опыт трансформации старопромышленных городов / 101812

Как известно, уже к середине 60-х годов 20 века было сформировано представление о системе функциональных стилей [1, с. 15]. Однако, несмотря на устоявшуюся стилевую классификацию корпуса текстов, остается немало дискуссионых вопросов, неполучивших однозначного решения на сегодняшний день.1 Наиболее проблемным является публицистический стиль [13, с. 26] и попытки его структурирования и дальнейшей систематизации составляющих.

Возможной дифференциацию стиля делает механизм варьирования. «Справедливым представляется суждение о том, что само учение о функциональных стилях относится к области изучения языковой вариативности» [10, с. 43-44].

Расслоение как возможность существования (возникновения и развития) разновидностей стиля, обусловлено двумя видами сил: центростремительной, благодаря которой формируются отдельные функциональные стили, и центробежной, которая определяет стилевое варьирование. Под их действием в стилистической системе современного русского литературного языка образуются лакуны [8, с. 135-138], которые предназначены для обслуживания новых коммуникативных сфер.

Такой расширительный режим характерен в особенности именно для публицистического стиля. Он объясняется тем, что сферой функционирования стиля является сфера социальных коммуникаций, которая сейчас претерпевает значительные изменения.

Новый виток развития публицистического стиля начался во второй половине ХХ века в связи с появлением новых средств массовой коммуникации. Это сформировало новые тенденции в языке и стиле публицистических текстов: активный процесс заимствований и коллоквиализация языка [7], трансформация жанровой системы, размывание границ между устностью и письменностью, замена линейного текста нелинейным гипертекстом, изменение интенциональности текста [5], ориентация на «диалогическое взаимодействие» [3].

В публицистическом стиле эти черты находят особое выражение, поскольку он является самым открытым для происходящих в языковой системе изменений, то есть «подвержен» функциональностилевому варьированию. Оно, как следствие, вызывает трудности с опеределением границ самого стиля и оформлением его полевой структуры.

На уровне периферии различительные черты стиля начинают размываться, происходит микширование стилевых особенностей. Пограничная область всегда неоднородна, обладает контрастными лингвостилистическими характеристиками стилей. Чем дальше от ядра, тем слабее стилевая выраженность.

1 Отчасти это обусловлено не до конца решенным вопросом о соотношении понятий «дискурс» и «стиль».

Например, в жанрах очерка и фельетона публицистический стиль испытывает на себе влияние художественной речи. В статьях, посвященных научным открытиям и проблемам, вопросам экономики, банковского дела, проявляются также черты научного стиля изложения [12, с. 423].

Гетерогенность ряда жанров публицистического стиля свидетельствует о разнообразии его коммуникативных платформ и сложности жанровостилевой структуры. Это связано непосредственно со сферами, в которых реализуется стиль. Они раскрываются через классификацию подстилей публицистического стиля представлена в «Стилистическом словаре русского языка» [12, с. 256]:

∙собственно публицистика (журнальная);

∙газетно-публицистический;

∙радио- и телепублицистика;

∙политико-агитационный.

Однако зависимость полевой структуры публицистики от целей коммуникации делает возможным включение новых подстилей в эту структуру. О сложностях с однозначным перечнем подстилей свидетельствует и само название стиля. В последнее время в учебной и научной литературе можно встретить альтернативные названия публицистического стиля: стиль массовой коммуникации, язык средств массовой информации, язык и стиль средств массовой информации и пропаганды.

Отсутствие закреплённой системы и единства номинаций объясняется еще одной чертой информационного общества – возрастание числа людей, занятых информационными технологиями, коммуникациями и производством информационных продуктов и услуг. Появляются новые смежные коммуникативные профессии: рекламщик, маркетолог, копирайтер, специалист по связям с общественностью.

Все эти черты – показатель открытости стиля и включение в его состав новых коммунитарных областей [14, с. 412], в том числе и PRдеятельности, каждая из которых имеет набор собственных текстовых форм для работы. По причине своей новизны они нуждаются в описании и категоризации.

