Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
10
Добавлен:
29.02.2016
Размер:
1.55 Mб
Скачать

нравственного мира. Сколь бы поверхностными мы были, если бы знали только настоящее и его дела! Это настоящее, каково оно есть, а также любое прежнее, развивалось лишь в непрерывности длительного про> цесса становления, восходя с одной ступени на другую, расширяя свое пространство, воздвигая все более высо> кое здание. Оно проектировалось родом человеческим, поколением за поколением, и оно будет неустанно про> должать развитие, открывая новые грани с большей энергией, ставя перед собой более высокие задачи; и, кажется, в некогда проснувшейся и восходящей на все большую высоту человеческой природе заложены бес> предельные скрытые возможности самоусовершенство> вания, или как сказал поэт:

«Allah braucht nicht mehr zu schaffen, Wir erschaffen seine Welt».4

Эта непрерывность движущегося вперед историче> ского труда и творчества есть всеобщее и необходимое, связующее единичные факты истории и придающие любому факту в его неповторимости определенное зна> чение, и только тем фактам, которые неповторимы. Эта непрерывность не есть развитие, ибо тогда была бы пред> определена уже в зародыше, в первых зачатках, целая последовательность, а только благодаря труду растут силы, и с решением каждой решенной новой задачи мы отвоевываем у бытия в природе, которое вначале гос> подствовало над нашим родом и держала его в тисках, новые сферы и вынуждаем ее служить нашим целям, работать для них по нашим указаниям.

В этой непрерывности и восхождении исторический мир имеет свою идею и истину, наш эмпиризм работает, чтобы исследовать частности прошлого, насколько их можно как>либо эмпирически понять, чтобы все более подтверждать эмпирически в них эту непрерывность, доказывая отдельные звенья в цепи этого поступатель> ного движения, а именно во всех направлениях духов> но>чувственной сущности природы человека, как в пи> тании, так и познании, как в языке, так и в обычаях,

74

как в искусстве и ремеслах, промышленности, торгов> ле, ведении войны, так и социальных и политических условиях — во всем, что в своем настоящем считалось делом и что происходило.

Каждый небольшой фрагмент материала, который представляется нашему историческому эмпиризму, мы исследуем, чтобы увидеть, вторгается ли он и как в эту непрерывность исторического труда, истина которого для нас определенна и неизменна, так как мы сами, наш народ, наше образование, наши социальные условия,— являемся его суммой, его обобщенным результатом. В этой идее исторического труда минувшие времена име> ют свою истину, а, насколько мы можем их исследовать, они подтверждают нам истину этой идеи.

И тем, что наше настоящее, как и любое настоящее до нас, отталкиваясь от обобщенных результатов более раннего, которые составляют его содержание, стреми> лось вперед и, обуреваемое волением, которое опреде> ляло его деяния, вырывалось в ближайшее будущее, чтобы претворить свою волю, подтверждается то, что эта идея движущейся вперед непрерывности, как ра> нее, так и в дальнейшем, есть верное биение пульса нравственной, т. е. исторической жизни.

Какого рода эта непрерывность движения вперед, как ее используют народы и как появляются свежие силы, готовые и далее взваливать на себя ее труд, об этом пойдет речь позднее, в другой связи.

Примечания

1 Как бы (лат.).

2 Я мыслю, значит, я существую (лат.). 3 Род человеческий (лат.).

4Аллаху не надо уже ничего творить, Мы закончим его творение (нем.).

М Е Т О Д И К А

Исторический вопрос

§ 19

Прежде всего попытаемся найти точку, от которой берет начало историческое исследование. Нам придется найти ее эмпирическим путем, следуя характеру нашей науки.

Ребенок, поначалу не ведающий ничего о былом, по> степенно улавливает из разговоров и рассказов окру> жающих самое простое и доступное ему, затем, не пере> ставая задавать вопросы, он узнает многое другое и с ка> ждым годом все большее; вводя эти отрывочные сведе> ния в мир своих представлений, восполняя живой фан> тазией пробелы, он восстанавливает последователь> ность событий и, вглядываясь в мир как бы из самого себя, субъективно, зачастую превращает, неизвестно как, то немногое и малое, что знает, во многое и вели> кое, и удивительное.

