СЭГ традиции и современность

—«С завоеванием Казахстана царской Россией старый уклад хозяй& ства стал быстро разрушаться. Русские отняли у казахов самые плодо& родные земли по северной окраине Казахстана, служившие для казахов летними пастбищами, а распахали эти земли под зерновые хлеба. Этим была выбита из&под кочевого скотоводства его основная база. Количе& ство скота на одно хозяйство быстро падало: с 60 голов в 1870 г. оно дош& ло до 21 в 1910 г. Кочевое скотоводство сокращалось и оттеснялось вглубь страны, на худшие земли».

—«Колонизаторская политика русского царизма проявилась в Сред& ней Азии в наиболее резких формах: тут имели место и открытый грабеж земель у коренного населения, и систематическое внедрение русских колонистов, и всевозможные затруднения к развитию местной промыш& ленности, и снижение заработной платы местным рабочим по сравне& нию с русскими, и подавление национальной культуры коренного насе& ления, и систематическое его угнетение русской администрацией — во& енной и гражданской».

Составленная Н. Н. Баранским и прижившаяся надолго «схема эко& номико&географической характеристики района» в качестве необходи& мого элемента включала «историко&географический очерк», в котором и содержались оценки прошлого.

После‚оенный со‚етский перио‰ (зрелый соци‡лизм): н‡стоящее и бу‰ущее

По мере того как советское общество обзаводилось собственной истори& ей, критика прошлых периодов сходила на «нет». Негативные отзывы о царской России встречаются все реже, а отношения между народами Рос& сийской империи характеризуются теперь в самом привлекательном виде. Большинство народов, как выясняется, добровольно присоединялось к России, и это было большим благом для них.

Например, в учебнике Н. И. Ляликова (1957 г.) уже так говорится о Казахстане:

— «Северо&западный и Центральный Казахстан добровольно присое& динились к России в первой половине XVIII века, а юго&восточная часть вошла в состав России в середине XIX века. После вхождения в состав Рос& сии казахский народ избавился от опасности порабощения его соседними отсталыми государствами, а также от разорявших его феодальных междоу& собиц» [5].

Прошлое, настоящее и будущее в экономико–географических характеристиках 231

Вучебнике Н. И. Ляликова уже появляются разделы о населении (за& селенность территории, национальный состав и трудовые ресурсы), но, увы, исчезают историко&географические очерки.

Вцелом экономико&географические характеристики этого периода включали описание современного состояния (очень неплохого) и прекрасных перспектив.

Для каждого района были ясны его перспективы развития, приводил& ся перечень уже строящихся или намеченных к строительству объектов (особенно это характерно для учебников 1970&х–1980&х гг.). Интересно, что чем позже изданы учебники, тем меньше в них историко&географи& ческой информации — изложение начитается сразу с сегодняшнего дня.

Постсо‚етский перио‰: из‚естно только прошлое

В учебниках начинается критика советского периода: людские потери, «наказанные народы», техническая отсталость и отторжение новшеств, монополизация и отсутствие конкуренции, «перетяжелённость», «про& изводство ради производства», милитаризация и т. п.

В то же время быстрая деиндустриализация экономики и развал круп& ных сельхозпредприятий принципиально меняют реальную географию России. Вначале что&либо понять было трудно. По словам А. Е. Левинто& ва [4], «необходимо расписаться в своем профессиональном банкротстве и беспомощности: никакие теоретические построения и концепции не подходят для географического описания процессов, происходящих в Рос& сии. И даже более или менее ясное понимание происходящего не помо& гает выявлению закономерностей размещения и развития процессов, ибо происходящее — явно незаконно, имеет характер слома и перелома, не& долговечно. Попытки поиска закономерностей здесь также неуместны, как попытки логизировать (и тем самым увековечить в закономернос& тях) рыскания отрядов ЧОНа по продразверстке в короткий период во& енного коммунизма».