Данное утверждение приводит к необходимости определения места PR-текстов в функцио- нально-стилевой системе современного русского литературного языка. В связи с процессом институционализации связей с общественностью особую важность приобрели вопросы, связанные с функционированием текстовой PR-коммуникации. Так, не решен ряд проблем, находящихся на стыке функциональной стилистики и жанроведения: проблемы распределения жанров в полевой структуре стиля, внутристилевой вариативности, смыкающиеся с вопросом о специфике жанров, отражающих межстилевое взаимодействие.

На сегодняшний момент обоснованность гипотезы обусловлена, по нашему мнению, с наличи-

ем в PR-текстах стилевых черт публицистических текстов [4, с. 185-187]:

∙воздействующий характер, создающий у аудитории определённое отношение к передаваемой информации;

∙создание текста в соответствии с определенной идеологической системой;

∙призывность, лозунгово-декларативный характер (выражается в побудительном характере речи);

∙рекламность (проявляется в специфике заголовочных предложений, в обращениях к читателю, проблемных вопросах);

∙собирательность (напр. использование 1-го

и3-го лица в обобщенном значении, частое использование местоимений «мы», «наш» и т.д.)

Безусловно, существование PR-текстов как отдельного подстиля требует доказательств, для чего необходимо выделение и дифференциальных черт

– стилевых особенностей, создаваемых комплексом стилеобразующих факторов и позволяющему ему существовать в виде особого образования в рамках публицистического стиля.

Список литературы

1.Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1963.

2.Добросклонская Т.Г. Вопросы изучения медиатек-

стов. – М., 2005.

УДК 316.61

3. Дускаева Л.Р. Диалогическая природа газетных речевых жанров: Дис. … д-ра филол. наук. – СПб., 2004. –

URL: // http://www.psujourn.narod.ru/lib/dial_.htm

4.Кожина М.Н. Стилистика русского языка. М., 1993.

5.Коробушкин И.В. Русский язык как средство международного общения // Прикладная лингвистика. Слово.

Текст. Язык. – URL: http://www.fixed.ru/prikling/ conf/ stil-

sist2/ prnt_russkvccyvji.html

6. Крысин Л.П. О некотрых изменениях в русском языке конца XX века. (Исследования по славянским язы-

кам. – № 5. – Сеул, 2000. – С. 63-91). – URL: http://www.

philology.ru/linguistics2/krysin-00.htm

7. Крысин Л.П. О русском языке наших дней // Изменяющийся языковой мир. – Пермь, 2002. – URL:

http://language. psu.ru/

8. Крысин Л.П. Религиозно-проповеднический стиль и его место в функционально-стилистической парадигме современного русского литературного языка // Поэтика. Стилистика. Язык и культура: Памяти Т.Г. Винокур. – М.,

1996.

9. Медиатекст: стратегии – функции – стиль. – Орёл, 2010.

10.Разинкина Н.М. Функциональная стилистика (на материале английского и русского языков). – М., 2004.

11.Сиротинина О.Б. Тексты, текстоиды, дискурсы в зоне разговорной речи // Человек – текст – культура. – Екатеринбург, 1994.

12.Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М., 2006.

13.Ширяев Е.Н. Культура русской речи и эффективность общения. – М., 1996.

14.Энциклопедия социологии. Социология: Энцикло-

педия / Сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин,

Г.Н. Соколова, О.В. Терещенко. – Мн., 2003.

А.А. Ильясов, А.В.Усова

Череповецкий государственный университет

Процесс переживания в психологии имеет два значения: в первом, широком смысле термина "переживание", восходящем к интроспективной психологии, акцентируется такая способность переживания, как его непосредственная данность сознанию субъекта.

Поэтому переживание трактуется как любое испытываемое субъектом эмоционально окрашенное состояние и явление действительности, непосредственно представленное в его сознании и выступающее для него как событие его собственной жизни. Такое переживание можно назвать "пере- живанием-созерцанием" [3].

Во втором значении термин "переживание" понимается как форма а к т и в н о с т и, возникающая при невозможности достижения субъектом ведущих мотивов его жизни, крушение идеалов и ценностей и проявляющейся в идеалах его психического мира, направленном на переосмысление своего существования, т.е. "переживание-

деятельность" [2].

