Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Культурология ХРЕСТОМАТИЯ 2 ЧАСТЬ

.pdf
Скачиваний:
58
Добавлен:
02.05.2015
Размер:
1.33 Mб
Скачать

Большое различие в культурном отношении существовало и между столичной дворянской аристократией и провинциальными помещиками. В

глухомани провинциальных «медвежьих углов» в помещичьей среде процветали еще невежество, самодурство, нередко и бесчеловечная жестокость. Крепостные гаремы и в первой половине XIX века не были исключительной редкостью, отсутствие интеллектуальных интересов было распространенным явлением. По мнению известного мемуариста Ф. Ф.

Вигеля, таких людей интересовали «только карты, гончие, зайцы, водка,

пироги, балалаечники, плясуны, цыганские песни — вот все их блаженство».

Русская литература также запечатлела немало образов,

демонстрирующих невежество поместного дворянства. Достаточно вспомнить хотя бы гоголевских героев — от прижимистого Собакевича и скопидомки Коробочки до скандалиста Ноздрева. Для таких помещиков чтение не было потребностью, из книг они держали «Календарь» или

«Сонник», а перо брали в руки только в крайнем случае. Как писал современник: «Умственное образование провинциального дворянства стояло тогда (в начале XIX века — Н. Я.) на самой низкой ступени. Потому что большинство тогдашних взрослых и пожилых дворян не было обучено ничему, кроме русской грамоты, и то с грехом пополам, да четырем действиям арифметики».

Умственному невежеству нередко сопутствовали моральная тупость и безнравственность, что особенно ярко проявлялось опять-таки в среде провинциального дворянства. Так, например, «в числе послеобеденных развлечений не считалось предосудительным, возмутительным и гнусным кушать на балконе усадебного дома мороженое… и смотреть на то, как секут розгами самым постыдным образом лакея или горничную».

Ив то же время наряду с невежеством, самодурством, распущенностью

вдворянской среде распространялись идеи просветительства и гуманизма,

интерес к науке и искусству. Добрейший, благородный В. А. Жуковский и

будущий декабрист Д. И. Якушкин освободили своих крестьян задолго до

101

1861 года. Истории известны многочисленные дворянские проекты,

предлагавшие ограничение или уничтожение крепостного права. В

программных документах декабристских обществ содержались требования отмены крепостного права. Дворянин-помещик А. Н. Радищев героически поднял голос против «угнетения» крестьян.

Вармии нередки были офицеры, обладавшие широкой эрудицией.

Всреде поместного дворянства существовали истинные любители литературы и театра, собиравшие прекрасные библиотеки; образованные сельские хозяева, бывавшие за границей и применявшие европейские новшества в хозяйстве и в быту. Широкие круги главным образом поместного дворянства охватывала деятельность Вольного Экономического общества, распространявшего научные достижения и передовой сельскохозяйственный опыт. Среди родовитой дворянской знати наряду с сановниками и светскими щеголями были подлинные поборники науки,

такие ученые-просветители как князь В. Ф. Одоевский, граф Н. П. Румянцев.

Таким образом, в первой половине XIX века сопричастно культуре было далеко не все дворянство, а только, по выражению Н. Я. Эйдельмана, «тонкий слой образованной, мыслящей» его части. Но зато эти представители дворянского авангарда являлись не только пассивными потребителями, но и создателями культурных ценностей, это — «тот круг,

которым основаны и великая русская литература, и русское просвещение, и

русское освободительное движение… С ним связано все лучшее, что заложено в России в XVIII–XIX веков».

«Дворянскому авангарду» принадлежало создание и новых этических принципов. Идейно-политическое содержание их мировоззрения породило особые черты характера, особый тип поведения. «Декабристы проявили значительную творческую энергию в создании особого типа русского человека, по своему поведению резко отличающегося от того, что знала вся предшествующая история… Именно эта сторона их деятельности оставила наиболее глубокий след в русской культуре. Специфическое, весьма

102

необычное в дворянском кругу поведение значительной группы молодых людей, находившихся по своим талантам, характеру, происхождению, своим личным и семейным связям, служебным перспективам в центре общественного внимания, оказало воздействие на целое поколение русских людей».

Нравственные начала передовых политических и художественных принципов стали неотъемлемой чертой прогрессивной русской культуры.

«Дворянский» период русской культуры фактически заканчивается к

40–50-м годам XIX века, когда в общественное движение, просвещение,

науку, литературу и искусство приходят представители иной социальной группы — разночинцы. В большинстве своем — это неимущие интеллигенты, люди, получившие образование на собственные трудовые гроши, ютившиеся по углам и дешевым квартирам, часто находившиеся на грани нищеты, но самоотверженно преданные своему призванию. Такими разночинцами по духу и жизненному опыту были дворяне по рождению Н.