Постепенно хотя бы общие закономерности становились ясны, но конкретные изменения в размещении производства (главном объекте традиционной экономической географии!) проследить было очень слож& но. Постепенно учебники по экономической географии становились все более «историко&географическими». Особенно это касалось экономичес& ких связей и вообще «закономерностей размещения» производства.

Сама жизнь, таким образом, подталкивает нас к тому, что доля тради& ционных «производственных» аспектов в экономико&географических характеристиках будет уменьшаться. «Производственное настоящее» из& вестно нам очень приблизительно, а будущее — вообще неизвестно. Ес& тественно, должен возрасти удельный вес историко&географических и «непроизводственных» аспектов (население c его культурой, природное и культурное наследие, геополитические вопросы и т. д.). Историко&гео& графические аспекты важны не только для понимания сегодняшней си& туации, но и для воспитания более широкого взгляда вообще на регио& нальное развитие («многообразие прошлого – источник вдохновения для будущего»). Например, эволюция роли районов в экономике России и мира, изменение их функций, в том числе смена периодов подъема и упад& ка, дают нам примеры выхода из кризисных ситуаций и позволяют оце& нить современный кризис в ряду других, не менее острых, но преодолен& ных кризисов. Будем надеяться, что это добавит хоть немного оптимизма…

Еще один возможный путь развития экономико&географических ха& рактеристик – рассмотрение «альтернативной географии» районов (по аналогии с альтернативной историей). Что было бы, не прояви в середи& не XIX в. капитан&лейтенант Невельской и губернатор Муравьев (тогда еще не Амурский) «излишней» инициативы? Наверное, крупнейшим портом на Тихом океане оставался бы Охотск. Тривиальное суждение, что история не имеет сослагательного наклонения здесь не подходит. Рассматривая потенциальные перспективы развития, мы всегда сравни& ваем разные возможности, а для этого крайне полезен анализ вариантов реализации разных решений в прошлом.

В архитектуре принято анализировать последствия реализации ранее отклоненных решений: что бы произошло, например, будь осуществлен проект сооружения станции метро на Красной Площади? Подобно это& му, полезно было бы рассмотреть, например, возможные последствия строительства Нижне&Обской ГЭС и многих других проектов.

И последнее. В период становления «районной школы» у ее авторов и последователей существовало четкое убеждение, что закономерности размещения производства и вообще территориальной организации об& щества в СССР – совершенно не те, что в капиталистических странах, и даже изучать их надо на отдельной кафедре. Сегодня очевидно, что это не так. Тем не менее, авторы публикаций, в которых даются экономико& географические характеристики районов России, до сих пор избегают

Прошлое, настоящее и будущее в экономико–географических характеристиках 233

всяческих сравнений с районами других стран. А такие сопоставления могли бы привести к интересным выводам.

Например, общим местом стал тезис об «отдаленности» Приморско& го края от центральных районов страны. Это обстоятельство всегда от& мечается как его недостаток, на что постоянно сетуют его губернаторы. Но почему губернатор штата Калифорния Арнольд Шварценеггер ни& когда не жаловался президентам Бушу и Обаме на «отдаленность» своего штата? Можно сказать, конечно, что Калифорния расположена гораздо южнее, но ведь такая же ситуация у штатов Орегон и Вашингтон, у ка& надской провинции Британская Колумбия... Значит, дело не в географи& ческой широте.

Литер‡тур‡

1.Алексеев А. И. Социально&экономическая география России. – М.: Варяг, 1995.

2.Алексеев А. И., Николина В. В. Население и хозяйство России. Учебник для 9& го класса. – М.: Просвещение, 1995.

3.Баранский Н. Н. Экономическая география СССР. Учебник для 8&го класса средней школы. Изд. 3&е. – М.: Учпедгиз, 1937.

4.Левинтов А. Е. Постсоветская сатрапизация и возможности будущей регио& нализации России // www.lebed.com/1999/art942.htm

5.Ляликов Н. И. Экономическая география СССР. Учебник для 9 класса. – М.: Учпедгиз, 1957.

