Гримасы частицы вот

В языках есть частицы определенные и неопределенные по своему содержанию, которые практически непереводимы по собственному полному семантическому смыслу, по различию характера и качества экспрессии выражаемого на другой язык. В одних языках — это частицы, в других — им соответствуют артикли. В русском языке они порой замещают другие части речи и берут на себя функции то междометия, а то и местоимения. А между тем в них заключена и скрыта энергия выразительности предельно индивидуализованных процессов речевого поведения. Порой они даже совпадают с единичными точками в мимике, как бы фиксируя их в звучании. Именно подобные слова образуют, формируют и диктуют ритм не только речи, но и разворачивания стиля мышления.

Совершенно замечательна в русском языке полиэкспрессивная частица ВОТ^[41]. Для начала обратим внимание на некоторые случаи фиксации частицы ВОТ в письме и речи. Например, школьное:

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной,

Вот качусь я в санках

По горе крутой ...

Или из описания народного жеста:

 «Во-о!» — сказал он и показал

большой палец.

И еще более выразительна и мощна в своей конкретике по метафорическому изображению существования как жеста частица ВОТ в поэзии Д.Хармса:

Вот и дом полетел.

Вот и собака полетела.

Вот и сон полетел.

Вот и мать полетела.

Вот и сад полетел...^[42]

Эта частица замечательна по своему содержанию, которое может быть с избытком, а может и отсутствовать, т.е. находится в состоянии качания от полноты к пустоте. Это слово в современном русском языке частица; в словаре Даля оно раскрывается как сущность указательного наречия и междометия^[43].

Логика грамматики фактически замечает четыре ситуации его появления в языке.

Перваяхарактеризует силу его самостоятельности, его, так сказать, семантические возможности. Так сказать — это потому, что натурального семантического содержания у этого слова нет. Как частица оно связка, посредник между означаемыми, а также между означающим и означаемым. Собственно говоря, это в целом и очерчивает контуры всего пространства и размещения этой частицы в общем строе и совокупности частей речи русского языка. Здесь лишь мы можем говорить о каком-то квазисемантическом смысле, который проявляется в качестве основного самостоятельного свойства частицы ВОТ. Данное свойство заключено в способности показа, указания на непосредственно происходящее. Фактически такой своей способностью ВОТ осуществляет средствами речи остановку взгляда, поворот и переворот движения взгляда, изменение его направления. Его языковая самостность в этом случае раскрывает себя как изменчивая промежуточность: она перемещается от плоти языка к плоти физикалистского тела. Она раскрывает себя как точка встречи трансцендентности с физикой тела, встречи, в которой осуществляется и воплощается возможность смотрения, вглядывания. Промежуточность же свидетельствует собою о том, что частица ВОТ не только обладает сходством с телесным жестом, но фактически сама есть жест, жест языка. В этой неопределенной частице язык жаждет иметь уникальную материальную оболочку и стремится обрести форму для свободного изображения и выражения, не прикрепленного, как в обычном речевом строе, к оковам собственной определенности, к оковам своих границ. Потому в слове ВОТ так явственно слышится тоска по материализации движения речевого потока, движения языка по направлению к нескованному стихийному волеизъявлению. Можно сказать, что в данном слове речь желает выпрыгнуть из оболочки языка.

Вторая ситуацияпроявления частицы ВОТ в языке, также связанная с показом и указанием, характеризует другое ее свойство — способность быть необходимым элементом принудительного уточнения. В этой ситуации слово ВОТ выступает в роли подручного средства, когда вопросительное местоимение или наречие не обладают самодостаточной силой, чтобы выразить полноту ситуации. Замечательно, что, выступая вспомогательным средством здесь («вот какое дело!», «вот в чем вопрос!»), частица ВОТ находится под ударением, т.е. фонетически могущественна и агрессивно открыта. Ударностью она фактически являет себя властным и агрессивным направляющим без означивания, лишь с помечанием пути к означиванию. Речь здесь начинает диктовать и диктует перемещение внимания. И можно сказать, что в данном случае частица ВОТ — это точка обращения письма в речь. Вспомогательность частицы ВОТ здесь выглядит достаточно иллюзорно: сила семантики местоимения или наречия практически не определена, она бесформенна, номинативный смысл их свидетельствует о смятении в поле речевого высказывания и это смятение оборачивается невыносимой слабостью, которой и пользуется частица ВОТ в качестве грамеммы, нанося интонационный удар, придающий четкое направление для осмысленного вглядывания и смотрения. В самом деле, когда мы произносим: «В чем вопрос?», «Какое дело?», «Здесь», «Там», «Этот», то вне контекстуального содержания в качестве высказывания эти слова почти лишены смысла, поскольку их субстанциональная неопределенность заключает в себе многозначные возможности смысла. Те возможности, которые в практике адресно актуализует контекстуальность речевой ситуации. Фактическая поливариативность смысла и закрывает возможность истолкования таких слов в пробе на истину, на точность знаковости. Поливариативность определяет рассеивание семантического смысла по всему полю контекстуальности, доставляя ему возможность побега из тюремной камеры высказывания. Однако язык владеет и управляет нами и своими семантическими структурами не хуже тюремного надзирателя. У языка трибунальная природа и он сверхчувствителен и сверхреактивен. Поэтому он не допускает образования транспаретных дыр в своих микропостройках, что хорошо видно во фразеологизмах.