А. Некрасов и Ф. М. Достоевский, сын военного фельдшера В. Г. Белинский,

художник П. А. Федотов, стремившийся языком искусства вскрыть общественные пороки своего времени, обличать «гибельное право» одних людей порабощать других и утверждавших демократическую идею общего равенства — «единственно одни достоинства должны давать право на почести и славу» (В. Г. Белинский). Для их мировоззрения и художественного творчества характерны стремление «познать достоверность», критический анализ окружающего, трезвый, а подчас суровый реализм. Это люди иной эпохи, они чувствовали и рассуждали иначе, чем их предшественники — дворянские интеллигенты. Но оба поколения мыслящих русских людей объединял высокий потенциал духовной жизни — патриотизм, страстность идейных исканий, гуманизм,

составившие идейную и нравственную основу русской культуры XIX века.

В одном из последних и наиболее значительных исследований по истории русской культуры содержится такое определение культурного

103

процесса: «Если рассматривать историю человечества последних трех столетий, то, обобщенно говоря, развитие культуры происходит по двум путям. Один из них можно назвать дорогой к интеллигентности, разумея

„интеллигенцию― в русском смысле, то есть в том понимании, какое сложилось относительно этого термина в России в XIX веке. Главным признаком интеллигентности следует считать, во-первых, преобладание духовных интересов над материальными… во-вторых, уважительное отношение к „другому―, „чужому―, отношение, переходящее в служение людям… Второй путь по нашей схеме — путь к мещанству, это — антиномия интеллигенции. Материальные интересы превышают духовные».

Рассказ об этой «дороге к интеллигентности» собственно и составляет смысл этой книги.

И еще одно соображение.

При характеристике культурного процесса первой половины XIX века нельзя упускать из вида и то обстоятельство, что на пути его существовало множество препятствий, причем одним из наиболее ощутимых был правительственный гнет. Историк русской культуры Ю. М. Лотман писал: «История России страшна последовательным физическим уничтожением и психологическим унижением духовных, творческих, благородных,

нравственных личностей: репрессии Екатерины II против вольнодумцев,

разгром декабристского движения, последующие репрессии при Николае!».

Но помимо физического уничтожения и морального унижения существовали и «умственные плотины» — жестокие цензурные гонения и ограничения,

которые бывали не менее тяжелы, чем физические расправы. Известный литературовед В. Э. Вацуро в одной из своих работ, посвященной как раз

«умственным плотинам», которые правительство ставило на пути просвещения, писал: «На первый взгляд кажется, что среди литераторов… свирепствовала эпидемия недоделок, недосмотров, неувязок… Но это только на первый взгляд. На самом деле книги и журналы того времени несут на себе следы чужой воли. Незримая рука вычеркнула слово „самовластье― из

104

пушкинского стихотворения, и Пушкин поставил „непогода―, дабы читатель почувствовал, что на этом месте было другое слово, рифмующееся со

„счастьем―… Безжалостно уродовали царские чиновники лучшие произведения русской литературы». <…>

Начало второй половины XIX века было рубежом, разделившим две эпохи в истории России не только в экономическом и социально-

политическом, но и культурном плане. Бурные преобразования, которым подверглась русская жизнь того времени, не могли не сказаться на культурном процессе. Уже внешние приметы быта обозначили новую жизненную полосу: строительство фабрик, рост рабочих окраин, появление на городских улицах конок и омнибусов; во многих домах, особенно магазинах, вводилось газовое освещение. Новшества проникли и в общественный обиход: уже в середине 60-х годов «везде свободно курили;

студенты без формы, в статском разгуливали по бульварам с такими длинными волосами, что любой дьякон мог им позавидовать; рядом с косматыми студентами появились — это было уже совершенной новостью — стриженые девицы в синих очках и коротких платьях темного цвета».

Подобные новации поражали, возмущали, но по степенно становились менее вопиющими и медленно, с большим трудом, но все же перестраивали мировоззрение людей.

Наряду с духовной скудостью обывательской жизни возникает заметная тяга к знаниям, чтению. По словам наблюдателя того времени, «чтение, которое наш деловой человек считал прежде бездельем, купец и мещанин — не свойственным им препровождением времени, духовный — недостойным занятием, мало-помалу начинает приобретать привлекательность».