6.Симонов Ю. Г. История географии в Московском университете: события и люди. Т. 1. – М.: ИД «Городец», 2008.

7.Чистобаев А. И. Географы&экономисты: судьбы и наследие ученых. – Тюмень: Изд&во «Вектор Бук», 2003.

формируют сложный рисунок фрактальной геометрии пространства. Ины ми словами: в каждый момент времени и в каждой точке пространства, свойства территориальных систем определяются сочетанием ядро пери ферийных и факторных отношений. При этом в центральных зонах пре обладает воздействие иерархии ядро периферийных отношений, а пери ферийные зоны находятся под преимущественным воздействием факторов размещения. Строго говоря, инновации туда «доходят» лишь в том случае, если имеются чрезвычайно благоприятные условия для них. Так, напри мер, сахарная промышленность возникла первоначально в Санкт Петер бурге, затем сместилась в южную часть Центрального экономического района и окончательно укоренилась в лесостепных областях Европейс кой части России и Украины [1].

Свойство фрактальности не является абсолютным. В реальном мире, нет ни одной структуры, которую можно было бы последовательно уве личивать бесконечное число раз и которая выглядела бы при этом неиз менной. Тем не менее, принцип самоподобия в приближенном виде ши роко распространен в природе. Линии берегов морей и рек, очертания облаков и деревьев, турбулентность, иерархическая организация живых и социальных систем являются следствием обычных процессов с обрат ной связью, в которых одна и та же операция выполняется снова и снова, когда результат одной итерации является начальным значением для сле дующей. Именно бесконечное число итераций и есть основной инстру мент экспериментирования, как природы, так и человечества (особенно в части рыночной экономики). А для этого необходимо базовое разнооб разие, без чего невозможен запуск эволюционных механизмов естествен ного отбора и конкуренции в обществе. Поэтому моноспециализирован ные регионы, в общем случае, имеют меньший эволюционный потенциал, чем многофункциональные.

Если переходить к более понятной категории пространства, то в рам ках фрактальной логики его трансформации в центре внимания оказы вается природа границ между различными областями неоднородности. Центры областей — аттракторы ведут борьбу за влияние в пространстве. Тогда любая начальная точка (х0) в течение процесса приходит к тому или другому центру, либо лежит на границе и не может принять определен ное решение. Можно предположить, что модели Кристаллера и Ципфа отражают частные состояния точек в подобных процессах.

С изменением параметра (как следствия инновации) изменяются и области, принадлежащие аттракторам, а вместе с ними и границы. Сле

довательно, будет меняться и картина неоднородности пространства. При этом крайне высока вероятность разрушения самих границ, и такой вари ант развития событий становится одним из наиболее важных для эволю ции пространства. В результате происходит постоянная трансформация структуры как природного, так и социально экономического пространства.

Однако при подобном подходе неизбежно возникает вопрос о том, не является ли это стандартным случаем, когда разнообразие достигает мак симальных значений на границах? А простые контуры, столь любимые в географических построениях, отражающие противоборство противопо ложных принципов, являются исключением, т.к. любой большой конф ликт сопровождают тысячи малых. Таким же образом и типичной струк туре границы соответствуют аналогичные структуры все меньших и меньших масштабов. Это во многом неотъемлемое свойство полимасш табности пространства.

Возвращаясь непосредственно к фрактальной геометрии пространства, следует отметить, что в многообразии лейтмотивов морфологии множеств Жюлиа присутствует одно постоянство: само множество Мандельброта, которое проявляется снова и снова, различных размеров, но всегда одной и той же формы. Иными словами, хотя в каждой точке пространства со держится вся совокупность факторов, меняющих ее функции, на деле проявляется только некоторая малая их часть. Это означает, что мы не мо жем, при всех недостатках использования весовых коэффициентов при ин теграции показателей ограничиваться безвесовым суммированием факторов.