Заметный след в изучении психологии переживания занимают работы Ф.В.Бассина, который ввел понятие "значимые переживания"; анализ конкретных случаев переживания описаны В.К. Вилюнасом, Б.В. Зейгарник и Б.С. Братусь, А.Н. Леонтьевым, Н.И. Наенко, О.В. Овчинниковой и др.

Наиболее детальный анализ процесса переживания, на наш взгляд, представлен Ф.Е. Василюком [2] в его работе "Психология переживания". В работе определены закономерности, которым подчиняются процессы переживания, проанализирован механизм переживания и дана типология процессов переживания. Причем "переживание рассматривается не как отблеск в сознании субъекта тех или иных его состояний, не как особая форма созерцания, а как форма деятельности, направленная на восстановление душевного равновесия, утраченной осмысленности существования, иными

словами – на "производство смысла". Существуют особые жизненные ситуации, ко-

торые неразрешимы процессами предметнопрактической и познавательной деятельности. Их решают процессы переживания. Переживание следует отличать от традиционного психологического понятия переживания, означающего непосредственную данность психических содержаний сознанию. Переживание понимается как особая деятельность, особая работа по перестройке психологического мира, направленная на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием, общей целью которого является повышение осмысленности жизни. Что же это за особенная жизненная ситуация? По Ф.Е.Василюку это ситуация невозможности, т.е. такая ситуация, в которой субъект сталкивается с невозможностью реализации внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей и пр.) Современные психологи оценивают эти критические ситуации как стресс, фрустрацию, конфликт и кризис.

Под "внутренними необходимостями" жизни понимаются:

−здесь-и-теперь удовлетворение;

−реализация мотива (удовлетворение потребности);

−упорядочение внутреннего мира;

−самоактуализация.

Эти "внутренние необходимости" выступают в психологической литературе под разными именами, но, как правило, постулируемая в той или иной мере цель процесса переживания достаточно очевидным образом относится к одной из перечисленных "необходимостей". Например, за такими целями защитных механизмов, как "избегание страдания", "устранение неприятного состояния", отрицание "болезненных элементов опыта", угадывается одна и та же гедонистическая устремленность к здесь-и-теперь удовлетворению. Таким образом, исходя из целей процессов переживания, можно остановиться на следующей классификации:

1)гедонистическое переживание (цель: здесь- и-теперь удовлетворение, принцип удовольствия);

2)реалистическое переживание (цель: реализация мотива, принцип реальности);

3)ценностное переживание (цель: упорядочение внутреннего мира; принцип ценности);

4)творческое переживание (цель: самоактуализация, принцип творчества).

Гедонистическое переживание игнорирует реальность, искажает и отрицает ее, формирую иллюзию актуальной удовлетворенности и вообще нарушенного содержания жизни. Этому типу переживаний сопутствуют процессы формирования психологических защит.

Реалистическое переживание, в конечном счете, принимает реальность, как она есть, принорав-

ливая к ее условиям динамику и содержание потребностей субъекта. Общей основой всех процессов переживания, свойственных данному типу, является механизм терпения.

Бывшее содержание жизни, ставшее теперь невозможным, отбрасывается реалистическим переживанием; субъект имеет здесь прошлое, но не имеет истории. (Этот вариант переживания может быть продемонстрирован примером Душечки, прожившей на страницах Чеховского рассказа несколько самостоятельных, не связанных друг с другом жизней).

Ценностное переживание признает противоречащую или угрожающую ценности реальность, но не приемлет ее, оно отвергает претензии непосредственной реальности прямо и безусловно определять собой внутреннее содержание жизни и пытается обезоружить ее идеальными, семиотическими процедурами, выводя с их помощью события бытия из равенства самому себе, превращая его в предмет интерпретации и оценки.

Совершившееся событие как факт бытия есть необратимая и неподвластная человеку реальность, но оно переводится ценностным переживанием в другую плоскость существования, преобразуется в факт сознания и в этом качестве преображается в свете ставшей или становящейся системы ценностей.

Ценностное переживание осуществляется за счет "вертикального" движения сознания, иерархизирующего сложившуюся ценностномотивационную систему: сознание проясняет собственные ценности, отделяет подлинное и главное от содержаний и мотивов, "нелегально", в обход сознательного санкционирования занявших в жизни человека место, не соответствующее их ценностным достоинствам и смыслообразующим потенциям. Что касается ставшего невозможным содержания жизни, то ценностное переживание сохраняет его в эстетически завершенном образе, делая моментом истории жизни.