Подобным образом поступает любой народ во време> на юности, человечество — на самых ранних стадиях своего развития. Из окружающей их действительности и из воспоминаний они творят собственную предшест> вующую историю, богатую и пеструю, заполняя лаку> ны своей фантазией и восстанавливая общий смысл; тем самым они проясняют для себя мрак минувших времен и верят всему субъективному и фантастическо> му, или самими же и выдуманному. Таким образом, мир их представлений отражает скорее их мироощуще>

76

ние, их одаренность, их сиюминутные интересы, а не реальность их бытия.

Момент, когда пробуждается рефлексия, сомнения в воображаемом мире, знаменует важный шаг вперед в истории развития как индивидуума, так и народов.

Ибо эта наполненность нашего Я, т. е. мир вообра> жаемых реальностей и логических связей, окутываю> щих наше Я словно атмосферой, словно дымкой, за> ключающей его как бы в скорлупу, есть прежде всего что>то традиционное, доставшееся нам по наследству от предков, вошедшее в привычку, оно наше и как будто не наше, скорее оно обладает нами, чем мы им, оно вла> ствует над нами.

Но из совокупности того, что у нас есть в действи> тельности или только в воображении, из понимания и ощущения нашего внутреннего мира, из нашего само> ощущения рождается у нас новое представление о це> лом, о части, об отдельном моменте. Наше Я, словно пресытившись обилием представлений, вместо того чтобы по>прежнему наивно воспринимать новые, начи> нает всем своим внутренним содержанием и благопри> обретенным самоощущением отторгать их.

И, раз начавшись, эта реакция отторжения не пре> кращается. Сомневаясь, замечая, что последующее не сходится с предыдущим, что разного рода противоре> чия и несуразности соседствуют здесь bona fide,1 раз> мышляя о том, что все подлежит проверке как возник> шее в нас неосознанно и доставшееся нам от прежних времен, мы начинаем свободно распоряжаться тем, что до сих пор владело нами, властвовало над нами, и сами властвовать над ним.

Гете сказал некогда довольно туманно:

«Was du ererbt von deinen Vätern hast, Erwirb es, um es zu besitzen».2

В некотором смысле эти слова укладываются в ход нашего рассуждения. Ведь это мы получили «в наслед> ное владенье» от наших предков сумму представлений, и после того как наша фантазия связала их внутренним

77

единством смысла, дополнила и расцветила его, у нас возникло представление о целом, об отдельных частях целого, об их отдельных свойствах. Мы воспринимаем вещи так, представляем их себе так, судим о них так. Но по какому праву? На каких основаниях?

Есть ли у наших взглядов, наших суждений ка> кое>либо реальное содержание? То, что мы имели и во что верили, мы впитали в себя с молоком матери, полу> чили по праву наследства, заимели как бы ex autoritate,3 а не про праву нами самими приобретенно> го, обоснованного, оправданного.

Вот почему мы перво>наперво должны подвергнуть сомнению все, что у нас было до сих пор и чему мы вери> ли, чтобы, проверяя и обосновывая, приобрести заново и осознанно.

Дело заключается тут в моменте зарождения сомне> ний, который проступает более или менее ясно в разви> тии любого человека, однако большинство людей до> вольствуется тем, что пересмотру у них подлежат лишь житейские отношения, касающиеся лично их, а в ос> тальном они живут, искренне полагая, что великие все> охватные явления истории человечества таковы, каки> ми они привыкли их видеть со школьной скамьи. И те, кто по роду научной или практической деятельности далеки от истории,— как юрист, естествоиспытатель или купец,— обходятся, что касается их представле> ний о прошлом, тем немногим, что они вынесли из школьных, общеобразовательных предметов.

Впрочем, благодаря прежде всего общему образова> нию у нас и сложились определенные, многократно от> корректированные взгляды на прошлое. Мы знаем уже о Лютере, Цезаре, Карле Великом; у нас есть некоторое представление об их деятельности, о тех обстоятельст> вах, в каковых они действовали, о значении их деяний для их народа и времени, наша фантазия по мере сил работала над завершением и проявлением этой карти> ны. Но было ли в действительности все так, как меня учили в школе и как я это себе представляю? Имело ли выступление Лютера в Вормсе такое огромное значе>

78

ние? И почему оно приобрело такое значение? О каких таких политических, церковных, национальных во> просах шла речь в Вормсе, что убежденность Лютера в правоте того, что он свершил возымела такую сокруши> тельную силу?

