Представительские полномочия органов компании в Первой директиве ес

Действительность сделки зависит от того, действовал ли орган, ее заключивший, в пределах своих полномочий. Это правило универсально, придерживаемся ли мы представительской или органической теории. Различие состоит в том, что представительская теория дает участникам общества полную свободу в определении объема полномочий органа, выступающего от имени общества в отношениях с третьими лицами. Наоборот, для органической теории характерно, что объем полномочий органов общества, установленный в законе, не подлежит при этом ограничению со стороны участников общества *(267). Тем самым эта теория защищает интересы кредиторов, которые всегда могут полагаться на установленную законом компетенцию органов общества, в то время как представительская теория направлена на обеспечение и защиту интересов участников общества.

Директива, следуя органической теории, отдала предпочтение интересам кредиторов, и, как представляется, вполне обоснованно. За интересами кредиторов стоят в данном случае интересы устойчивости гражданского оборота, которые были бы существенно нарушены, если бы участники общества получили широкую возможность ссылаться на недействительность заключенных сделок. Возлагать на контрагента общества обязанность знать о внутренних ограничениях полномочий его органов несправедливо, тем более несправедливо это в отношении иностранного контрагента компании. Компенсацией для участников общества является предоставляемая им в определенных случаях защита от злоупотреблений, а также возможность отстранить нелояльных членов исполнительного органа от должности. Именно участники должны нести риск правильного выбора и контроля членов представляющего компанию органа *(268).

Первая директива (абз. 1 ст. 9) установила: "Общество принимает на себя обязанности перед третьими лицами через действия своих органов, даже если эти действия не входят в предмет его деятельности, кроме случаев, когда эти действия представляют собой превышение полномочий, которые предоставлены или могут быть предоставлены этим органам законом".

Таким образом, согласно Директиве, полномочия органов общества могут быть ограничены только законом, но не участниками общества. Что касается формулировки "предоставлены или могут быть предоставлены... законом", то смысл ее не вполне ясен. Критики отмечают, что такая формулировка объясняется нежеланием европейского законодателя вторгаться в определение компетенции органов общества: последний поэтому ограничился тем, что установил в качестве предела наиболее широкую законную компетенцию, которая возможна *(269). Если это так, то слова "могут быть предоставлены", по сути, излишни. Другие ученые, однако, считают, что органы, представляющие общество, обладают полномочиями не только в рамках компетенции, фактически предоставленной им национальным правом, но и в том объеме, который мог бы быть им предоставлен *(270). В этом случае, однако, трудно вообще определить границу компетенции. Учитывая это, предпочтительнее первое толкование.

Необходимость соблюдать рамки законной компетенции означает также, что, если представляющий общество орган заключает сделку во исполнение решения другого органа, например общего собрания участников, его полномочия не являются неограниченными. Он должен действовать в соответствии с этим решением, иначе общество не будет связано такой сделкой *(271).

Логическим продолжением абз. 1 является абз. 2 ст. 9 Первой директивы, в соответствии с которым общество в отношениях с третьими лицами ни при каких условиях не может ссылаться на ограничения полномочий своих органов, вытекающие из устава или решения компетентных органов общества, даже если информация о таких ограничениях была опубликована.

Первой директивой (абз. 1 ст. 9) в качестве общего правила установлено, что общество связано действиями своих органов, даже если эти действия не входят в предмет его деятельности. Это положение директивы представляет собой ограничение принципа специальной правоспособности. Данный принцип существовал как в праве Англии и Ирландии (доктрина "ultra vires"), так и на континенте ("principe de la spйcialitй"). Корни его уходят в Средневековье, в концепцию "правовой привилегии", согласно которой создание компании является привилегией, дарованной учредителям государством *(272). Согласно данной концепции регистрация компании и связанное с ней наделение компании правоспособностью распространяется только на предмет деятельности, указанный в учредительных документах. Сделки, выходящие за предмет деятельности, государство объявляет ничтожными, поскольку отсутствует его согласие на осуществление таких сделок. Цель государственного контроля со временем отошла на задний план (особенно когда для компании стало возможным самой определять предмет своей деятельности и впоследствии изменять его), а на первый план вышла роль принципа специальной правоспособности как средства обеспечения интересов инвесторов и кредиторов: лицо, предоставляющее компании финансовые средства, могло быть уверено, что они будут использоваться на те цели, которые обозначены в учредительных документах *(273).

Во Франции принцип специальной правоспособности был смягчен судебной практикой из опасений, что он может стать серьезной помехой развитию юридических лиц вообще *(274). Поэтому общим правилом стало, что сделка, выходящая за пределы правоспособности, ничтожна только тогда, когда противоречащая учредительным документам цель становится существенным условием сделки (ст. 1172 ГК Франции). В этом отличие principe de la spйcialitй от англосаксонской доктрины ultra vires: в английском праве сделка, выходящая за пределы правоспособности, всегда ничтожна, во французском - лишь в исключительных случаях *(275).

До принятия Первой директивы принцип специальной правоспособности более или менее строго применялся во всех государствах ЕС, кроме Германии, где он в интересах устойчивости оборота и защиты третьих лиц был давно отвергнут *(276). Поэтому Германия единственная из всех государств-участников не воспользовалась предоставленной абз. 1 ст. 9 Первой директивы возможностью в исключительных случаях признавать недействительными сделки, выходящие за пределы правоспособности общества. Эту возможность Директива сохранила для случаев, когда общество может доказать, что третье лицо знало или должно было знать о том, что сделка выходит за предмет деятельности общества; при этом один лишь только факт публикации устава не может сам по себе служить таким доказательством.