Глава III. Вексельное обязательство Условия и момент возникновения вексельного обязательства

Действующее российское законодательство считает существенными для возникновения обязательства векселедателя по простому векселю следующие моменты:

- наличие формального акта (векселя);

- выдачу векселя его составителем;

- приобретение права собственности на вексель добросовестным лицом.

Какой же из этих моментов считать моментом возникновения обязательственного правоотношения по простому векселю? А может быть, такового и нет среди перечисленных и его придется искать заново?

Сразу же оговоримся, что вопрос о моменте возникновения вексельного обязательства имеет более теоретическое назначение. Практику гораздо больше интересует, с какого момента можно "повесить" вексель на баланс в виде ли актива или в виде пассива. А это означает, что вопрос о моменте возникновения вексельного обязательства должен быть разделен на два подвопроса: о моменте возникновения субъективного права требования уплаты по векселю и о моменте возникновения юридической обязанности производить уплату. При этом, чтобы не впасть в логическое противоречие с самим собой, мы уточним, что соглашаемся с аксиомой о невозможности существования права без обязанности, но не видим ничего страшного в обратном - возникновении обязанности ранее возникновения права.

Таким образом, перед нами оказываются два исходных положения. Мы знаем, что право требования по векселю должно возникать либо одновременно с обязанностью уплатить, либо после нее, но никак не ранее. Мы также знаем, что, по меткому выражению В.Д. Каткова, ни одна теория, желающая сообразовываться с требованиями логики, не может довольствоваться составом, не включающим хотя бы один из трех следующих фактов:

- указание закона;

- волю должника обязаться;

- волю приобретателя стать кредитором *(15).

"Указание закона" не является фактом, влекущим юридические последствия только лишь в области вексельного права - таковое необходимо и для создания юридических последствий во всяких иных правовых подразделениях. Поэтому вместо данного фактора мы поставили бы иной, который, как нам представляется, более отвечает существу вопроса. Этот фактор - наличие формального акта (документа), признаваемого в качестве векселя законом.

Постановка вопроса в редакции В.Д. Каткова предполагает очень любопытный ответ на него. Вексельное обязательство может возникнуть в силу любого из трех перечисленных факторов, в зависимости от того, какой из них наступит последним. Нормальная последовательность внешнего выражения этих фактов очевидна, сначала происходит составление формального акта (векселя), затем - его выдача должником, выражающая его волю обязаться, и затем - его принятие первым приобретателем, выражающее волю такового стать кредитором. Но возможна и на практике нередко встречается последовательность иного рода: после составления векселя следует его изъятие первым приобретателем, а уже затем, задним числом, составитель акта волей-неволей "одобряет" его приобретение (совершает, а точнее - подтверждает, состоявшуюся выдачу). Например, вексель вручается его первому приобретателю не составителем, а лицом, якобы действующим от его имени. Если приобретатель всеми разумно доступными ему способами убедился в том, что полномочия представителя являются надлежащими, и получил от него вексель за обусловленный с его составителем эквивалент, то он не должен ничего терять, если в последующем выяснится, что лицо, выдававшее себя за представителя векселедателя, таковым не являлось. Получается, что векселедатель, хотя он того и не желает, как мы сказали "невольно", должен одобрить, подтвердить состоявшуюся выдачу.

Из рассмотренной ситуации вытекает следующее.

Российское вексельное законодательство признает некоторое самостоятельное правовое значение за надлежаще оформленным векселем. Это значение состоит всего лишь в том, что наличие правильно оформленного - составленного и подписанного - векселя создает предположение о согласии его составителя на его выдачу. Это и понятно, ибо не желая обязаться по векселю, лицо не составляло бы такового или во всяком случае не подписывало бы его. Опровергнуть это предположение можно только одним обстоятельством - составитель векселя не выпускает (не выпускал) его из рук. Поэтому употребленное нами выражение "всего лишь ...предположение" - на практике значит не так уж и мало, ибо наличие векселя в руках третьего по отношению к его составителю лица, даже и не легитимируемого самим векселем, создает предположение о том, что составитель векселя согласился с возможными последствиями выбытия векселя из его ведения. Лицо, которое поименовано в самом векселе в качестве первого приобретателя, имеет возможность, проявив разумную осмотрительность, принять вексель без угрозы его последующей виндикации как от недобросовестного приобретателя.

Юридическое значение составления и подписания простого векселя может быть уподоблено значению формальной легитимации держателя ценной бумаги. Если формальная легитимация на лицо, предъявитель бумаги имеет право требовать по таковой исполнения, а должник обязан его произвести. Но если должник имеет возможность доказать:

1) отсутствие юридического факта, который перенес бы право собственности на бумагу ее предъявителю и

2) недобросовестность предъявителя, т.е. отсутствие материальной легитимации, легитимация формальная утрачивает свое значение. Также обстоит дело и с соотношением моментов составления векселя и его выдачи: наличие формального акта (векселя) создает предположение о воле должника обязаться по нему, но это предположение может опровергаться заинтересованным должником. Для этого должнику необходимо доказать:

1) отсутствие желания выдать вексель или, в зависимости от случая, факта выдачи векселя (юридического факта, который породил бы право собственности на вексель) и

2) недобросовестность приобретателя.

Таким образом, мы приходим к выводу о том, что фактом, который влечет возникновение обязанности должника отвечать, согласно содержанию векселя является его составление и подписание (оформление). Выдача бумаги (воля выдать бумагу) не имеет юридического значения для возникновения обязанности должника по ценной бумаге. Юридическое значение может получить факт отсутствия выдачи (воли к выдаче) бумаги, но только в случае отношений должника с недобросовестным приобретателем бумаги.