Новые условия жизни предъявляли более высокие требования к культурному уровню людей — возникала необходимость не только в элементарной грамотности, но и в более серьезных общеобразовательных, а

часто и профессиональных знаниях. Непреложной общественной

105

потребностью стали развитие народного образования, создание новых высших учебных заведений, системы технической школы, различных культурно-просветительских учреждений и т. п.

В культурную жизнь страны все шире стали вовлекаться регионы.

Крупными культурными центрами становятся многие губернские города, в

их числе университетские — Киев, Одесса, Томск.

Наряду с учебными заведениями на периферии открывались художественные выставки, краеведческие музеи. В 60-е годы в провинции читались «Современник» со статьями Чернышевского и Добролюбова, «Русское слово» Писарева и Благосветова, в 70–90-е — «Отечественные записки», «Русское богатство», «Вестник Европы».

Молодежь увлекалась Некрасовым, Салтыковым-Щедриным и особенно Тургеневым. Художественная, философская, естественнонаучная литература расширяла читательский кругозор, формировала взгляды.

Центром культурной жизни провинции становится театр. При большом проценте неграмотных даже среди городских жителей он был более доступным, чем литература, средством просвещения. При этом постоянные русские театры возникали не только в центральных губерниях, но и в западном (Ковно, Гродно, Вильно) и юго-восточном районе (Тифлис,

Владикавказ).

Культурный процесс развивался не только «вширь», но и «вглубь»,

охватывая все новые социальные слои населения. Демократизация культуры стала определяющей доминантой этого периода.

Главной участницей и идейной вдохновительницей культурно-

просветительного движения выступала прогрессивная, разночинная интеллигенция, видевшая в этом свой нравственный долг. Стремление улучшить жизнь народа путем просвещения побуждало представителей интеллигенции к участию в Комитете грамотности, земских и вечерних школах, многочисленных благотворительных организациях. При этом такая

106

деятельность воспринималась с большим энтузиазмом. Видная общественница того времени Е. Н. Водовозова писала о 60-х годах:

«Эти годы можно назвать весною нашей жизни, эпохою расцвета духовных сил и общественных идеалов, временем горячих стремлений к свету и новой еще неизведанной общественной деятельности».

Интеллигенция стремилась придать культурно-просветительному движению наиболее демократический характер. При этом культурно-

просветительная деятельность в этот период нередко сочеталась с деятельностью политической.

Члены народнических организаций становились сельскими учителями,

преподавали в вечерних и воскресных школах. Политическая практика народничества получила не только философское и социологическое обоснование, но и художественное осмысление — например, в «Бесах» Достоевского. Вообще отечественная литература в ее лучших

«классических» образцах сыграла главную созидательную роль в русской культуре второй половины XIX века. Сопричастность передовым идеям эпохи, гуманизм и демократизм, верность художественной правде делали ее подлинным «учителем жизни» для многих поколений.

Конец XIX века принес новые изменения в русскую жизнь.

Промышленный подъем 90-х годов, появление новых индустриальных центров и крупных капиталистических монополий, рост крупных городов и транспортной сети — все это оказало большое влияние на социальную структуру страны, ее общественный быт и культуру.

В центре крупных городов возникали банки, конторы, всякого рода магазины, пассажи, рестораны, кафе. В уличном освещении газовые фонари пришли на смену керосиновым.

Заметно возросла сеть увеселительных заведений — кафе-шантанов,

эстрадных выступлений в ресторанах и садах, кабаре и т. п., рассчитанных на вкусы состоятельной, но невзыскательной публики.

107

Повысившийся в связи с экономическим развитием спрос на интеллектуальный труд способствовал формированию профессиональных групп интеллигенции. Количество специалистов с высшим образованием значительно увеличилось за вторую половину XIX века. Выпускники горных институтов (Петербургского и Екатеринославского) за 1866–1900 годы составляли 1069 чел., технологических институтов (Петербургского,

Харьковского, Томского, а также Московского технического училища) — 5083 чел., политехнических институтов (Рижского, Киевского, Варшавского,

Петербургского, Донского) — 1901 чел., строительных и транспортных институтов (гражданских инженеров, инженеров путей сообщения,

электротехнического) — 3767 чел., медицинских институтов — 21 300 чел.

Отдельные группы профессиональной интеллигенции, такие как адвокаты, инженеры путей сообщения и др., составляли наиболее элитную,

высокооплачиваемую часть класса. Соответственно менялась и психология этих людей. Так, академик Е, О. Патон вспоминал, как инженеры-путейцы в

90-х годах, съезжаясь в Киев в дни годовщины своего института на традиционные банкеты, «с упоением хвастали внушительным счетом в банке,

собственным выездом… удачной покупкой ценных бумаг… Карьера,

комфорт, деньги, новые ступеньки на служебной лестнице — вот в чем состояли идеалы этих людей».