Если гедонистическое переживание отвергает реальность, реалистическое безоговорочно принимает ее, ценностное идеально преображает, то творческое переживание строит (творит) новую жизненную реальность. Свершившееся событие, например, собственный поступок, лишь идеально трансформируется, преображается ценностным переживанием, творческое переживание чувст- венно-практически, материально преодолевает отношение к нему. Этим чувственнопрактическим, телесным характером отличается осуществление творческого переживания от ценностного, от реалистического переживания. В силу своей существенной связи с ценностями оно отличается глубокой символичностью. Нереализуемое прошлое содержание жизни не только эстетически сохраняется творческим переживанием в истории жизни, но и этически продолжается в замыслах или делах строящейся или новой жизненной реальности.

Одно из самых глобальных различий, которое наблюдается при анализе процессов переживания, носит выраженный оценочный характер и делит их на "удачные" и "неудачные".

Исследователи, для которых центральными категориями являются "совладание" или "компенсация", для обозначения "неудачных" процессов обычно привлекают понятие "защиты", оставляя за вторым видом "удачных" процессов родовой термин.

Процессы переживания, в основе которых лежат механизмы психологической защиты, признаются неудачными не столько за содержание их целей, сколько за их ограниченность, за то, чтобы они, образно говоря, хотят слишком малого, готовы платить за это слишком дорого и неразборчивы в средствах.

Каковы эти цели, мы уже знаем – защитные процессы стремятся избавить индивида от рассогласованности побуждений и амбивалентности чувств, предохранить их от сознания нежелательных или болезненных содержаний и, главное, устранить тревогу и напряженность.

Однако, средства достижения этих целей, т.е. сами защитные механизмы, представляются ригидными, автоматическими, вынужденными, непроизвольными и неосознаваемыми процессами, действующими не реалистически, без учета целостной ситуации и долговременной перспективы. Неудивительно, что цели психологической защиты если и достигаются, то ценой объективной дезинтеграции поведения, ценой уступок, регрессии, самообмана или даже невроза.

Словом, по формулировке Т. Кербера [1], самое большее, на что может расчитывать человек, "обладающий даже адекватными защитными механизмами, но не имеющий ничего сверх того – это избежать госпитализации".

Этот результативный максимум защиты одновременно является минимумом того, на что способно "удачное" переживание, расположенные на

верхнем полюсе шкалы "удачности" высшие человеческие переживания, ведущие к развитию, самоактуализации и совершенствованию личности, в психологии анализируются редко.

Предел, который психологи в подавляющем большинстве случаев ставят "удачности" переживания, его результатом, следствием и характеру, не так уж высок. "Удачное" совладающее поведение описывается как повышающее адаптивные возможности субъекта [4], как реалистичное, гибкое, большей частью сознаваемое, включающее в себя произвольный выбор, активное.

Даже для тех авторов, которые основной внутренней необходимостью человеческой жизни считают самоактуализацию, стремление к совершенству и реализацию своих потенциалов и рассматривают переживание именно в отношении этого мотива, оно выступает обычно лишь как средство устранения или компенсации помех самоактуализации, а не как процесс, способный внести в совершенствование личности самостоятельный, позитивный и незаменимый вклад, способный не только избавить личность от чего-то отрицательного, но и прибавить нечто положительное.

Однако существует ряд исследователей, утверждавших, что высшие человеческие переживания осуществляются не в плоскости адаптации, а в контексте освоения культурных ценностей, что они являются творческими по характеру осуществления, а по своим результатам способствуют "расширению границ индивидуального сознания до всеобщего".

Таким образом, в психологической литературе более или менее подробно проанализированы два типа переживаний, глобально оценивающих как негативные и позитивные, "удачные" и "неудачные". Приняв это распространенное сознание их соответственно с психологической защитой и совладанием, приводим в таблице их основные характеристики (по Ф.Е. Василюку (см. таблицу).

Таблица

Анализ переживаний как идеальных типов не исключает перехода к изучению проявления рассмотренных закономерностей на примере реальных процессов переживания.

