Культурология ХРЕСТОМАТИЯ 2 ЧАСТЬ

КУЛЬТУРОЛОГИЯ

ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

ГБОУ ВПО НИЖГМА РОСЗДРАВА

КУЛЬТУРОЛОГИЯ

Хрестоматия

Часть II

Нижний Новгород

2012

2

Культурология: Хрестоматия / Составитель: к.филос.н. Исаева Ю.А. – Н.Новгород, 2012. – с. 169.

Данное пособие содержит материалы, которые демонстрируют наиболее важные теоретические вопросы относительно современного понимания русской культуры и описывают отдельные вехи культурно-исторического процесса. Хрестоматия содержит фрагменты научных, философских трудов и художественных текстов. Работа предназначена для студентов, изучающих курс «Культурология», а также для тех, кто интересуется вопросами культуры.

© Ю.А. Исаева, 2012

3

РУССКАЯ КУЛЬТУРА В МИРОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ, ЕЕ

СВОЕОБРАЗИЕ И ОСОБЕННОСТИ

СПЕЦИФИКА ФОРМИРОВАНИЯ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ

[В настоящее время все чаще термин «русская культура» заменяют на более корректные «культура России» или «российская культура». Данная проблема не просто вопрос обозначения или результат работы политической мысли, она, действительно, очень сложна. С одной стороны,

имеется «титульный» народ - русский, под эгидой которого консолидируются все остальные этносы, а с другой стороны, возникает проблема полноценного существования и сохранения отдельных национальных культур. Данные трудности возникли не случайно, они предопределены исторически самим процессом формирования отечественной культуры.]

ВРоссии шел процесс взаимодействия субкультур различных уровней

ипорядков. Как писал Г. Вернадский, евразийской культуре приходилось искать в разных направлениях, тратить свои силы на согласование элементов двух разнородных культур, выискивать подходящие друг другу элементы из груды ценностей других культур.

VI в.н.э. – это время стремительных перемен: перемещений десятков племен, нашествий, вторжений и т.д. Происходило перемешивание народов их взаимопроникновение, ассимиляция. И завершилось это небывалым расселением славян на Балканах и в лесах северо-востока Европы.

Славянство вышло на мировую арену; началось восприятие элементов византийской культуры в зоне соприкосновения в Причерноморье. Возникает переселенческая культура с ее наскоро построенными избами-землянками,

небольшими поселками, огрубленным бытовым инвентарем. Именно таких славян, быстро менявших места поселения, и наблюдали греческие и итальянские писатели VI века. <…>

В VII веке славяне начали разделяться. Часть их, оставив Карпаты

4

ушли на восток и северо-восток, поселились к востоку от Днестра, по Днепру и Дону. В VIII веке хазары покорили некоторые племена восточных славян.

Но в некоторых отношениях иго хазар оказалось даже выгодным. Хазары стали посредниками живого торгового обмена между арабским востоком и русскими славянами. Следствием успешной восточной торговли было возникновение древних городов на Руси: Киева, Любеча, Новгорода,

Переславля, Полоцка, Смоленска, Чернигова. Большинство городов вытянулось цепью по речному пути «из Варяг в Греки». Города возникали на месте крупных рынков, располагавшихся на особо значимых торговых путях.

Торговля преобразила быт восточных славян, и многие из однодворцев и хуторян превратились в горожан. <…>

В северной половине славяне явились колонистами, наслаивавшимися на литовско-латышские племена (кривичи) и на племена финно-угорские

(карелы, весь, меря, чудь). Примерно с середины I тысячелетия н.э. начался мирный симбиоз славян с аборигенами и, как следствие этого,

взаимовлияние и восприятие обеими сторонами тех или иных черт культуры новых соседей.

Достичь необходимых стыковок в многоэтническом процессе усвоения и культурной колонизации, взаимовлияния и обогащения культур непросто.

Влияли законы столетних движений и перемещений этносов России.

Конкретный механизм сложения народностей не изучен.

Кожевников В.П. Модель русской

культуры. Курс лекций. – М., 1995.

С. 77-79

***

[В своем исследовании Ю.М. Лотман рассматривает процесс взаимодействия культур, используя понятие «культурный диалог», и анализирует процесс формирования и развития русской культуры.]

На промежутке исторического пространства между Х и XX вв. русская культура дважды пережила интересующую нас ситуацию, причем

типологическое сопоставление этих случаев позволяет сделать не лишенные

5

смысла выводы. Это русско-византийскнй диалог, начатый крещением Руси,

и диалог Россия-Запад, начатый Петром I. В обоих случаях начальная ситуация ознаменовалась страстным порывом к другому культурному миру,

накопленные которым культурные сокровища казались светом, исходящим из сверкающего центра. Соответственно своя позиция представлялась как царство тьмы и одновременно - началом пути. Характерно, что слово

"просветитель" в равной мере применялось к святителям, приносящим свет истинной веры в языческие земли ("всея Руси просветителю, крещением просветил еси всех нас", - говорил Илларион Владимиру), и к служителям Разума в XVIII в. Феофан Прокопович в трагикомедии "Владимир"

недвусмысленно уподоблял Петра равноапостольному "просветителю" Руси.

