопасности подобной „окружающей среды", конечно, немного успокаивали тогда, но кто мог или может сказать с уверенностью, что в долгосрочном плане здоровье сотрудников обоих посольств не приносилось в жертву „холодной войне"?

Секретные службы обеих стран негласно и квалифицированно сотруд­ничали друг с другом по обеспечению необходимой безопасности высших государственных и официальных лиц, приезжавших с визитом в их страны. К счастью, в этой области у них не было провалов или неудач. Больше того, они время от времени обменивались развединформацией в отношении возможных покушений на их официальных представителей во время их поездок в „третьи страны" или при планировании таких поездок. Мне припоминаются два случая, когда я - по специальному поручению из Москвы - передавал весьма конфиденциальную развединформацию с

Д.ФОРД -

ПРЕЗИДЕНТ США 347

предупреждением о готовившихся покушениях на госсекретаря Киссинд­жера, а затем и на директора ЦРУ. Они были восприняты с благодарностью. В целом же „война разведок" продолжалась, конечно, и дальше*.