От того, какой принцип лежит в основе конкретного синтеза процессов переживания, во многом зависят развивающие возможности процесса. Если его доминантой является принцип удовольствия, то переживание, даже в случае успеха, может привести к регрессу личности, принцип реальности удерживает ее в лучшем случае от деградации, и только на основе принципов ценности и творчества возможно превращение потенциаль-

УДК 316.773.2

но разрушительных событий жизни в точки ее духовного роста и совершенствования.

Список литературы

1.Бассин Ф.В. «Значащие» переживания и проблема собственно-психологической зависимости // Вопросы пси-

хологии. – 1972. – № 3.

2.Василюк Ф. Е. Психология переживания. – М., 1984

3.Василюк Ф.Е. Психотехника переживаний. – М.,

1990.

4.Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений.

–М., 1976.

У.Е. Князева

Череповецкий государственный университет

Социальные явления вызывают большой научный интерес в связи с тем, что могут быть изучены специалистами различных сфер гуманитарных наук. И каждое новое исследование не только дополняет предшествующее, но и углубляет наше понимание предмета. Феномен доверия и его возрастающая значимость в современном мире действительно представляется чрезвычайно интересной темой для научного анализа.

Зарождение феномена доверия можно отнести к первобытному обществу, когда доверие между людьми являлось его основой и имело свои этапы развития по мере развития общества: «Чем больше возрастали между людьми солидарность, взаимное доверие, взаимопомощь, коллективность, тем лучше они были приспособлены к жизни, друг к другу, главным образом, благодаря степени кооперации между людьми» [4, с. 29].

«Питать доверие» (в латинском языке – credo) означает «сердце даю» или «сердце кладу». Понятия «доверять» и «верить» в некоторых языках первоначально имели общее значение – « выбирать». Из этого следует, что доверие, выступая своеобразным капиталом отношений, обеспечива-

ет их необходимую стабильность и продолжительность, следовательно, и психологический комфорт индивида в обществе.

Феномен доверия привлек внимание деятелей науки только в двадцатом столетии. Одними из первых были философы, которые трактовали доверие как состояние, в силу которого мы полагаемся на какое-либо мнение, кажущееся нам авторитетным, и потому отказываемся от самостоятельного изучения вопроса. И в самых ранних, и в более поздних источниках философских исследований доверительные отношения представляются как подлинный фундамент любой человеческой и общественной конструкции, в основе которой – уверенность в том, что одни люди не будут эксплуатировать добрую волю других. В начале XX в. эти проблемы поднимались в работах Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, Б.А. Вышеславцева. В философских исследованиях второй половины XX в. проблема доверия рассматривалась в контексте этико-философского анализа, изучались социальные и нравственные аспекты доверия, определяемого социальными нормами.

В работах известных социологов Д. Алмонда,

Б. Байера, П. Бурдье, Т. Парсонса, А. Селигмена, Ф. Фукуямы доверие представляется как социальная добродетель и созидание благосостояния, характеризуется как возникающее в рамках определенного сообщества ожидание того, что его члены будут вести себя нормально и честно, проявляя готовность к взаимопомощи в соответствии с общепринятыми нормами, культурными традициями, обычаями, общими этическими ценностями. Так, например, Т. Парсонс считает, что доверие является ожиданием взаимности в осуществлении каких-либо действий и воспроизводство социальных отношений возможно только тогда, когда взаимодействие между отдельными членами не требует предоставления гарантий как обязательного условия этого обмена [4, с.30]. Цивилизованное общество не может функционировать без высокого уровня доверия.

Так в обществе ХI века, цивилизованном обществе, широкое распространение получило социальное проектирование. Уже в XX веке игнорирование социальных аспектов развития не представлялось возможным ввиду серьезных издержек в функционирования современных обществ. Целью социального проектирования является реализация одного из вариантов преобразования объективной действительности, в основе которого лежит стремление придать желаемые свойства и черты проектируемому объекту.

Сегодня социальное проектирование рассматривается и как важное звено управленческой деятельности. Основная его цель как специфической управленческой деятельности – создание с помощью информационного массива социальных проектов.