Причем параллель эта вкладывалась в уста апостола Андрея, имя которого связывало Киевскую Русь и Петербургскую Россию. То, что петровские преобразования осмыслялись в кругу приверженцев как второе крещение Руси, а сам Петр - как новый Владимир, свидетельствует и знаменательное совпадение: в трагикомедии "Владимир" Феофан Прокопович вкладывает в уста языческого жреца слова, защищающие status quo от каких-либо перемен: «Непотребна измъна, идъже ни мало зла не обрьтается. В нашем же уставь Кий порок есть?» В 1721 г. он же в "Слове при начатии Святейшего Правительствующего Синода в присутствии его имп. величества Петра Первого" повторил ту же мысль, но приписал ее уже не противникам крещения Руси, а неприятелям сближения с Западом: "Но о пагубных времен наших! суть и мнози суть, котории всепагубным безпечалием учения,

проповеди, наставления Христианския, то есть единый свет стезям нашим,

отвергати не стыдятся, к чему де нам учители, к чему проповедники? (...) у

нас, слава Богу! все хорошо, и не требуют врача, но болящии (...). Какий бо у нас мир? какое здравие наше? До того пришло, что всяк, хотя бы пребеззаконейший думает о себе быти честна и паче прочиих святейша, как френетик: то наше здравие". Параллелизм форм диалога культур тем более примечателен, что в одном случае речь шла о создании здания культуры на

6

конфессиональной основе, а в другом - на ее обмирщении, разрушении конфессиональной основы и создании культуры полностью светской.

Реальный исторический процесс образуется многими факторами и протекает на нескольких структурных глубинах. Типологические формы схождений и диалогов культур составляют лишь один из них. Законы социального развития, переплетения политических и дипломатических интересов, войны,

религиозные движения, участвуя в том же процессе, равно как и все разнообразие других факторов, вплоть до индивидуальных характеров участников событий, причудливо пересекаясь, избавляют историческое движение от мертвого автоматизма и придают ему непредсказуемый характер.

…Русская культура, видимо, характеризуется сменой периодов самоизоляции, во время которых создается равновесная структура с высоким уровнем энтропийности, эпохами бурного культурного развития,

повышением информативности (непредсказуемости) исторического движения. Субъективно периоды равновесных структур переживаются как эпохи величия ("Москва - третий Рим") и метаструктурно, в самоописаниях культуры, склонны отводить себе центральное место в культурном универсуме. Неравновесные, динамические эпохи склонны к заниженным самооценкам, помещают себя в пространстве семиотической и культурной периферии и отмечены стремлением к стремительному следованию, обгону культурного центра, который предстает и как притягательный, и как потенциально враждебный.

Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т.

Т I. Статьи по семиотике и топологии культуры – Таллинн Александра, 1992. – С. 124, 128.

7

СПОРЫ О РОССИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОМ НАУЧНО-ФИЛОСОФСКОМ

ДИСКУРСЕ

[Одним из первых, кто на философском уровне поставил вопрос о характере исторического пути России, был П.Я. Чаадаев. Уже первое из восьми ―Философических писем‖, опубликованное в 1829 г., вызвало бурные споры среди интеллектуальных кругов того времени, которые впоследствии разделились на два противоборствующих лагеря – славянофилов и западников.]

<…> У всех народов есть период бурных волнений, страстного беспокойства, деятельности без обдуманных намерений. Люди в такое время скитаются по свету и дух их блуждает. Это пора великих побуждений,

великих свершений, великих страстей у народов. Они тогда неистовствуют без ясного повода, но не без пользы для грядущих поколений. Все общества прошли через такие периоды, когда вырабатываются самые яркие воспоминания, свои чудеса, своя поэзия, свои самые сильные и плодотворные идеи. В этом и состоят необходимые общественные устои. Без этого они не сохранили бы в своей памяти ничего, что можно было бы полюбить, к чему пристраститься, они были бы привязаны лишь к праху земли своей. Эта увлекательная эпоха в истории народов, это их юность; это время, когда всего сильнее развиваются их дарования, и память о нем составляет отраду и поучение их зрелого возраста. Мы, напротив, не имели ничего подобного. Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, - вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких

8

действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника,

который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно.

Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке,

которую ему показывает кормилица.

Настоящее развитие человеческого существа в обществе еще не началось для народа, пока жизнь не стала в нем более упорядоченной, более легкой, более приятной, чем в неопределенности первой поры. Пока общества еще колеблются без убеждений и без правил даже и в повседневных делах и жизнь еще совершенно не упорядочена, как можно ожидать созревания в них зачатков добра? Пока это все еще хаотическое брожение предметов нравственного мира, подобное тем переворотам в истории земли, которые предшествовали современному состоянию нашей планеты в ее теперешнем виде. Мы до сих пор еще в таком положении.

Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем уме и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль; выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем именно на них основана жизнь народов;

именно из этих идей вытекает их будущее и происходит их нравственное развитие. Если мы хотим подобно другим цивилизованным народам иметь свое лицо, необходимо как-то вновь повторить у себя все воспитание человеческого рода. Для этого мы имеем историю народов и перед нами итоги движения веков. Без сомнения, эта задача трудна и одному человеку,

пожалуй, не исчерпать столь обширного предмета; однако, прежде всего надо понять в чем дело, в чем заключается это воспитание человеческого рода и

9

каково занимаемое нами в общем строе место. <…>

А между тем, раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию,

мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы -

воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не пожелало ни в чем вмешиваться в наши дела, не пожелало ни чему нас научить. Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей,

ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины,

ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

Удивительное дело! Даже в области той науки, которая все охватывает,

наша история ни с чем не связана, ничего не объясняет, ничего не доказывает. Если бы орды варваров, потрясших мир, не прошли прежде нашествия на Запад по нашей стране, мы едва были бы главой для всемирной истории. Чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера. Когда-то великий человек вздумал нас цивилизовать и для того, чтобы приохотить к просвещению, кинул нам плащ цивилизации; мы подняли плащ, но к просвещению не прикоснулись. В

10