Эрнестгеллнер

Манчестера. Но в действительности у самих деревенских жителей нет ни цели, ни средств, ни организационных возможностей, ни просто желания сражаться за свою культуру с городом, двором, светом или промышленным комплексом. Заботы их являются более приземленными, и если они и бун­туют, то, как правило, вовсе не из-за культуры. На самом деле люди, кото­рые ведут такого рода культурную агитацию и организуют такую борьбу, — это атомизированные, анонимные члены индустриального общества или об­щества, ступившего на путь индустриального развития. Они боятся, что их принадлежность к «неправильной» культуре приведет к ущемлению их прав, и поэтому делают все, чтобы культура, носителями которой они являются, стала политически доминирующей. В этом они видят гарантии своей соци­альной успешности и психологического комфорта.

Какую же форму принимает их организация? Ядром популистского роман­тизма является культ действия и чувства. Соответственно, образцом нацио­налистического клуба становится спортивное или гимнастическое общество. Национализм главным образом наследует символику Turn-verein⁸. Для его целей гимнастика подходит как нельзя лучше — гораздо лучше, чем сорев­новательные или индивидуальные виды спорта. Гимнастика — это самый дюркгеймовский спорт: в нем современное общество находит ритуал, позво­ляющий выражать солидарность очень больших анонимных общностей, име­ющих сходную культуру. Например, чешский национализм был почти тож­дественен с обществом «Сокол»: быть Соколом означало то же самое, что быть патриотом, хотя, по иронии судьбы, основателями этого общества были двое немцев. Чешская нация поклонялась себе самой как массовому сбору (Slet). Когда коммунисты пришли к власти после переворота 1948 г., они приняли мудрое, с их точки зрения, решение — сохранили общество «Сокол» вместо того, чтобы запретить его или вступить с ним в борьбу.

Таким образом, национализм выступал как идеология, соединявшая ис­торически более раннее и сравнительно мягкое течение мысли, которое по­этизировало деревенскую культуру и деревенский образ жизни, с метафи­зикой энергетического физического самоутверждения и с недоверием (если не с откровенной враждебностью) к холодному рассудочному мышлению. Дарвин в интерпретации Ницше выступил своего рода дополнением к Гер-деру. Считалось, что естественный отбор открывает дорогу к здоровью и со­вершенству, в то время как универсализм, бескровный космополитический интеллектуализм и сострадание ведут ко всякого рода уродству и патологии. При этом предполагалось, что естественный отбор действует главным обра­зом не на уровне индивидов и не на уровне человечества в целом, а на уровне наций, которые более всего напоминают биологические виды. Нации стали

172

Пришествие национализма

рассматриваться как реалии социального мира, существующие от века. И ес­ли на более ранних исторических этапах они не проявляли себя открыто, то только потому, что они еще «спали», а главная задача националиста состо­ит в том, чтобы их «разбудить». Противостоять жестоким межнациональ­ным конфликтам означает солидаризоваться с патогенными силами, веду­щими к деградации. Проводниками и носителями этих идей, чувств и цен­ностей были молодые люди, сплоченные не столько общей академической подготовкой, сколько участием в коллективных физических действиях. В те годы националисты готовили себе хороших солдат. Они много занимались спортом, ходили в походы, штурмовали горные вершины, были меткими стрелками, одним словом, находились в отличной физической форме и уме­ли четко выполнять распоряжения своих начальников. Привычка к энер­гичной коллективной деятельности на лоне природы способствовала впос­ледствии их успехам на поле брани: население тех частей Европы, которые входят в зону романтического популизма, сражалось во время войны более умело и эффективно, чем выходцы из тех стран, где были приняты более ра­финированные развлечения.

Эта жестокая версия национализма — далеко превосходившего то, что было нужно для поддержания культурной гомогенности и внутренней мо­бильности национальных государств, — была выражением поэзии иррацио­нализма. Общинный дух, дисциплина, иерархия и жестокость — вот досто­инства, призванные удовлетворить подлинные человеческие потребности. Эти качества являются эффективными не вопреки их иррациональности, а благодаря ей. Бескровный и бесплодный универсалистский разум не позво­ляет идти навстречу глубинным чаяниям человека и, скоре, служит пато­генным силам (в этом, грубо говоря, заключалась ницшеанская точка зре­ния). Когда в 1940 года немецкая армия с триумфом шла по Европе, она по­ражала всех не только своей мощью, но и своей красотой. («Как они прекрас­ны», — говорит Сартр устами своего героя, французского военнопленного, в романе, посвященном падению Франции). Это служило своеобразным оправ­данием агрессии и оккупации. Немецкий солдат сражался не только пото­му, что знал, что в противном случае будет застрелен, но и потому также, что он был движим мощным esprit de corps⁹. Прусскую дисциплину допол­нял романтический дух товарищества (Kameradschaft). Нацизм, которому удалось вновь ритуализовать политику, привнес в анонимное индустриаль­ное общество (Gesellscha.ft) мощную иллюзию общности (Gemeinschaft). Он соединил, и весьма эффективно, дисциплину индустриального общества с дисциплиной монархии, сплотив на эмоциональном уровне культурно-одно­родную группу.

173

_т