Социальное проектирование в состоянии быть одним из критериев истинности наших знаний об обществе, потому что оно ориентировано на практику и является ее необходимым элементом. Развитие социальных технологий позволяет управлять людьми, что зачастую превращается в манипулирование ими для достижения определенных целей. Проектирование социальных процессов направлено на внесение изменений в социальную среду человека. Оно в идеальной форме задает эти изменения, которые осуществляются последующей реализацией проекта.

Социальное проектирование представляет собой разработку модели социального объекта в четких качественно-количественных характеристиках. Удивительно, что, создавая сложные проекты реформирования общественной жизни в этой или иной сфере, в России мало внимания уделяется отношению и мнению человека. Конечно, можно без социального проекта отрегулировать отношения на уровне сельского хозяйства, но сформировать коллектив крупного акционерного общества будет очень трудно [3]. Однако как бы грамотно ни была разработана социальная конструкция,

требуется ее тщательная проверка, благосклонное отношение и готовность принятия ее целевой аудиторией. Социальный проект может быть эффективен только в том случае, если его поддерживает аудитория, на которую он рассчитан. Без общественной поддержки, доверия рассчитывать на успех проекта невозможно.

Очевидно, что человек не может определять свое положение в какой-либо общественной системе только на основе индивидуального опыта и рационального расчета. Он неизбежно принимает на веру, основываясь на традиции, чужом опыте, общем мнении подлинность, надежность социальных норм и институтов, личных связей, установок других. Большая часть авторов, изучающих проблему доверия, считают, что есть несколько уровней доверия: базовый, личностный, социальный и культурный. Базовый уровень связан с общей диспозицией доверия к себе и к миру, присущей каждому человеку. Это чувство собственной идентичности и доверие к своему социальному окружению. Личностный уровень является социальным по своей природе и зависит от психологической структуры личности, процесса социализации. Социальный уровень доверия предполагает исследование отношений взаимодействия в рамках социальных групп и социальных ролей членов групп, характеризуется высоким уровнем доверия внутри групп и низким вне групп, это социально одобряемые отношения «свой-чужой». Культурный уровень доверия выражается через специфические культурные атрибуты доверия в различных национальных обществах. В некоторой степени это образует круговорот воспроизводства доверия в обществе. Важно отметить, что доверие, являясь общественным феноменом, формируется как свойство социальной системы в целом, приобретая сверхиндивидуальный характер.

Начало становления процесса доверия происходит на базовом уровне, когда индивид доверяет самому себе и миру, в котором он живет, далее человек начинает доверять другому человеку, и тогда доверие переходит на новый, личностный уровень. Следующим этапом развития доверия является возникновение его социальной, надындивидуальной природы, когда доверие становится самостоятельным ресурсом действия в рамках социальной группы. Четвертый этап развития доверия, когда оно «поднимается» на новую ступень и начинает формировать общий контекст действия, создавать культуру, позволяющую воспроизводить, поддерживать и восстанавливать доверие на предыдущих уровнях. Задача проектировщиков – повлиять на установление необходимого уровня доверия.

Предметом интенсивных размышлений становятся исследования социально-экономической природы доверия в ракурсе наличных социальных проблем, доверия как механизма межличностных,

межгрупповых, межинституциональных отношений. Доверие – реалия социального бытия, продуктивная социальная конструкция. Оно производится современным обществом и наличными со- циально-экономическими ситуациями.

Доверие как социальный капитал отражает актуальный и прошлый индивидуальный и социальный опыт, атмосфера доверия воспроизводит архетипы и задает нормы взаимоотношений [5, с.3]. Оно несет в себе социальную память: через его механизм обеспечивается накопление социального капитала, который легко потерять, и очень сложно завоевать. Без доверия не возможна нормальная социальная коммуникация, обеспечивающая согласие, диалог, понимание, сотрудничество. А поскольку налаженные и грамотно построенные коммуникации играют очень важную роль при воплощении в жизнь социального проекта, необходимо обращать внимание на уровень доверия. А. Селигмен призывает рассматривать доверие как хитрое изобретение общества, только очень своеобразной природы, связанной с фундаментальной двусмысленностью человеческого существования

[5, с. 4].

