Шейгал Елена Иосифовна. Семиотика политического дискурса. Диссертация

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

81

материалов СМИ из анализа значительно обеднило бы и исказило картину современного политического дискурса.

Благодаря СМИ граждане предстают в роли свидетелей, наблюдателей политических событий, однако они подвержены такому аналитическому прессингу, что интерпретация событий нередко приобретает большую значимость, чем само событие (Gronbeck 1996: 39).

В прагматической структуре политической коммуникации представители СМИ выполняют роль медиатора – посредника между политиками и народом. В нашем понимании роль эта в какой-то мере близка роли адресата-ретранслятора, но не вполне с ней совпадает. Коммуникативная задача адресата-ретранслятора заключается в получении сообщения и доведении его до действительного адресата (Почепцов 1986). Медиатор, как нам представляется, отличается от ретранслятора, во-первых, тем что далеко не всегда он является тем адресатом, которому политик-адресант намеренно передает сообщение для озвучивания перед массовой аудиторией – нередко журналист получает текст косвенным путем, выступая в активной роли

«охотника за информацией». Во-вторых, процесс «ретрансляции» у медиатора,

как правило, сопровождается его собственным вкладом в коммуникацию, и,

таким образом он выступает в роли соавтора политика.

В зависимости от степени такого «соавторства» можно выделить следующие функциональные варианты роли журналиста-медиатора:

–собственно ретранслятор (озвучивает напрямую высказывания политика);

–рассказчик (высказывания политика передаются не цитатно, а в пересказе);

–конферансье (его функция сводится к представлению политика и темы, по которой тот собирается выступать);

–интервьюер (предоставляя слово политику, контролирует ход коммуникации, выражает свою точку зрения);

–псевдокомментатор (ангажированный журналист, который говорит «как бы от себя», но при этом озвучивает точку зрения определенного политика);

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

82

– комментатор (ближе всего стоит к роли самостоятельного агента политического дискурса, так как прежде всего выражает свою точку зрения,

цитируя и пересказывая высказывания политиков).

Фактор СМИ оказывает влияние на такие характеристики политического дискурса, как дистанцированность и театральность, о которых и пойдет речь далее.

3. 8. Дистанцированность и авторитарность Властный статус требует соблюдения определенной дистанции в

общении. «Эффективное проведение политики всегда осуществлялось через символическую «пропасть». Политика всегда предполагала разделение правителя и народа; психологическая дистанция между ними была значима в любых общественных системах, от шамана до президента как представителя высшей власти» (Gronbeck 1996: 39).

Дистанция между политиками и народом проявляется в следующих аспектах:

физическая / пространственная дистанция – отделенность барьером,

охрана, специальное помещение, особое расположение в пространстве: власть находится на отдалении и на возвышении (дворец, трон, трибуна мавзолея,

расположение в центре, во главе стола);

коммуникативная/контактная дистанция – недоступность политиков высокого ранга для прямого речевого контакта, общение с народом только через ретранслятора;

символическая дистанция – право на обладание особыми предметами

– символами власти: корона, скипетр и держава, герб, президентская печать,

спецсамолет, резиденция и пр.;

психологическая дистанция – ореол таинственности, священный трепет при общении с власть имущими, осознание особой мудрости и проницательности «вождя»;

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

83

информационная дистанция – монополия на информацию,

ограничение доступа к информации для нижестоящих, семиотическая роль секретности.

В современном политическом дискурсе дистанция между лидером и массами разрушается благодаря вмешательству СМИ. Когда каждый шаг президента публично отслеживается и все знают, где и с кем он проводил отпуск, в каком кафе пообедал, как вел себя на похоронах матери и т.д., то образ политического лидера очеловечивается, он как бы становится «одним из нас», однако тем самым его символическая власть ослабляется. «Политической власти, которая вершится в слишком большой близости к народу, либо опасаются, либо не доверяют. Знание, уменьшая пропасть между народом и правителем, тем самым разрушает и властные отношения между ними» (Gronbeck 1996: 40). Это положение иллюстрируется известной сказкой

«Волшебник Оз» (в русском изложении «Волшебник Изумрудного города»),

которая воспринималась современниками как политическая сатира:

Волшебник утрачивает способность управлять страной Оз после того, как раскрывается тайна его человеческого, а не божественного происхождения.

Средства массовой информации могут не только уменьшать пропасть между народом и правителем, но и, наоборот, способствовать ее углублению через поддержание авторитета вождя – немыслимо, например, представить себе публичную профанацию авторитарного слова в репрессивных

(тоталитарных) режимах. Таким образом, политическая дистанция обусловливает авторитарность политического слова/текста, подразумевающую безусловный авторитет его автора. Чем значительнее дистанция, тем выше авторитарность дискурса.

