Шейгал Елена Иосифовна. Семиотика политического дискурса. Диссертация

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

161

обилия лозунгов, так как городской пролетариат еще не приобрел своей сплачивающей системы клише, в отличие от давно имевшего эту систему крестьянства – так называемая «народная мудрость» (Там же).

Девиз можно считать вербальным эквивалентом флага или эмблемы, он выступает в качестве маркера социальной идентификации – принадлежности к той или иной общественно-политической силе и одновременно выражает объединяющую идею. Например, активисты недавно созданной партии Россия молодая придумали себе девиз Они устали, настало наше время.

Создавая новые партии и коалиции, их лидеры стараются давать им названия, которые эксплицитно или имплицитно выражали бы идею единства,

объединения (Общее дело, Союз правых сил, Вся Россия, Отечество, За

Победу, Наш Дом Россия, Единство).

Коннотативный аспект лозунгов, девизов и программных названий представляет собой комбинацию двух аспектов: собственно эмотивный план

(чувство уверенности, оптимизма, гордости, надежды) и социально-

политическая коннотация, которая сводится к имплицитному утверждению

«Мы вместе. У нас общая позиция».

К специализированным вербальным знакам интеграции, позволяющим политикам отождествлять себя с аудиторией, апеллировать к общей национальной, статусной и прочей социальной принадлежности, относятся маркеры «своих»:

–инклюзивное мы;

–лексемы совместности (вместе, все, наш, единство, единый, блок,

союз, объединение);

–лексические единицы с компонентом совместности, выступающие в функции вокатива с коннотацией «я свой» (друзья, товарищи, братья и сестры, сограждане, россияне, коллеги, земляки, мужики);

–формулы причастности (Я, как и все ...);

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

162

– грамматические формы непрямого императива (1-е л. мн. ч.) со значением включения в сферу его действия говорящего (Давайте сделаем

нашу Родину сильной... Не позволим агрессорам…).

Неспециализированными (транспонированными) маркерами интеграции являются термины ориентации, выполняющие функцию парольных лозунговых слов. Семантика пароля («я свой», «я с вами») выступает на первый план, когда политик употребляет тот или иной термин не столько для обозначения референта (политической ситуации и пр.), сколько в качестве доказательства своей принадлежности к определенной политической группировке, приверженности определенной идеологии. Именно поэтому по парольным словам – политическим аффективам – легко идентифицировать группового субъекта дискурса, например: пролетарский интернационализм,

правительство народного доверия, преданность делу Ленина,

социалистические идеалы (коммунисты); держава, отечество, соборность,

православие (национал-патриоты); рынок, реформы, свобода слова, права человека (либералы). Наличие лозунговых слов в речи политика служит для его соратников своеобразным свидетельством политической благонадежности говорящего.

Специфический набор парольных слов «отмежевывает группу от других групп и поддерживает ее изнутри постоянным употреблением одних и тех же слов. Появляется связанное с языковым употреблением чувство принадлежности к определенному коллективу (Wir-Gefühl)» (Grieswelle 1978: 48). Благодаря своей социально-политической коннотации («я с вами», «я

свой»), парольные слова способны выступать в суггестивной функции,

способствуя успеху оратора у слушателей тех социальных групп, с которыми он желает идентифицироваться.

Фатический характер текста, насыщенного парольными лозунговыми словами, проявляется в том, что при его восприятии аналитическая деятельность подавляется удовлетворением от узнавания ожидаемого. Такое

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

163

восприятие текста способствует укреплению солидарности сторонников. Эту

мысль иллюстрирует комментарий А. Привалова: Вот обнародовал главный коммунист семь своих предвыборных тезисов. Вчитывался кто-нибудь в них?

Ничуть не бывало. Сторонники восприняли их, видимо, так, как человек воспринимает любимую музыку – не столько вслушиваясь в подробности,

сколько радуясь привычным мотивам (ИЗВ, 18.03.00).