Расчет оптимальной степени доверия, способствующей снижению рисков для эффективной деятельности в конкретных условиях. Это приобретает особую актуальность в период планирования общественных изменений, поскольку атмосфера взаимности способствует оптимальному использованию имеющегося потенциала. Доверие во многом определяет результативность социального проектирования.

Доверие рассматривают как результат индивидуального опыта в развитии отношений с окружающими людьми или как необходимость риска ради достижения своих целей. Общим в данных подходах является решение о доверии или недоверии другим людям в ситуации неопределенности, а также связь этого решения с рисками. Основными проблемами развития доверия между проектировщиками и аудиторией являются расхождение индивидуальных и групповых ожиданий в отношении психологической готовности оказывать доверие другим и осознания объективных барьеров для его развития.

В заключение отметим, что все сферы челове-

УДК 004.89

ческих отношений пронизаны доверием. Оно является одним из важнейших факторов, определяющим характер не только межличностных, но и в целом всех социальных отношений. Оно непосредственно вплетено в механизм, обеспечивающий интеграцию и стабильность общества.

Основой доверия, как системного, так и персонального, является уверенность в том, что действие будет осуществлено в рамках поля значений, разделяемого данной культурой; надежность того, что предпринимаемое действие будет соотнесено с данной ситуацией; предсказуемость действия, позволяющая прогнозировать последующее действие и сочетать его с другими действиями.

Мы сталкиваемся с феноменом доверия в межличностных отношениях, в общественных процессах, в экономике и бизнесе. Доверие всегда затрагивает вопросы власти, четко демонстрирует отношение людей к устройству и деятельности всех структур и отражает массовые настроения в обществе. В.Ф. Халипов и Е.В. Халипова обращают внимание на то, что доверие рождается в среде граждан и несет на себе их надежды на улучшение жизни, веру в осуществление интересов, удовлетворение потребностей, желаний и т.д. [4, с.31].

Доверие – это сложный и многогранный феномен, который складывается из оценок разнообразных процессов, протекающих в обществе в соци- ально-экономической сфере, политике, идеологии, но главным, определяющим фактором активного формирования доверия населения к местным органам власти служат эффективные социальные программы, которые осуществляет власть.

Список литературы

1.Алишев Т.Б. Основные теоретические подходы к интерпретации феномена доверия в социологии // Ученые записки казанского государственного университета. – 2009.

2.Заболотная Г.М. Феномен доверия и его социальные функции. – Тюмень, 2006.

3.Зинченко Г.П. Социология на службе управления. –

URL: http://articles.excelion.ru/science.html

4.Кара И.В. Общество и власть: коммуникативные стратегии доверия // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. – 2009. – № 1. – С.29-37.

5.Столяр В.Ю. Доверие как феномен социальноэкономической реальности. – Тверь, 2008.

Л.М. Курбанова

Череповецкий государственный университет

На протяжении всей истории человечества политика была одним из основных средств воздействия на массового адресата. Смена полити-

ческих норм, концепций и идеологий в любую эпоху так или иначе отражалась на языке. Политический дискурс как единое коммуникативное

поле, включающее в себя не только сам текст, но и интенции, фоновые знания авторов и интерпретаторов, становится объектом глубоких исследований в России начиная с 1985 года. В политику в это время вовлекаются люди, для которых политическое мышление и его вербализация являются совершенно новым языковым опытом. Новое качество приобрела речь профессиональных политических деятелей. Приоритетным становится устное публичное общение. На протяжении данного периода формируется современный политический дискурс.

Изучение политического дискурса как многоаспектного явления требует применения разных методов анализа. Дискурс может рассматриваться как текст, погруженный в ситуацию общения (Н.Д. Арутюнова, Т. Ван Дейк, Е.И. Шейгал). Отдельное направление изучения связано с сопоставлением языка тоталитарного общества и политического языка современной России (Г.Г. Почепцов, Н.А. Купина). Анализ лексических явлений, специфичных для политического дискурса, осуществляется в работах В.Г. Костомарова, Е.А. Земской. Значительное место в современной политической лингвистике занимает изучение метафорического строя речи политиков, а также метафорического потенциала отдельных политических блоков (Ю.Н. Караулов. А.Н. Баранов. А.П. Чудинов).