Социальные изменения, происходившие в 80–90-х годах в России —

«обуржуазивание» интеллигенции и дворянства, с одной стороны, и

пополнение рядов интеллигенции выходцами из других сословий — с

другой, в значительной степени определяли характер культурного процесса.

Сфера культурных интересов населения значительно расширилась.

Учет потребностей быстро растущей читательской и зрительской аудитории вызвал появление самой разнообразной популярной печатной продукции, создание народных театров с особым репертуаром и других увеселительных заведений. В то же время массовая культурная продукция,

как правило, не отличалась высоким художественным уровнем.

108

Одновременно рубеж веков стал временем напряженных умственных исканий, интенсивной идеологической работы, временем вызревания новых художественных течений в литературе, изобразительном искусстве, театре — общественное развитие меняло не только содержание, но и формы художественного творчества.

Яковкина Н.И. История русской культуры. XIX век. СПб: Лань, 2002

ПРОБЛЕМА РАЗВИТИЯ СОБСТВЕННОГО КУЛЬТУРНОГО ОПЫТА: СПОРЫ О РУССКОМ ЯЗЫКЕ

На 2003 год пришлась знаменательная годовщина в истории русской литературы, культуры, общественной мысли, которую тем не менее, кажется,

не заметили ни в России, ни за ее пределами. Двести лет назад в Петербурге вышла книга ―Рассуждение о старом и новом слоге Российского языка‖.

Автором ее был человек, вошедший в историю России под именем адмирала Шишкова. Он более всего памятен по знаменитой эпиграмме молодого Пушкина:

Угрюмых тройка есть певцов – Шихматов, Шаховской, Шишков,

Уму есть тройка супостатов – Шишков наш, Шаховской, Шихматов,

Но кто глупей из тройки злой?

Шишков, Шихматов, Шаховской!

В своей молодой запальчивости поэт был неправ. Шишков не был ни злым, ни глупым. Однако талантливые стихи запомнились. Наша историческая память (эпиграммы всегда помнят лучше, чем тексты, по поводу которых они написаны) часто несправедлива и одностороння, а в данном случае, безусловно, недооценивает роли Шишкова (положительной или отрицательной – это другой вопрос) в развитии русской культуры и общественной мысли.

К концу ХVIII века Александр Семенович Шишков (1754–1841) был вице-адмиралом, начальником Ученого департамента Адмиралтейств-

109

коллегии, автором ―Треязычного морского словаря на английском,

французском и российском языках...‖ Он был хорошо образованным человеком, всерьез интересовался историей русского языка, отечественной словесностью, пробовал свои силы в стихотворстве, переводах и других сочинениях. ―Рассуждение‖ было первым его значительным полемическим трудом, не столько даже филологическим, сколько общественно-

политическим.

Его книга произвела громадное впечатление на всю русскую интеллигенцию. Умный и наблюдательный современник событий, журналист и писатель Н. И. Греч, писал не без некоторой иронии, вспоминая события

1803 года: ―Вдруг вышла книга Шишкова (о старом и новом слоге русского языка) и разделила армию русской словесности на два враждебных стана:

один под знаменем Карамзина, другой под флагом Шишкова. Приверженцы первого громогласно защищали Карамзина и галлицизмами насмехались над славянщизною; последователи Шишкова предавали проклятию новый слог,

грамматику и коротенькие фразы, и только в длинных периодах Ломоносова,

в тяжелых оборотах Елагина искали спасения русскому слову‖.

Другие восприняли книгу со священным трепетом, почти как божественное откровение. Генерал П. А. Кикин, остряк и галломан, после выхода книги Шишкова стал восторженным адептом национальных идей. На своем экземпляре книги написал ―Mon Evangile‖ (Мое Евангелие).

Вождь славянофилов С. Т. Аксаков лучше, чем Греч, понимал общественно-политическое значение ―Рассуждения о старом и новом слоге‖.

Много позднее он писал: ―Я уверовал в каждое слово его книги, как в святыню!.. Русское мое направление и враждебность ко всему иностранному укрепились сознательно, и темное чувство национальности выросло до исключительности‖.

Шишкову в высшей степени было свойственно вообще характерное для русско-византийской православной культуры благоговейно-уважительное отношение к слову, восходящее еще к библейской ветхозаветной традиции.

110