В процессе общения, особенно при манипулятивном воздействии,

чрезвычайно важна фаза установления контакта, которая в нейролингвистическом программировании называется «присоединением». «Присоединение к ...» создает видимость общих интересов, позволяя провоцировать у партнера чувство солидарности и готовность действовать по угодной манипулятору схеме» (Мегентесов, Мохамад 1997: 62).

Прием «присоединения» широко используется не только в терапевтическом и рекламном воздействии, но также и в политической демагогии при обращении лидера к народу в целях отождествления себя с аудиторией («я такой же, как вы»), например: Ваши беды и заботы – мои беды и заботы (обращение кандидата на пост главы администрации Волгоградской области).

Таким образом, психологической основой манипулятивного использования знаков интеграции является их способность обеспечивать контактную фазу общения.

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

165

мелкими партиями разбросаны по бескрайнему российскому свету (ИЗВ, 18.08.99).

Показатели умаления значимости – идентификаторы нижнего уровня тимиологической оценки: всякие, разные, какой-нибудь там. Под тимиологической оценкой понимается оценочное ранжирование по параметру

«важное, существенное, значительное, серьезное неважное,

несущественное, несерьезное, то, чем можно пренебречь, на что не следует обращать внимание» (Пеньковский 1995: 36).

Выражаемые данными местоимениями значения «обезразличивающего обобщения» и «обезразличивающей неопределенности» выводят референт за пределы круга «своих» и тем самым индуцируют коннотацию пейоративного отчуждения (Пеньковский 1989). Таким образом, тимиологическая оценка имплицирует оценку аксиологическую: умаление значимости превращается в принижение и унижение, что, в свою очередь, оборачивается отстранением и отчуждением. Рассмотрим пример, в котором одновременно реализуется комбинация указанных оценочных значений: Так что когда какая-нибудь там Лахова, приезжая в Волгоград, говорит, что она меня редко видит, то самое малое, что я бы хотел ей сказать, так это то, что я хочу видеть ее еще

реже (И. Лукашев // ВГ, 21.08.99). Умаление значимости маркировано местоименной группой какая-нибудь там, пренебрежение выражено упоминанием коллеги, равной по статусу, только по фамилии, и, наконец,

отчуждение выражено эксплицитно фразой «я хочу ее видеть еще реже», что воспринимается как пародия на грубое и сниженное «я ее видал».

Показатели недоверия к оппоненту, сомнения в достоверности его слов: кавычки и лексические маркеры якобы, так называемый, пресловутый.

Деривационно-смысловая цепочка пейоративного отчуждения в данном случае выглядит следующим образом: «сомнительный, не заслуживающий доверия»

потенциально опасный чужой, незнакомый враг».

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

166

Вербальная агрессия в политическом дискурсе осуществляется при помощи определенных лексических единиц и речевых действий. Для обозначения лексических средств вербальной агрессии будем пользоваться термином «инвектива», понимая его в широком смысле как речевую функцию нанесения оскорбления, как «любое резкое выступление, выпад против оппонента» (Жельвис, 1997а: 137).

В корпусе инвективной лексики политического дискурса разграничиваются общие пейоративы со значением «негодяй», «ничтожество»

(посмешище, подлец), специальные пейоративы, называющие носителей конкретных пороков (извращенец, мошенник, вор, убийца, предатель,

налетчик, провокатор), и обсценная лексика.

Современная речевая культура в целом не поощряет использования грубых, открытых форм агрессии в публичной коммуникации. Более

«цивильной» формой речевого насилия, и, как нам представляется,

специфическим для политического дискурса видом инвективы, является навешивание ярлыков, которое, по мнению Р.Г. Апресяна, есть не что иное,

как маркирование социокультурных различий, как проявление нетерпимости к иному (Апресян 1997). Приклеивание ярлыков (стигматизация)

рассматривается в социологии и психологии коммуникации как один из этапов процесса социальной девиации (Сухих, Зеленская 1998: 54).

