Эрнест геллнер

или географическими условиями, но отнюдь не границами распространения культуры. Рассказывают, что предводитель мусульман, покоривших Север­ную Африку, направил своего коня прямо в Атлантический океан, чтобы показать, что дальше дороги нет, но его не остановила культурная и языко­вая пропасть, которая отделяла завоевателей от населявших эти земли бер­берийских племен.

Итак, люди, живущие в аграрно-письменном обществе, занимают в нем различные позиции и включены в многообразные вертикальные и горизон­тальные отношения, среди которых найдутся, вероятно, и такие, которые отдаленно напоминают то, что впоследствии будет названо «национально­стью»; но в основном это отношения совершенно иного рода. Здесь существу­ет разнообразие культур и существуют сложные политические единицы и союзы, однако между двумя этими сферами нет ярко выраженной зависи­мости. Политические иерархии и культурные поля отнюдь не соотнесены между собой с помощью такого образования, как «национальность».

Развитое индустриальное общество

Сегодня в мире существует и стремительно распространяется иной тип об­щества, в корне отличный от того, который описан выше. Прежде всего, иной является его экономическая основа: оно сознательно ищет опору в непрерыв­ной, упорной инновационной деятельности, в экспоненциальном наращива­нии производительных сил и продукции. Общество это исповедует теорию познания, которое дает возможность проникнуть в тайны природы, не при­бегая к помощи откровения, и одновременно позволяет эффективно мани­пулировать силами природы, используя их для достижения изобилия. Вме­сте с тем, природа уже не может служить источником принципов, обосно­вывающих организацию общества. Действительно, первым принципом, который оправдывает устройство общества данного типа, является экономи­ческий рост, и любой режим, неспособный его обеспечить, оказывается в зат­руднительном положении. (Вторым является национальный принцип, — он и станет здесь нашей главной темой.)

Общество, к рассмотрению которого мы перешли, не является уже более мальтузианским: темпы экономического роста превышают в нем темпы ро­ста демографического, который по разным причинам идет на спад или даже полностью прекращается. В культуре этого общества уже не так ценится (или вообще не ценится) плодовитость: чистая, мускульная рабочая сила мало что решает как с точки зрения властей, так и с точки зрения индивидов, как в мирное время, так и во время войны. (Правда, на первых порах индустри-

Пришествиенационализма

альная эпоха вызвала к жизни всеобщую воинскую повинность и породила огромные армии, по своему составу крестьянские: крестьяне ценились как «пушечное мясо». Однако в наше время — время войн на Фолклендах и в Персидском заливе — решающим фактором является уже не численность войск, а технология и подготовленность личного состава.) ныне полезны лишь образованные люди, а образование стоит дорого. В любом деле теперь играет роль не количество, а качество работников, которое зависит от тех­нологии производства культурных людей, иначе говоря, от «образования». Власти более не видят в плодовитости источник оборонного или экономичес­кого потенциала; родители не видят в детях тех, кто обеспечит их жизнь в старости. Производство потомства обходится дорого и вынуждено конкури­ровать с другими запросами и формами самоудовлетворения и самореа­лизации.

В корне изменился и характер труда. В аграрном обществе «работа» была вещью необходимой, но отнюдь не престижной. Это был физический, руч­ной труд, связанный главным образом с сельскохозяйственным производ­ством. Такая работа заключалась в основном в приложении человеческой мускульной силы к материальным объектам. Ее тяжесть удавалось время от времени облегчить благодаря использованию силы животных и некото­рых простых механизмов, позволяющих утилизировать силу воды или вет­ра. В развитом индустриальном обществе картина уже совершенно иная. Физический труд как таковой здесь фактически исчез. Отныне трудиться физически вовсе не значит дни напролет махать киркой или лопатой: теперь для этого требуется знание машин, которые не всегда просты в управлении. То есть большинство людей в своей работе вообще не сталкиваются «лицом к лицу» с природой. Их труд состоит в постоянном манипулировании людь­ми и знаками при помощи компьютеров или, на худой конец, телефоном, телефаксом и пишущих машинок.

Все это имеет серьезные последствия для культуры, то есть для системы циркулирующих в обществе символов. Стремительный обмен сообщениями между анонимными, далеко друг от друга отстоящими собеседниками был бы попросту невозможен, если бы смысл посланий зависел от особенностей местного диалекта и тем более от одного какого-то контекста, не говоря уже о контекстах действительно сложных. Однако сам метод такой коммуника­ции уничтожает контекст. Нельзя, скажем, передавать таким образом смыс­лы, заключенные в жестах, выражении лица, интонациях, темпе речи, со­провождающих высказывание. Ничего не добавляет к тексту и статус инди­вида, да и сам текст не может на этот статус повлиять. Все это просто не про­ходит по каналу коммуникации: так уж этот канал устроен. В живой речи

15-1

155