Любопытно, что М.М. Бахтин признает и авторитарность со знаком

«минус»: «Связанность слова с авторитетом, – все равно признанным нами или нет, – создает специфическую выделенность, обособленность его; оно требует

дистанции по отношению к себе (дистанция эта может быть окрашена как

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

84

положительно, так и отрицательно, наше отношение может быть и пиететным,

ивраждебным)» (Бахтин 1995: 114).

Вавторитарном дискурсе вождь является «абсолютным Властелином языка, хозяином слов – ведь он определяет их значение. Поскольку Слово, как вся система коммуникации, находится в руках вождя, высшего авторитета,

слова и знаки не могут иметь иных значений помимо тех, которые официально приписываются им» (Серио 1993: 84). Снятие неопределенности политических терминов через узурпацию их значений придает тоталитарному дискурсу косность, завершенность, неподвижность и выполняет функцию защитного механизма по отношению ко всей системе власти.

Речевое поведение авторитарной личности укладывается в русло отношений господства и подчинения, для него характерны конформизм,

установка на подражание, имитацию, слепое следование авторитету. Вот почему «в условиях репрессивного общества диалог превращается в ритуал, а

диалогическую этику вытесняет ритуал лояльности» (Вовк 1995: 24).

Авторитарная коммуникация является монологичной по своей сути. Для нее не существует релевантных критериев истинности, информативности,

уместности, ясности – все они перекрываются единственным критерием

«освящено/не освящено коммуникативным авторитетом субъекта монологического воздействия» (или «одобрено/не одобрено им») (Семененко

1996: 50).

Авторитарность дискурса имеет в качестве своей когнитивной опоры фидеистическое отношение к авторитетному слову, то, что в терминах М.М.

Бахтина можно охарактеризовать как «благоговейное приятие авторитетного слова» (Бахтин 1986: 317), в противовес активно ответному пониманию в истинно диалогическом общении.

Таким образом, одно из коммуникативных измерений, значимых для типологии политического дискурса – это варьирование его признаков по оси

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

85

«монологичность диалогичность», к полюсам которой тяготеют,

соответственно, тоталитарный и демократический типы дискурса.

Диалогичность демократического дискурса заключена в его принципиальной полемичности. Полемичность реализуется в прагматических принципах сотрудничества и соперничества. Прагматический принцип соперничества оказывается не менее значимым для политического дискурса,

чем грайсовский принцип сотрудничества (Земская 1988; Виноградов 1996а),

однако вряд ли можно согласиться с С.И. Виноградовым в том, что это приводит к возникновению коммуникативных конфликтов. Речевые акты угрозы, инвективы и прочие феномены вербальной агрессии не приводят к разрушению ткани политического дискурса, поскольку являются естественным проявлением его агональности.

Диалогичность дискурса проявляется в том. что в нем взаимодействуют жанры и тексты, которые, вслед за Э. Лассан, будем называть дискурсом-

стимулом и дискурсом-реакцией (Лассан 1995). Это противопоставление представляется существенным для анализа структуры жанрового пространства политического дискурса.

Согласно разработанной Л.П. Семененко лингвистической теории монолога, политический дискурс, так же, как бытовой и научный, в отличие от религиозного и философского дискурса, не являются монологичными по определению и приобретают характер монолога в результате действий,

осуществляемых инициативными коммуникантами. Сценарий монологического общения пишется исключительно субъектом монологического воздействия: им создается некоторый исходный текст-

стимул и одновременно определяется допустимый способ реагирования на данный адресованный объекту коммуникативный стимул. Объект монологического воздействия может намереваться сказать только то, что субъект хочет от него услышать; он не вербализует спонтанно или независимо от воли партнера возникающие коммуникативные интенции, а лишь

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

86

«озвучивает» то, что субъект как бы вкладывает в его уста (осуществляемые объектом реактивные действия по условиям монологической игры должны соответствовать коммуникативным ожиданиям субъекта) (Семененко1996).

Монологичный по своей сути тоталитарный дискурс базируется на прагматических принципах авторитета и лояльности. Для монологического общения характерно узаконенное несоблюдение диалогических максим сотрудничества или соперничества. Если в тоталитарном политическом дискурсе диалогичность имеет сугубо внешний характер – в

коммуникативную практику внедряются атрибуты, создающие видимость диалога (выборы, парламентские сессии, всенародные обсуждения проектов,

многочисленные письма людей в адрес пленумов и съездов), то политический диалог в странах с развитой демократией приближается к естественному диалогу, ориентированному на приоритет личности, а не социального института.

3. 9. Театральность Театральность политического дискурса связана с тем, что одна из сторон

коммуникации – «клиент», народ – выполняет в ней преимущественно роль не прямого адресата, а адресата-наблюдателя, который воспринимает политические события как некое разыгрываемое для него действо. Понятие адресата-наблюдателя близко к понятию косвенного адресата в типологии Г.Г.