Будучи разновидностью лексической инвективы, ярлык отличается от других инвективных средств рядом признаков. Для него характерна идеологизированность, субъективность и предубежденность: «отрицательная оценка, которую несет в себе ярлык, не выясняет объективные свойства личности, микросоциума, явлений, событий, деятельности, а обозначает их по признаку идеологической инородности» (Дмитриева 1994: 92).

Суть ярлыка заключается в его обвинительной направленности:

становясь ярлыком, имя используется не столько для характеристики денотата и отнесения его к классу, сколько для обвинения в опасных для общества

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

167

свойствах. Ярлык фиксирует реальную или мнимую социальную девиацию либо с позиций общества в целом, либо исходя из представлений о политической целесообразности той или иной социальной группы

(политического движения).

Какие языковые средства могут применяться в качестве политических ярлыков?

Это может быть неполитическая пейоративная лексика, обозначающая отступления от социальных (преимущественно этических) норм: Семь лет в

стране предатели и мародеры (Г. Зюганов // ТВ); Это не спецпредставитель,

а спецпредатель (Г. Зюганов о В. Черномырдине // ТВ); «Россия-кукушка,

собирай своих рассыпанных цыплят из чужих гнезд!»» «Московские провокаторы, вам не удастся отнять нашу свободу»; «Только народ-

преступник может без совести оккупировать другие народы, их угнетать,

истреблять» (лозунги пикетчиков у посольства России в Риге).

Наиболее распространенные ярлыки – политические термины, прежде всего, официальные и экспрессивно-разговорные названия политических партий и движений – большевики, коммуняки, фашисты, красно-коричневые,

национал-патриоты, партократы, а также наименования политиков по их

действиям и стилю поведения: диктатор, оккупант, разоритель, сепаратист,

популист и др. Интересный пример контаминации двух типов пейоративов

(неполитического и политического) представляет ярлык КПРФ по отношению к демократам – аббревиатура ВОР (Временный оккупационный режим).

Среди ярлыков – политических терминов обнаруживаются как слова с устойчивой отрицательно-оценочной коннотацией (политические пейоративы:

фашист, диктатор, оккупант, экстремист, расист), так и нейтрально-

оценочные единицы, открытые для амбивалентного толкования (коммунист,

либерал, вождь, патриот).

В качестве ярлыка нередко используется антропоним – имя политика в репрезентативно-символической функции как воплощение качеств

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

168

политического деятеля, получающих резко негативную оценку в обществе: 55-

летний премьер, которого за авторитарный стиль руководства называют

«словацким Лукашенко», уверенно движется к установлению в пятимиллионной республике режима личной власти (о В. Мечиаре // ИЗВ, 5.03.98).

Инвективную функцию в политическом дискурсе могут выполнять определенные манипуляции с именем политика. Возвышающая и уничижающая сила имени (названия, клички, прозвища) исторически восходит к вере в магическую силу языка. Право иметь и давать имя было признаком человеческого существа. Древнеримские рабы не имели своего собственного имени и назывались по имени хозяина – это было знаком того, что они лишены человеческого статуса. Отголоски этой древней традиции находим и в современном политическом дискурсе, когда говорящий, выражая крайнюю степень презрения, сознательно избегает называть объект нападок по имени и,

таким образом, как бы лишает политика имени, которого он недостоин: Еще парочка из ... квартета (извините за повторение этого слова, не знаю, как и назвать этих четверых, неразрывно светящихся на экранах). Один рыжий,

другой чернявый. Молодыми реформаторами называются. Один уже поднаторел народ обманывать, второй только учится, но успехи налицо.

Совсем на днях этот черненький защищал другого черненького (видимо двоюродный брат) с многозначительной фамилией Бревнов. Ну точно все было, как у рыжего, когда тот защищал своего друга – жулика Коха. Так же блудливо бегали глазки, так же нес ахинею, шитую белыми нитками (СР, 12.02.98). Не случайно также в открытом письме 22 сенаторов к «господину президенту Российской Федерации» с требованием добровольной отставки президент ни разу не назван ни по имени-отчеству, ни по фамилии.