И получая удар («Вот здесь!», «Вот этот!», «Вот в чем вопрос!», «Вот какое дело!») высказывание меняет и интонацию, и направление — из рассеивающего вовне, оно обращается вовнутрь, в утверждение, в точку твердости. Четкую и незыблемую. То есть частица ВОТ в таком высказывании присваивает всю энергию семантического содержания тех структурных единиц речи, к которым оно приставлено. Служебный характер ее здесь обманный: собственной экспрессивной природой ВОТ лишает те слова, к которым оно приставлено, их самодостаточности и интерсубъективирует речевого (или пишущего) субъекта. Тем самым в подобной частной ситуации речи можно наблюдать процесс подчинения таким образом действующего субъекта объектности природной организации, каковая здесь и есть язык. Кроме того, что язык в данной ситуации подавляет и подчиняет себе субъекта высказывания, он выступает и фактической Божественной сущностью, хронотопически над-лежащей поверхностью и той инстанцией, к которой апеллирует носитель языка.

Третья ситуацияпоявления в речи (и письме) слова ВОТ являет его нам в качестве голой экспрессии. Оно здесь ни к чему семантическому не приставлено, не приобщено в качестве помощи. Можно сказать, что частица ВОТ достигает здесь пика реализации своей квазисемантичности в полноте самостоятельного усиления. (Вообще говоря, можно заметить, что во всех своих проявлениях эта частица стремится к тому, чтобы наполнить себя семантикой, семантически исполнить себя.) В данной же ситуации его абсолютная экспрессивность, в которой сливается и слипается выражаемое и означающее, высветляет самодостаточность частицы как самостоятельную амплификацию. Здесь ВОТ в качестве частичности демонстрирует, что оно как слово промежуточно в дискурсивном потоке. И в экспрессивном вопле (или крике) оно обретает полноту собственного присутствия. Самостоятельность частицы сказывается здесь в том, что как слово оно работает и предлагает себя как увеличени-Е усилени-Я: «Вот прелесть!», «Вот вас-то мне и надо!» Здесь фактически амплифицируется поле изумления, удивления, поле радости или сомнения, поле досады или боли. В этом амплифицируемом действии экспрессия отчетливо предстает и становится наблюдаемой в виде того сгустка смысла, который не способен поместиться в семантическом поле высказывания. Здесь заметно также и то, что эта частица в усилении последующего слова агрессивна к нему тем, что она как бы забирает и присваивает содержательное значение слова-соседа. Тогда частица ВОТ фактически паразитирует на чужой содержательности, порой искажая ее до неузнаваемости. Частица ВОТ обнаруживает сильнейшую потенциальную интенцию к индивидуации, к обособлению себя, особенно когда оно выражающее и выражает непосредственно (без посредников) эмоцию тела или эмоциональное состояние сознания.

В четвертой ситуациичастица ВОТ появляется в качестве не помощника, но посредника: она «употребляется в значении связки при именном сказуемом» (Словарь). Здесь она выполняет прямую функцию частицы и в тоже время этой частичностью способствует выражению и проведению для сообщаемости номинации действия, тем самым одновременно помещаясь в поле местоименности. Ситуация посредника знаменательна тем, что именно здесь в несамостоятельной субстанциональности частица ВОТ вооружается семантическим смыслом, она получает Знак. Но знак этот парадоксальным образом фактически не обладает содержанием самой частицы. Поскольку же такой знак не самостоятелен, не природно присущ всему фонематическому естеству выражаемого, то он является чуждым последнему. Здесь частица ВОТ обнаруживает себя в качестве вороватого коммивояжера, маклера, совершающего на рынке словесной игры обмен между не принадлежащим ему содержанием. Процент, который получает слово ВОТ в результате такого обмена, составляется из того, что само слово ВОТ элиминирует собственную ответственность за содержание знака. Поскольку оно в этом случае фонетически явлено как местоимение, то оно идет еще дальше в уравнивании себя в языковых правах с позитивной безответственностью междометия. Частица ВОТ здесь выступает в маске междометности.

* * *

Вообще говоря, в силу своей междометной природы частица ВОТ обладает чрезвычайно богатой порождающей структурой фразеологизмов. Это и не удивительно, поскольку оно в вербальном потоке языка субстантивно живет прежде всего как выражающее. И как таковое генетически связано с устной речью и больше располагается в пространстве нефиксированного речевого потока.

Для того, чтобы в таком известном, каким является данная частица, увидеть его невидимое субстанциальное нечто (вещь или процессы), я должен в пустынной поверхности этого слова заметить некоторые упоры, некоторые препятствия для моего взгляда. То есть вообще осматривая и озирая всю поверхность частицы, я должен что-то за-метить. А чтобы заметить — должен спотыкаться на ровной поверхности, глади этой трехъединичной фонетической и литерационной фактуры. Должен научиться спотыкаться; иначе взгляд скользнет по поверхности слова ВОТ, скользнет мимо и не обнаружит неровности. Поэтому дальнейшее разглядывание частицы ВОТ — это набор заметок (зарубок) взгляда, который спотыкался о различные неровности при перемене угла зрения.