На этом примере можно увидеть, что подразумевает> ся под понятием «исторический вопрос». Задаваясь этим вопросом, я уже знаю о Лютере и Вормсском рейхстаге, знаю в общих чертах сам факт, его контекст, его значение, по крайней мере, я так думаю. И в своем вопросе я примерно уже очертил круг того, что я ожи> даю найти в поисках ответа, я уже интуитивно предпо> лагаю, что за известными мне обстоятельствами кроет> ся нечто иное и более важное; моя интуиция основыва> ется на совокупности всего мною пережитого и прочув> ствованного. Именно поэтому я и могу поставить вопрос так, ставлю его так.

В таком вопросе уже содержится нечто очень личное, это уже мой взгляд на эти отношения, мое представле> ние об этих деятелях, мое понимание этих событий вме> сте с потребностью в толковании их, ибо пока всё в эм> бриональном состоянии. В моем уме как бы произошел акт зачатия, концепции, и тотчас все силы и соки моего существа подключаются к формированию и развитию этой концепции. Она, как зародыш, растет и развивает> ся во мне, прежде чем родиться, как бы проживает в ма> теринском чреве души многие стадии становления и преобразования, чтобы постепенно созревать и стать жизнеспособной.

Это долгий и многотрудный путь. С постановки исто> рического вопроса у нас появляется лишь некая воз> можность, проблеск в душе, надежда. Речь идет о том, чтобы выяснить, так ли все было в действительности, как мы представляли себе в момент постановки вопро> са, и можно ли это доказать. Теперь следует приступить к поискам необходимых материалов, к их разработке, чтобы увидеть, подтверждается ли предвосхищенная нами мысль. И по мере того, как эта мысль углубляет> ся, как уточняется ее формулировка, она изменяется

79

сама. Тут нас подстерегает опасность упустить ее из рук или погрязнуть в мелочах; в огромной массе особенно> стей и частностей мысль, кажется, ускользает от нас; мы приходим в отчаяние от неразрешимости задачи, которую самонадеянно поставили перед собой. «Тыся> чу раз я бросал на ветер уже исписанные мною лист> ки,— говорит Монтескье во введении к своему „Esprit des lois“,4 — и если находил истину, то для того только, чтобы тут же утратить ее».5 У многих в поисках ответа опускаются бессильно руки, они сбиваются с прямой дороги на окольные тропы, их исследование растекает> ся в ширину, а не идет в глубину, они довольствуются строительством ученых гипотез или предаются диле> тантским удовольствиям ученого досуга. Для того что> бы держать твердый курс и, несмотря ни на что, идти неуклонно к цели, надобно обладать характером.

Так обстоит дело в нашей области, да и в любой иной сфере высшей духовной жизни: будь то у мыслителя, поэта или любого исследователя, работающего в ка> кой>либо научной области. При начинании нового ис> следования все повторяется: зарождение концепции, интеллектуальные усилия, даже муки творчества. Чем сильнее развит вопрошающий ум, чем богаче содержа> ние вкладывает он в свой вопрос, приступая к новой за> даче, тем значительнее вопрос, который он ставит. Можно бы сказать, что именно в вопросе и в его поста> новке проявляется гениальность историка. Например, когда Нибур в своей «Римской истории» задается во> просом, кем были на самом деле плебеи и патриции; или когда Токвиль, стремясь понять французскую револю> цию, ставит вопрос об экономических и социальных ус> ловиях жизни низших слоев населения Франции и т. д.

Из вышесказанного можно понять: то, что мы обо> значили как исторический вопрос, отличается качест> венно от простой любознательности вопрошающего ре> бенка. Мы также далеки от того, чтобы считать любую оригинальную мысль, пришедшую нам в голову, исто> рическим вопросом, таким, как его понимает историк и каковой ему нужен.

80

Был ли вопрос поставлен по существу или он никчем> ный и порочный, выясняется не в поисках материала для ответа, не в критике этого материала и его интер> претации — ибо это всего лишь три стадии методиче> ской работы,— а из его аргументированного изложе> ния, о чем пойдет речь в разделе «Топика».

Ибо добытое путем критики и интерпретации пони> мание исследуемого нами по данному вопросу материа> ла требует по свойству человеческой природы, чтобы его высказали понятным языком, и это понимание, как мы видели, есть нечто совсем иное, чем реконструкция объективного факта или внешней реальности того, что некогда, будучи в своем настоящем, находилось в со> всем ином смысловом контексте, несравнимом с нашим сегодняшним.