Почепцова, однако есть одно существенное различие: косвенному адресату сообщение обычно не предназначается (Почепцов 1986), тогда как наличие адресата-наблюдателя не просто осознается субъектом и прямым адресатом,

но самым непосредственным образом влияет на его коммуникативную интенцию, выбор стратегии и речевого поведения. Политики, общаясь друг с другом и журналистами, постоянно помнят о «зрительской аудитории» и

намеренно или непроизвольно лицедействуют, «работают на публику»,

стараются произвести впечатление и «сорвать аплодисменты».

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

87

Социологи отмечают, что массы участвуют в политике в основном созерцательно, выступая в роли наблюдателя, получающего информацию об этой коммуникации через средства массовой информации. «Люди свободно и самостоятельно выбирают степень и форму своего участия в общественной жизни. Они легко переключают телепрограммы, наблюдая попеременно то парламентские дебаты, то коммерческие сериалы, то конкурсы и викторины.

Поэтому граждане не склонны относиться к политике и ее персонажам слишком серьезно. Политика для них – не более, чем разновидность социальной игры, подобная футболу или лотерее, находящаяся в одном ряду с другими развлечениями, доступными массовому потребителю» (Захаров 1998: 32).

О театральности политического дискурса говорят в том смысле, в каком метафора театра применима к реальной жизни вообще («Весь мир театр»), т.е.

процесс коммуникации можно описывать и объяснять, пользуясь категориями театра. Разработанный К Берком драматургический подход к коммуникации позволяет рассматривать политику как символическое взаимодействие в социальном контексте: оно происходит на сцене, осуществляется актерами/агентами, которые преследуют определенные цели, и включает совершение действий с использованием различных коммуникативных средств

(Burke 1966). К. Берк считает, что вся человеческая коммуникация может быть рассмотрена сквозь призму четырех базовых мотивов: иерархия, вина,

принесение в жертву и спасение (избавление). С их помощью, в частности,

можно описывать развитие политических процессов: иерархия воплощает социальный порядок, отклонение от существующего порядка рождает ощущение вины, от которого избавляются, находя козла отпущения

(воплощение социального зла) и принося его в жертву, т. е. устраняя

«плохого» политика. В итоге – грехи искуплены, зло побеждено, происходит переоценка ценностей и устанавливается новый порядок.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

89

спектакль – выборы, съезд; театр абсурда – заседание Совмина и др.

(Баранов, Караулов 1991: 81–87). Наиболее распространенные метафорические кластеры позволяют представить параллели между политической и театральной коммуникацией в таблице:

Таблица 2. Метафорика театра в политическом дискурсе

Анализ контекстов употребления театральной метафоры (не считая клише типа политическая арена, политическая сцена и пр.) показал, что она,

как правило, сопровождается уничижительной коннотацией иронии или сарказма и содержит импликацию «ненастоящности» происходящего,

отстраненности от него говорящего. Интенция коммуниканта,

представляющего политику через фрейм театра, – показать, что к такой политике не следует относиться серьезно, что она не заслуживает уважения из-

за неискренности ее участников.

Из проведенных выше параллелей между театром и политической коммуникацией особую значимость для интерпретации политического дискурса приобретает его сюжетно-ролевая структура. А.Н. Баранов и Е.Г.

Казакевич описывают политический дискурс с помощью метафоры слоеного пирога, в котором есть психологический, социальный, игровой слои. «Как и в функционировании языка, огромную значимость в процессе «съедения

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

90

пирога» политического дискурса приобретают ролевые характеристики участников, их включенность в тот или иной сюжет политической истории.

Сюжетно-ролевой слой одинаково важен для всех периодов развития нашего общества» (Баранов, Казакевич 1992: 39).

Для обывателя, не читающего политических документов, не знакомого с оригинальными текстами речей и выступлений, воспринимающего политику преимущественно в препарированном виде через СМИ, политика предстает как набор сюжетов. Эти сюжеты (выборы, визиты, отставка правительства,

война, переговоры, скандал) составляют базу политического нарратива, под которым мы понимаем совокупность дискурсных образований разных жанров,

сконцентрированных вокруг определенного политического события (Шейгал

1998).

Если о сюжетно-ролевом компоненте политического дискурса говорится преимущественно в переносном смысле, то его «режиссерский» компонент проявляется напрямую в целом ряде политических событий, в которых существенным является элемент постановки (существует сценарий и заранее написанные тексты, распределяются роли, проводятся репетиции). Во-первых,

стопроцентно инсценированным является жанр политической рекламы. Во-

вторых, это ритуальные события, носящие характер массового зрелища,

например, инаугурация или мероприятия, посвященные национальным праздникам. Исследователи современного политического дискурса США отмечают значительный элемент постановочной ритуальности в процедуре выдвижение кандидата в президенты на партийных съездах.

Помимо ритуальных событий, которые происходят независимо от СМИ и лишь освещаются в СМИ, существуют так называемые псевдо-события, к

которым Д. Бурстин, предложивший этот термин, причисляет события,

специально запланированные с целью их немедленного показа или передачи информации о них (Boorstin 1961). К категории псевдо-событий относятся интервью, пресс-конференция, телевизионная беседа, телевизионная