Вопросы логики в «Монадологии»

Кратким сводом важнейших философских и логических положений Лейбница является его «Монадология»¹.

Уже говорилось о том, что Лейбниц отрицал в монадах какое-либо механическое движение. Простые сущности, какими являются монады, не имеют частей, не допускают изменений, которые происходят в силу толчка или влияния чего-нибудь извне, а развиваются спонтанно. Принцип этого спонтанного развития заключается в двух силах: перцепции, или восприятии, и стремлении (petition).

Мысли, представления, идеи развиваются спонтанно, а переход от одной идеи к другой совершается благодаря стремлению. На разных иерархических ступенях бытия их жизнь протекает различно. Лейбниц вскрывает три такие ступени, выдвигая соответственно с ними классификацию монад.

¹ См. G. W. Leibniz. Die philosophischen Schriften. Hasg, v. E. J. Gerhardt, Bd. VI. Есть русское издание: Г. В. Лейбниц. Избранные философские сочинения. М., 1908, стр. 339 — 364. Последующие ссылки на «Монадологию» приводятся в тексте и содержат указание на параграф.

86

Есть простые, или голые, монады, о которых Декарт сказал бы, что у них нет никакой внутренней жизни.

Но Лейбниц доказывает, что, кроме восприятий (perceptions), наблюдаются еще незаметные восприятия (petites perceptions). Нужно, чтобы эти малые восприятия, которые в отдельности не воспринимаются, составили некоторое целое; необходимо достижение известного уровня, чтобы из «малых перцепций» могли образоваться ясные восприятия. Всплеск каждой отдельной волны не слышен для уха, колебание отдельной ветки не воспринимается, но, если мы. возьмем движения ветвей целого леса или движения волн всего моря, то такие движения уже улавливаются ухом.

Однако нельзя игнорировать эти первоначальные, едва заметные или совсем незаметные восприятия, ибо без них не было бы и восприятий, которые действительно учитываются. Поэтому следует признать, что оголенные монады наделены только бессознательными внутренними перцепциями. Лейбниц любит приводить в пример состояние головокружения.

Далее идут души животных. У них восприятия уже более отчетливы и сопровождаются памятью. Именно на второй ступени сознания (у животных) мы имеем такое движение мыслей или представлений, которое выявляет связь только по последовательности.

В «Монадологии» Лейбниц говорит об этом следующее: «Память дает душе род связи по последовательности, которая походит на рассудок, но которую нужно отличать от него. Именно, как мы видим, животные, при восприятии чего-нибудь их поражающего, от чего они имели до этого подобное же восприятие, — при помощи памяти ожидают того, что было соединено в этом предшествовавшем восприятии, и в них возбуждаются чувства, подобные тем, какие они тогда имели. Например, когда собакам показывают палку, они припоминают о боли, которую она им причиняла, и воют или убегают» (§ 26).

Наконец, люди (третья ступень) уже могут себя проявлять как разумные души, хотя и не всегда. Люди тоже часто бывают эмпириками. «Люди, поскольку последовательность их восприятий определяется только по началу памяти, действуют как животные, уподобляясь врачам-эмпирикам, которые обладают только практическими сведениями, без теоретических; и в трех четвертях наших поступков мы бываем только эмпириками; например, мы поступаем чисто эмпирически, когда ожидаем, что завтра наступит день, потому что до сих пор так происходило всегда. И только астроном судит в этом случае при помощи разума» (§ 28).

Врачи действуют на основании приобретенного опыта. Они

87

могут оказаться просто искусными эмпириками. «Но познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и науками, возвышая нас до познания нас самих и бога. И вот это называется в нас разумной душой, или духом» (§ 29). «Равным образом через познание необходимых истин и через их отвлечения мы возвышаемся до рефлексивных актов, которые дают нам мысль о том, что называется „я“, и позволяют усматривать в себе существование того или другого; а мысля о себе, мы мыслим также и о бытии, о субстанции, о простом и сложном, о невещественном и самом боге, постигая, что то, что в нас ограничено, в нем беспредельно. И эти-то рефлексивные акты доставляют нам главные предметы для наших рассуждений» (§ 30). Подобного самосознания животное иметь не может. И ниже Лейбниц дает самое простое изложение того, о чем уже была речь. «Наши рассуждения основываются на двух великих началах: начале противоречия, в силу которого мы считаем ложным то, что скрывает в себе противоречие, и истинным то, что противоположно, или противоречит ложному» (§ 31). Далее Лейбниц пишет, что наши рассуждения основываются «и на начале достаточного основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, — без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе, — хотя эти основания в большинстве случаев вовсе не могут быть нам известны» (§32).

В результате Лейбниц выдвигает положение, рассмотренное нами выше в связи с концепцией Кутюра: «Есть также два рода истин: истины разума и истины факта. Истины разума необходимы, и противоположное им невозможно; истины факта — случайны, и противоположное им возможно. Основание для необходимой истины можно найти путем анализа, разделяя ее на идеи и истины более простые, пока не дойдем до первичных» (§ 33). «Точно так же и у математиков умозрительные теоремы и практические правила сведены путем анализа к определениям, аксиомам и постулатам» (§ 34). «Но достаточное основание должно быть также и в истинах случайных, или истинах факта...» (§ 36).

Приведенные слова ясно указывают, что Лейбниц признает достаточное основание действующим законом и при раскрытии необходимых истин.

В данном случае большое значение у Лейбница имеет следующий параграф: «И так как все это многоразличие скрывает в себе только другие случайности, предшествующие или еще более сложные и многоразличные, из которых каждая,

88

чтобы найти основание для нее, требует такого же анализа, то мы не подвинемся в этом отношении дальше, а следовательно достаточное или последнее основание должно стоять вне цепи или ряда этого многоразличия случайных вещей, как бы ни -был ряд бесконечен» (§ 37).

При таком истолковании чувствуется богословский привкус, но не это определяет значение всех ранее изложенных положений Лейбница. Если взять систему Лейбница без этих теологических прибавлений, то у него имеется ряд очень интересных логических наблюдений, благодаря которым его учение оказалось новым словом по сравнению с предшествующими этапами в развитии логики.