Важно отметить еще одно свойство фрактальности. Физические объек ты, с которыми, преимущественно, имеет дело экономическая геогра фия, редко оказываются самоподобными при увеличении более чем на четыре порядка. Исключение составляют, пожалуй, системы расселения, где самоподобие может достигать 7 и более страт в иерархии.

Говоря о циклических механизмах эволюции пространства, важно под черкнуть, что катастрофический исход в точке бифуркации, вообще гово ря, более вероятен, чем переход на новый уровень развития. Это общее свойство неравновесных систем, проявление отбора как выбора на осно ве конкуренции инноваций, когда масса неконкурентоспособных в ме няющихся условиях окружающей среды инноваций гибнет, а выживают лишь немногие. При этом и резкое возрастание энтропии системы, веду щее к потере ее устойчивости, и резкое уменьшение энтропии, снижаю щее способность к адаптации, при наличии соответствующих внешних воздействий ведут к ее разрушению. Следствием этой логической схемы

является большая вероятность развития территориальной системы по «пе риферийному» сценарию, чем по «ядерному», и, следовательно, перифе рийность является более распространенной формой эволюции, чем «цен тральность». Отсюда, исходя из ранее изложенной модели трансформации пространства, следует и большая выраженность факторных структур про странства. Особенно это заметно в пространственных структурах первич ной сферы.

Однако вполне возможно, что в иррациональном, на первый взгляд, мире «виртуальной» экономики более выражены центро периферийные отношения с гипертрофированной ролью личности, что ведет к внешней хаотизации всей системы общественных отношений. И именно на умень шение энтропии в подобных системах в современном глобализующемся мире ориентировано развитие институциональной инфраструктуры. От сюда и нарастающее внимание к ней со стороны современных экономи ко географов.

Достаточно хорошо известно, что инновационные процессы в наиболее концентрированном виде в рамках цивилизационных процессов прояв ляются в развитии поселенческой системы и в первую очередь ее наибо лее мощной и динамичной городской составляющей [1]. Анализ взаимо связи плотности распределения инноваций, плотности городов и их людности показал наличие прямых корреляционных зависимостей меж ду этими показателями. Именно крупнейшие агломерации и специали зированные города являются основными источниками как технологичес ких, так и социальных изобретений. Новые быстро растущие города, особые экономические зоны и зоны опережающего развития являются сильнейшими акцепторами, активно поглощающими инновации. В этом смысле концепция полюсов роста отражает именно эту акцепторную фазу формирования неоднородности пространства.

В этом смысле индикатором географии развития инновационных про цессов в пределах российского пространства может служить развитие системы городов. Города можно рассматривать как своеобразный «двой ной индикатор». С одной стороны, сам факт их появления уже является результатом целого сгустка инноваций и свидетельствует о прохождении по данной территории инновационной волны. На первом этапе город, словно губка, впитывает инновации и является классическим акцепто ром. В нем интенсивно строятся новые жилые кварталы, новые произ водственные зоны, активно мигрирует население, преимущественно мо лодых и трудоспособных возрастных групп и т. д., потребляется огромное

количество новейших технологий, организационных форм и информа ции. С другой стороны, город и системы городов являются тем местом, где по мере их развития наиболее вероятно появление инноваций. Именно в силу концентрации населения (единственного носителя социальных изобретений) и социально экономического потенциала (как среды, пре образующей новации в инновации) здесь наблюдается мощнейший про цесс информационного обмена и, как результат, генерация новых идей, развитие инновационного процесса.

Чем больше город, численность и плотность его населения, длиннее история, и чем притягательнее он для жителей периферии, тем быстрее процесс обмена информацией между людьми, больше вероятность «рож дения» и повсеместного распространения инновации. То же самое мож но сказать о плотности городов по территории, особенно на этапе фор мирования групповых систем расселения (агломераций и мегалополисов).