Возьмем такой пример: сотни картин какой>нибудь пинакотеки,— у любой из них свое собственное бытие, любая в отдельности поворачивается к ценителю искус> ства, эстету, ученику художника и т. д. разными свои> ми гранями. История же искусства ставит их в единый смысловой ряд, к которому они сами по себе не имеют никакого отношения, ведь не для того они были написа> ны, но, поставленные в единый смысловой ряд, они представляют некую последовательность, непрерыв> ность, влияние которой испытывали на себе, хотя и не осознавая этого, творцы этих картин и которая на осно> ве выбора картин, даже по их композиции, технике ри> сунка и колориту позволяет нам, хотя бы приблизи> тельно, различать это пестрое, многообразное собрание по времени и странам.

Разумеется, историк искусств обязан, приступая к изложению, критически изучить каждую картину это> го собрания, являющегося материалом его историче> ского вопроса, чтобы убедиться в подлинности отдель> ный картин и их названий; затем он может приступить к интерпретации каждой отдельной картины по аспек> там, относящимся к его дисциплине, как техника ри> сунка, колорит, композиция, сюжет и т. д. Когда у него будут в руках все необходимые ему, как историку ис>

81

кусства, результаты, тогда он может приступить к изло> жению их; его !pÜdeixiV6 покажет нам, что он правильно и со знанием дела поставил вопрос. Это выражение «ÈstorÏhV !pÜdeixiV», т. е. «изложение исследования», употребляет Геродот, начиная свой исторический труд.

Напротив, если бы историк без предварительной под> готовки принялся за исследование первого попавшего> ся предмета? — например палимпсеста Плавта, поверх которого написана монашеская литания,— дабы под> вергнуть его критике и дать его интерпретацию,— что же из этого бы вышло?

Поскольку он, не будучи филологом, не намерен под> готовить эту литанию или Плавта, написанного под ней, для научного издания, а желает провести исследо> вание как историк, то его изложение (!pÜdeixiV) свелось бы к тому, что он>де изучил этот кодекс, свидетельст> вующий о том, что в монастыре Боббио имели обыкно> вение счищать текст древних рукописей, чтобы поверх него написать какой>нибудь новый. Если целью иссле> дования было проследить историю этого куска ослиной кожи, который был первоначально исписан комедией Плавта, затем в IX в. поверх него литанией и который вот уже 80 лет такие>то и такие ученые трактовали как палимпсест, то такое изложение показало бы, что дан> ный историк поставил в историческом смысле пороч> ный вопрос.

Как видим, !pÜdeixiV есть испытание на расчет, до> гадку. Ибо исследование должно быть нацелено не на случайную находку, а на поиск чего>то определенного. Оно должно знать, чего оно хочет найти; вещам следует задавать вопрос правильно, тогда они дадут нам ответ. Изложение же только покажет результаты поиска.

Вопрос и поиск, отталкивающийся от него,— это первый шаг исторического исследования. В «Очерке» для обозначения этого методического этапа научной ра> боты употребляется слово «эвристика».

Как же нам вести поиск? Как подойти к ответу на во> прос?

82

Просто мы начнем с другого конца: как я пришел к этому вопросу? Как возник у меня именно такой образ того или иного события, причастных к нему людей, об> стоятельств и т. д.? Из каких таких черт сложилось во мне это представление (цбнфбуфйкпн), которое я хочу про> верить и откорректировать? Откуда у меня взялись чер> ты, которые я обобщил таким образом? Каковы они, ка> кова их достоверность?

Это как бы размышление про себя, вопрос к себе. Эв> ристика, разлагая на составные части якобы простое, воистину многократно и в разных сочетаниях опосредо> ванное, исследует элементы, из который состоит это Х.

Согласно вышесказанному речь пойдет о двух вопро> сах.

1.Каковы в историческом вопросе элементы, пред> ставляющиеся мне клубком переплетенных нитей, и как мне найти материалы, которые помогут мне распу> тать этот клубок снова на отдельные нити, исследуя ко> торые, я смогу дойти до их начала, чтобы убедиться обоснованы ли они, и если да, то насколько.

2.Каков вообще характер тех материалов, из кото> рых мне всякий раз приходится выискивать необходи> мое для моей работы? Быть может, в силу того, что они различны по виду, они различны и по своей ценности? Все ли они стоят в одинаковом отношении к тем некогда существовавшим реальностям, о которых они должны для меня свидетельствовать?