О пошлости

Наталья Александровна однажды спросила (Г.Г.Нейгауза):

— Гарри, что такое пошлость?

Нейгауз отвечал:

— Это нечто вроде религии. Только гораздо сильнее^*.

Уже из этого замечания Нейгауза ясно, что пытаться связо и конструктивно выразить сущность пошлости невозможно. Поскольку теоретическое развенчание пошлости также есть пошлость. Никакая теория пошлости невозможна. Пошлость возможно только заметить и указать на нее. Поэтому возможны только заметки. И то не всегда. Когда в 80-е годы вышла в свет книга покойного В.Солоухина «Камешки на ладони», она просто просилась в ряд пошлости: ее так и хотелось, зная весь контекст солоухинского социального жеста и мировоззрения, назвать «Камни за пазухой». Когда сейчас выходят «Затеси» В.Астафьева, то это чистое и искреннее название заметок выглядит как прием неорганичной стилизации, и потому они также звучат пошло.

Поэтому здесь собраны и представлены достаточно отрывочные замечания о пошлости в письме и в слове как таковом.

* * *

Есть известная библейская максима о том, что дух дышит где хочет, в которую я бы добавил — и когдахочет. Однако не только дух, но и дьявол дышит, где хочет и когда хочет. А дыхание черта, сатаны, нечистой силы и есть пошлость, которая проживает во всем мире и в каждом из нас.

* * *

Пошлостью может быть все, она неуловима, беспредметна и знаки ее аморфны. И поскольку это так, то пошлость по природе феноменальна. Она есть изнаночное состояние нормальных жизненных проявлений, которые, обретая форму свойства, оборотной стороной парадоксально утверждаются в модусе особого жизненного качества. И тогда пошлость — это качество жизни со знаком минус. Вот определив ее так, я тут же понял, что и это пошлость, поскольку ее никак нельзя зафиксировать понятийно, что ее не наколешь как бабочку на иголку и не поместишь в гербарий как травинку, что она как ванька-встанька. Потому что в ответ на то, что я заметил, пошлость высовывает язык и дразнится: да нет же, я двойственна, я множественна, я многолика, я больше связана не с качеством жизни, а с выражением этого качества со знаком минус. Более того, я могу быть изнаночной стороной метафорического выражения жизни. Более того, если даже минусовое качество жизни умножается на минус, то оно все равно не дает плюс.

* * *

Материализованное выражение пошлости представил Достоевский в форме «клетчатого господина» — знаменитого гостя Ивана Карамазова. И фантастически выпукло пошлость им изображена и выражена в знаменитом музыкальном пассаже Лямшина, когда грозное звучание «Марсельезы» вдруг превращается в издевательскую приторную «Мein lieber Augustin». Набоков своих в «Лекциях по русской литературе» полностью цитирует этот момент из «Бесов» (С. 251-252).

Но пошлостью грешил сам Федор Михайлович и в жизни, и в письме. По воспоминаниям современников в личностном плане он постоянно сбивался на слезы и патетику, на излишки сентиментальности. А это и есть пошлость. Он ее и проговаривал в своих романах. Что может быть пошлее его восторженной патетики умиления и сентиментальной слезливости по поводу детей в последней главе «Карамазовых» — «Мальчики»?!

В лекциях, романах и эссеистике Набокова с высоты его природно-духовного аристократизма и барственного словесного мастерства рассыпано множество ядовитых замечаний о пошлости качества письма Достоевского.

* * *

Есть разные возможности интуитивного видения. Так очевиден до обычного невидения тот факт, что православие сродни сентиментальности, сродственно с ней. Последняя как бы свойство (качество) православия. Для этой интуиции практически нет видимых доказательств. В качестве таковых могут выступать разве что некоторые факты литературной реальности. Как всякие такие факты, они в своем ядре имеют различную интерпретационную природу.

Но вот частные метки, по которым можно хоть заметить смутные очертания такой сродственности: скажем, всем известна суровость, исключающая фамильярность и сентиментальность, — эдакую повышенную слезливую и безответственную чувствительность — иудаистского Яхве. Если же сравнить католического Христа с протестантским, то в протестантизме Христос — некий судия, живущий в сердце, а католический Христос — это вершитель, судия и отец в некоей совокупной единичности, творящий суд сверху. В православном же Христе есть что-то от «вздохов на скамейке», а это даже не просто сентиментальность, но сентиментальность, равная пошлости, и может быть выражена в ней как в специфической форме.

