—Что лежит вне вопроса о времени?—

Трудно выбраться из этих проторенных колеек, в которых погряз вопрос о времени, если не найти некой внеположенной точки отсчета: не сделав точку отсчета из внешней позиции.

—Вывести из зыбучих песков –

Но где найти эту внешнюю позицию по отношению к вопросу о времени? Ведь, в противном случае, мы будем бесконечно утончать анализ, не выводя вопроса из зыбучих песков, в которых он завяз, продолжая оставаться связанным со всеми прежними точками зрения, на которых он основывался и которые поддерживают его – превращенного в статую и навязывающего себя реальности – в состоянии величественной непреклонности.

И я начну с упоминания трех случаев постановки вопроса о времени, которые не находят никаких аналогов в Китае.

2. Первый «карман», из которого показалась мысль о времени – первое отделение, куда позволено было поместить этот вопрос – это «карман», открытый Аристотелем в сторону «природы»; этот первый случай явления вопроса был организован «физикой»: чтобы мыслить природу, натурфилософу необходимо мыслить движение (kinesis), являющееся ее принципом; и чтобы мыслить движение, после места, в котором происходит перемещение движущегося предмета, нужно было мыслить время, служащее его мерой.

Аристотель: время воспринимается между двумя последовательными точками, которые проходит движущееся тело

Согласно исследованию Виктора Гольдшмидта⁴, который следует за многими другими авторами, в лоне греческой мысли концепция времени подвергалась последовательному очищению: начавшись с отождествления — не такого уж наивного — со сферой вселенной, далее время мыслится как движение вселенной, отделенное от этой сферы; затем, — как любое конкретное движение, отделенное и от этой космической опоры; наконец, оторвавшись от любой чувственной опоры и теряясь среди этого бесконечного многообразия движений, — как нечто, имеющее отношение к движению – «число перемещения», являющееся одновременно и его «формой» — оно становится «числом движения в отношении к предыдущему и последующему (перевод В.П.Карпова)». Как заметно, это очищение идет бок о бок с абстрагированием. Если придерживаться внешней точки зрения, понятие времени приобретает здесь свою независимость, которая, однако, остается относительной; а с внутренней точки зрения именно оно приводит к однородной мысли о времени: по примеру движения, измеряя одно другим (движение временем, а время движением - пер.), время – это величина протяженная и делимая. По этой причине удобнее всего представить его в отношении к пространству: по траектории движущегося тела, перемещающегося от точки к точке, как «перенос с места на место» (phora), составляющий самое главное и самое типичное из всех движений. Чтобы осознать время, достаточно будет рассмотреть две последовательные точки по траектории движения, а вместе с ними и время, их «сопрвовождающее»; восприятие времени, невозможное в отношении одного единственного мгновения, является восприятием интервала между двумя моментами.

Первая сладка

Даже если мысль Августина направлена на другое, как только она касается природы⁵, Аристотеля ей не обойти: время не может быть лишь движением солнца, луны или звезд; вращение гончарного круга «тоже есть время»; его можно измерять именномежду точкой отправления и точкой прибытия движущегося тела. И мы больше никогда не расстанемся с этой аналогией, восполнившей таким образом ненаблюдаемость времени наблюдаемостью пространства – аналогией с линией времени, которая репрезентирует траекторию движущегося тела: «Мы представляем временную последовательность с помощью бесконечно продолжающейся линии»; и заключаем от свойств этой линии ко всем свойствам времени, за исключением лишь того, что части линии существуют все одновременно, тогда как части времени существуют друг после друга» (Кант⁶). Таковалиния, которая с появлением необратимости (и формулировки второго принципа термодинамики), станет «стрелой» времени.