Наш взгляд на проблему имеет своим источником теорию ценных бумаг, получившую наименование Rechtsscheintheorie (теория "внешней видимости"). Ее родоначальником был известный германский цивилист начала века Е. Jacobi. Основной лейтмотив этой теории в том, чтобы в отношении добросовестных третьих лиц внешняя видимость права была бы приравнена законодателем к осуществлению действительно существующего права. "Тот, кто добросовестно доверился этой видимости права и принял ее за осуществление действительно существующих правомочий, не должен ничего терять. Он делается субъектом права, которое не существовало... Rechtsscheintheorie стремится не только обосновать приобретенное третьим лицом право, выраженное в бумаге, но также и объяснить возложение ответственности на составителя бумаги, попавшей в обращение помимо воли последнего. Для этого выдвигается начало ответственности без вины в силу одного только причинения (объективная ответственность). Составитель своими действиями (составлением бумаги) сделал возможным Rechtsschein, которому доверилось третье добросовестное лицо. Поэтому он должен отвечать за последствия того, предпосылки чего он создал, т.е. отвечать за наступивший ущерб. Однако эта ответственность заключается не в возмещении убытков, а в возложении на составителя по бумаге ответственности такой же, как в том случае, когда эта последняя нормально вышла в оборот" *(16).

М.М. Агарков, признавая, что Rechtsschemtheorie "заслуживает весьма серьезного внимания", все же совершенно справедливо выдвинул против нее целый ряд возражений, столь же серьезных, сколь и сама теория. Основное из них заключается в упреке о принципиальной неправильности построения теории не на общем начале, а на обобщении хотя и довольно многочисленных случаев защиты интересов добросовестных приобретателей бумаг. *(17) Соглашаясь с этим замечанием, относящимся, впрочем, более к методологии работы, я считаю неубедительным пример, приведенный М.М. Агарковым для иллюстрации случая, когда Rechtsscheintheone неприменима. Вот этот пример.

"Допустим, что в оборот была пущена искусно подделанная облигация на предъявителя какого-либо займа. Кто-либо приобрел ее, считая подлинной. Приобретатель добросовестно принял видимость права за осуществление действительно существующего права. В его пользу должна была бы действовать Rechtsscheintheorie... Составитель, выпустив облигационный заем, сделал возможным тот Rechtsschein, которому доверился приобретатель подложной бумаги. Он должен отвечать по началу причинения. Но, конечно, ни одно законодательство не возлагает на него эту ответственность. Вывод из Rechtsscheintheorie, таким образом, не оправдывается de lege lata и, несомненно, не может быть оправдан de lege ferenda. *(18)

Основной порок данного примера - его неправильность Rechtsscheintheorie говорит о внешней видимости права, созданной самим составителем бумаги, а не третьим лицом, которое является "искусным подделывателем" ценных бумаг. То же самое относится и к началу причинения - таковое должно быть непосредственным следствием действий самого составителя бумаги, а не лица, которое их подделывает. То, что законодательство не возлагает на лицо, обозначенное должником по поддельной бумаге, никакой обязанности, вовсе не противоречит Rechtsscheintheorie, а, наоборот, вполне естественно с ней совмещается. Мнимый должник не составлял данной бумаги, а значит, не имел места и факт причинения и, следовательно, не возникало никаких обязанностей.

Возражение, касающееся конструкции ответственности без вины по факту причинения, следует признать отпавшим вследствие изменившихся обстоятельств. Иного взгляда на данный вопрос от М.М. Агаркова просто нельзя было бы и ожидать. Вспомним, что "Учение о ценных бумагах" писалось в годы, когда любые зачатки рыночного хозяйствования и частного предпринимательства считались лишь временным отступлением от принципов социализма. Несколько позднее даже за чуть более внимательное отношение к взглядам буржуазных ученых можно было получить упреки от оппонентов. Что уж говорить о защите этих взглядов! Вследствие этого и объективное вменение, характерное именно для гражданского права рыночной экономики, могло иметь место только как исключение (причинение источником повышенной опасности), но не правило.

Действительный порок Rechtsscheintheorie состоит в другом. Рассматривая в качестве основного вопрос о моменте возникновения обязательства по ценной бумаге, она неизбежно соединяет моменты возникновения и обязанности должника и права требования кредитора. И в этом смысле совершенно справедливым является указание М.М. Агаркова о том, что "факт изготовления бумаги сам по себе еще не означает намерения составителя создать в лице кого-либо то право, которое в бумаге выражено." *(19) Действительно, воля составителя бумаги наделить кого-либо субъективным правом может появиться только в силу получения им некоего эквивалента от приобретателя бумаги. Но если признать, что до момента получения такого эквивалента не возникает не только прав приобретателя, но и обязанностей должника, то мы сталкиваемся с неразрешимым вопросом, а за что приобретатель должен передавать составителю бумаги эквивалент? Ведь ценные бумаги - это предметы, ценные отнюдь не в силу своего естества, а в силу информации о праве и, следовательно, корреспондирующей ему обязанности. Если мы предположим, что и субъективное право, и корреспондирующая ему юридическая обязанность возникают одномоментно, мы окажемся вынужденными полагать, что объектом приобретения становится бумага, ценная в силу естественных, но не правовых свойств, т.е. неценная бумага. Отличие нашей позиции от Rechtsscheintheorie в том, что мы не пытаемся решить с ее помощью вопрос о том, с какого момента возникают права приобретателя ценной бумаги; мы используем ее положения только для решения вопроса о моменте возникновения обязанности составителя бумаги отвечать по ней.