Для дискурса оппозиционных сил характерно использование

«обзывалок», основанных на сниженном пародировании имен известных политиков (Какорина 1996). Искаженные имена политических лидеров

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

169

содержат скрытую предикацию и имплицируют обвинительное суждение: Б.

Натанович Президент ( Ельцин – сионист или действует по указке сионистов); Горбоельцин ( Ельцин ничуть не лучше Горбачева, оба они принесли народу только страдания).

Пародирование имени может осуществляться за счет установления ассоциативных отношений по созвучию или общности корня с оценочным экспрессивом (Зорькин – Позорькин) или с распространенной бранной инвективой: ЧВС взорвался: «Ни козленков, ни козлов я не знаю и знать не хочу!» ... Черномырдин перевел дух, нахмурил брови и подняв указательный палец, строго предупредил: «В России меня никем не запугать – ни козлом, ни козленком. Я не из пугливых. А если кто-то попытается, так сразу в зубы получит. И как следует. Уж это я умею делать – я здесь профессионал» (КП, 2.06.98). В данном примере инвективное обыгрывание фамилии Козленок

используется сначала как проявление гневной агрессии (спонтанная реакция на угрозу разоблачения), а в дальнейшем – как средство ответной инструментальной агрессии, сопровождаемое угрозой ответных действий.

Одним из распространенных средств, используемых в качестве политического ярлыка, являются этнонимы (в качестве врага выступает представитель иной этнической группы). Для политического дискурса националистической ориентации характерна политизация этничности, т. е.

замещение политической оппозиции этнической: МЫ (русские, славяне)

ОНИ (враги, нерусские, не славяне). Следует отметить, что во втором звене этой оппозиции реализуются все разновидности этнической неприязни:

этнофобия (собственно этнонимы), региональный негативизм (азиаты,

кавказцы, Запад), конфессиональный негативизм (иноверцы, иудеи, сионисты,

мусульмане), ксенофобия (инородцы, нацмены).

В расистском (националистическом) политическом дискурсе признак этничности стирается, подавляется признаком чуждости. Вследствие этого этнонимы – названия национальных меньшинств – становятся идеологемами,

Generated by Foxit PDF Creator © Foxit Software

http://www.foxitsoftware.com For evaluation only.

170

приобретая идеологическую коннотацию «чужой, не наш враг». Наряду с этим признак иноэтничности трансформируется в признак социального статуса: «не наш – ниже нас в социальной иерархии – хуже нас – не достойный стоять у власти – не имеющий права на наши привилегии». Симптоматичным в связи с этим представляется название статьи о кампании по разоблачению Ю. Лужкова: «Понижен в национальности». Мотивирующие эмоции – подозрительность, недоверие, страх, зависть, ненависть – индуцируют у этнонима оценочную коннотацию враждебности.

Эмоции враждебности лежат в основе ментальных стереотипов,

входящих в ассоциативную зону этнонима. Апелляция к стереотипам выступает как дискурсивная стратегия, как своеобразный инструмент власти этнического большинства. Благодаря стереотипам неполноценность «чужого» и исходящая от него угроза становятся настолько очевидны, что не нуждаются в доказательствах.

Представляется логичным предположение П. Чилтона о том, что с когнитивной и семантической точки зрения возникновение стереотипов – это процесс метонимический: стереотипы возникают тогда, когда некоторый подкласс категории, часто периферийный, воспринимается как прототипный представитель всей категории в целом (Chilton 1994). Отсюда следует, что многие из актуализируемых стереотипных ассоциативных признаков приписываются референту (этносу) без достаточных объективных оснований.

Вероятно, этнические стереотипы политического дискурса носят архетипный характер, поскольку и в народных представлениях о чужих, зафиксированных

вфольклоре и фразеологии, «преобладают искаженные образы,

сформировавшиеся на основе предубеждений» (Маслова 1997: 171).

Приписывание признаков происходит на базе ментальных схем,

существующих в сознании носителей расистской идеологии, которая, по мнению Т. ван Дейка, включает следующие категории: групповая идентичность (идентификация этнического «мы» – «они»), цели