С другой стороны, чем больше городов в тот или иной исторический период возникает на единицу площади, чем больше городских жителей в ее пределах, тем интенсивнее (на данной территории) инновационные процес сы. На этапе возникновения и формирования городских систем эта тер ритория интенсивно поглощает инновации и является преимуществен ным акцептором. Затем, по мере формирования собственно городской, особенно крупногородской среды, данная система начинает генерировать инновации. Это в меньшей степени относится к специально создавае мым для генерирования инноваций городам (города науки, ЗАТО и т. п.).

Однако подобные обобщенные схемы характерны в большей степени для индустриальной эпохи развития. В настоящее время появляется ряд новых факторов, и, прежде всего, фактор комфортности среды прожива ния, ведущих к привлечению творческих профессионалов и как следствие этого формированию «креативных индустрий», фактически являющих ся структурами, ориентированными на производство инноваций [3]. Этот «новый» класс, согласно Флориде имеет четкую структуру. В его центре находится так называемое «суперкреативное ядро» — «ученые и инжене ры, университетские профессора, поэты и писатели, художники и акте ры, дизайнеры и архитекторы, публицисты, редакторы, крупные деятели культуры, эксперты аналитического центра, обозреватели», т. е. те, кого «творческий процесс поглощает целиком». Некоторые специалисты отно сят их к так называемой пятеричной сфере. К ним примыкают, вступая во все более сложные взаимодействия, работники четвертичного сектора — высоких технологий, финансов, права и здравоохранения, а также управления

бизнесом. Они также участвуют «в творческом решении проблем», что подразумевает высокий уровень образования. Все вместе они обеспечи вают высокий уровень «человеческого капитала». На границах «кре ативного класса» располагается технический и обслуживающий персонал.

Жизнедеятельность «креативного класса» обеспечивает соответству ющая инфраструктура: Если ее структурировать, то получается, что в кре ативный класс входят представители медиа, коммуникация, информа ционные сервисы; маркетинг и реклама; стартапы (инновационные фирмы) в сферах информационных технологий, химии, биотехнологии, материаловедения, «нанотехнологий» и т. п.); центры поддержки инно ваций, собственно наука и вузы; архитектура и дизайн и т. п.

Исследования Флориды показывают, что чаще всего технологии, ком пании и даже венчурный капитал перемещаются сегодня в места с боль шей концентрацией талантливых и креативных людей. И это может быть уже не обязательно крупный город, но обязательно интегрированный в систему межпоселенческих отношений, пронизанный и переплетенный сетевыми структурами и отношениями. Все это формирует новый пласт неоднородности, к тому же пронизанный всевозможными технологичес кими и социальными сетями, еще более усложняющий полимасштабную

имозаичную структуру пространства.

Вто же время Дж. Форрестор показал, что у каждого города есть свой жизненный цикл, подчиняющийся законом волновой динамики. Он оп ределил длительность активной фазы этого цикла в 150 лет, т. е. примерно в три кондратьевские волны. Первая из них естественным образом фор мирует новый город, определяя его специализацию. Вторая волна (если она захватывает город) трансформирует его структуру, унаследованную от предыдущей, еще не слишком косную, с большим количеством свобод ных территориальных и отраслевых ячеек. Для нее есть и благоприятству ющий фактор «оседания» — это внуки той молодежи, что приехала на новое место, которые свободны от традиций «дедов» и более восприим чивы к инновациям новой волны. Третий кондратьевский цикл уже с тру дом «пробивается» сквозь наслоение структур и династических традиций. Лишь немногие города (в основном столичные) в состоянии самообнов ляться, да и то этот процесс имеет выборочный характер. Наступает деп рессия, которая требует очень мощной модернизации для ее преодоле ния, и одним из механизмов такого обновления сегодня является привлечение креативных индустрий. Впрочем, многослойные структуры городов позволяют последовательно решать эти проблемы. Внутри любо