Я хочу сказать, что расстояние между православием и сентиментальностью, между сентиментальностью и пошлостью достаточно мало, а в частных проявлениях вообще стирается или сходит на нет. Причем речь здесь не о том, как это проявлено и выражено в массовидных отправлениях веры, а о том, что сам православный Христос в том или ином ипостасном образе задает возможность такой сродственности. И даже изобретенное для церковных нужд сусальное золото и предметы из других драгоценных материалов, которые (в результате их таким образом намеренной обработке теряли свойство «драгоценности») и только создавали намек, иллюзию подлинной вещи. Все это дает нам знак сродственности и сопряжения православия с сентиментальностью и далее с пошлостью. Собственно говоря, сусальность и есть фактурное ядро пошлости, которую так трудно определить. Границы пошлости изменчивы, почти беспредельны (пошлостью может быть все) и практически неуловимы. Но сусальность как ядро есть лишь начало, упреждающий знак того, что здесь есть неподлинность, что это обманка, что за этим движется и проявляетсяпленочноечувство; ведь сусальное золото — это лишь пленка, золотая поверхность, у которой нет внутреннего, это внешняя плоскость, лишенная объема.

Сусальное золото — двусернистое олово — тонкие мелкие пластинки с золотым блеском; изготавливаются из раствора хлористого олова, насыщенного водородом или при помощи нагревания с серой плюс с добавками ртути; до XX века — тонкие пластинки из натурального золота.

* * *

Есть в русском языке слова, вызывающие головную боль у переводчиков своей непереводимостью или, точнее сказать, недостаточной переводимостью. Или невозможностью перевода. Можно назвать целый порядок таких слов: пошлость, хам — хамство, жлоб, похабный, или еще лучше — похабень.

Но остановимся пока что на пошлости.

Почему, почему же это слово непереводимо? С чем связана невозможность его трансляции на другой язык? Что в этом слове-понятии есть такого, что не поддается передаче, что восстает против такой тривиальной процедуры? Почему оно так одиноко в своем языке? Что в нем уникального? Почему в другом языке у него нет братьев или сестер и вообще нет образов-родственников?

Пошлость как слово-понятие есть означающее особого означаемого, знак явления, которое есть, наличествует, присутствует в русской жизни. Дело в том, что явления этого означаемого нет в других жизнебытиях.

Пошлость как аромат летуча. Она нечто вроде дурного запаха. Скажем, при чтении графоманских стихов, «чернухи», халтуры кто не испытывал нечто, что выражалось в словах «вонючая книга». Пошлость именно заслуживает площадную брань: ведь иначе с ней не справишься.

* * *

Если я вульгарен, то мне позволено быть грубым и жеманным.

* * *

Ирония может быть пошлой, и тогда ее называют цинизмом.

* * *

Признаки пошлости:

— пошлость летуча и заразительна, как смех;

— фальшивость, т.е. то, что можно назвать искренней фальшью; искренняя фальшь равна тому состоянию сознания, когда мышление выражает себя в формах клише, а не изобретает, не создает только ту форму, которая и может быть единственной, штучной для выражения этой мысли;

— ей присуще жеманство; мысль может быть жеманной и может быть выражена жеманно;

— пошлость ситуационна и моментальна: жизнь пошлости заключена в скорости ее обращения;

— содержания у пошлости нет, поскольку она сама по себе превращенная форма в чистом виде.

* * *

Пошлость не может быть определена и не поддается классификации. Пошлость эстетична, потому что по природе своей она средство выражения. Как инструмент выразительности, пошлость являет себя в слове и поступке. Как жест, она не только выразительна, но и изобразительна.

* * *

Если бы Орфей не оглянулся, он стал бы пошляком. Умеющий оглядываться назад наиболее защищен от пошлости. Огляд назад не самоконтроль, а точный душевный жест проверки себя на своей дороге. Это необходимость вывести вовне, отделить от себя ощущение дискомфорта.

* * *

Пошлость увлекательна: здесь человек погружается в сферу сладострастия. А любой акт сладострастия требует повторения. Колесо повторений останавливает только личная смерть. Поэтому сфера сладострастия бесконечна и предлагает каждому из нас бесконечно-монотонный набор возможностей для пребывания и становления в пошлости.

* * *

Поскольку пошлость неуничтожима, она онтологична.

* * *

Выдавить из себя пошляка еще труднее, чем раба. Для этого ты должен увидеть в себе пошлость. Поскольку же это связано с такой эфемерностью и летучей чувственностью, как вкус, а позывы к сладострастью забивают и убивают вкус, то это случается очень редко.

* * *

Пошлость креативна. Это блестяще продемонстрировал В.Набоков в «Камере обскура», персонализовав ее в облике карикатуриста Горна. Еще более блистательно проманифестировал ее в своих текстах непомерное чувствилище — Вас.Розанов. Его мысль ощущала бесконечное число складок и дыр мира. Эта напряженная и запряженная чувством мысль так выворачивала наизнанку складки и провалы мира, чувствованием обнимала всевозможные противоположные намеки, детали и конкретику бытия, что Розанов не мог это выразить иначе, как в форме пошлости.

* * *

Пошлость — характернейшая черта нашего мышления. Мы ее замечаем, наблюдаем в мире Другого, но в мире Себя, чаще всего из-за отсутствия самоиронии и излишне серьезного отношения к себе, не видим.