Одной из главных черт политического дискурса является его манипулятивный характер. Каждый политик использует определенный набор коммуникативных стратегий и тактик, позволяющий ему участвовать в и побеждать в борьбе за симпатии потенциальных избирателей. Анализ и классификация тактик и специфичных для них приемов реализации стало основой развития учения о стратегиях речевого поведения (О.С. Иссерс, Е.И. Шейгал, О.Н. Паршина). Многоаспектность политического дискурса как объекта исследования приводит к появлению множества направлений внутри политической лингвистики. Одним из таких направлений является изучение политической коммуникации с точки зрения успешности применения участниками политического процесса коммуникативных стратегий и тактик речевого поведения.

В качестве базового мы используем определение коммуникативной стратегии О.С. Иссерс,

согласно которому коммуникативной страте-

гией является «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникатив-

ной цели». Все стратегии в той или иной мере прогностичны: они помогают заключить, насколько конкретная речевая ситуация реальна в будущем. Прийти к заключению коммуникант может, используя социальный и индивидуальный

опыт. Еще до вступления в речевой акт говорящий имеет информацию о предстоящем коммуникативном событии, о когнитивных пресуппозициях и общем контексте. Функцию прогнозирования дополняет функция контроля: в процессе коммуникации адресант направляет свои интеллектуальные, эмоциональные и волевые усилия на создание нужного впечатления у адресата.

Изучив представленные классификации, мы создали свою, с помощью которой и анализировали речевое поведение участников программы радиостанции «Эхо Москвы» «Клинч». Согласно Е.И. Шейгал, целью политической коммуни-

кации в любой ситуации является борьба за власть. Соответственно, именно это стремление заставляет политиков участвовать в открытых дискуссиях, в которых успех у потенциальных избирателей зависит только от индивидуальных коммуникативных умений самих оппонентов. Иначе говоря, использование любой стратегии предполагает наличие у коммуниканта желания обладать властью. Мы не выделяем как отдельный разряд стратегии борьбы за власть, считая, что каждая стратегия обладает потенциальным свойством выражать это стремление. Кроме того, мы не согласны с исследователями, относящими агитационную стратегию к числу стратегий убеждения. По нашему мнению, в основе агитационной стратегии лежит не убеждение, а побуждение. Убеждение предполагает согласие адресата и принятие им позиции убеждающего. Побуждение – это стремление адресанта заставить адресата совершить некое действие, в данном случае проголосовать. В частности, тактика обещания сводится к предложению сделки: политик обещает что-либо совершить, но только в том случае, если избиратель отдаст ему свой голос. При этом сам избиратель может быть недовольным политической позицией агитирующего, но, если он согласен на такой обмен, сделка происходит, то есть агитирующий достигает свой изначальной коммуникативной цели.

Мы выделили 5 групп стратегий, каждая из которых реализуется в специфических тактиках.

Стратегия самопрезентации: тактика ото-

ждествления, тактика согласия, тактика частичного согласия, тактика противопоставления.

Стратегии утверждения себя по отноше-

нию к адресату: стратегия нападения (тактика оскорбления, тактика обвинения, тактика намёка (косвенного обвинения), тактика угрозы, тактика осуждения, тактика обманного комплимента), стратегия одобрения (тактика комплимента, тактика похвалы), стратегия самозащиты (тактика оспаривания, тактика оправдания, тактика контрнападения)

Стратегия рассмотрения проблемы: такти-

ка постановки проблемы, тактика альтернативного рассмотрения проблемы, тактика отрицания существования проблемы, тактика указания пути решения проблемы, тактика сокрытия информации.

Агитационная стратегия: тактика призыва,

тактика обещания, тактика открытой пропаганды.

Стратегии убеждения: стратегия логическо-

го убеждения (тактика аналогий, тактика иллюстрирования, тактика обращения к опыту), стратегия эмоционального убеждения (тактика преувеличения и драматизации, тактика приобщения)

В 33-х проанализированных нами записях программы «Клинч» голосованием были выявлены победители, и только в одной программе голоса слушателей и телезрителей распределились практически поровну. Для вычисления наиболее успешных коммуникативных тактик нам было необходимо сосчитать количество тактик, используемых победителем каждой программы. Чем большее число выигравших участников применяет определенную тактику, тем больше она нужна для достижения коммуникативного успеха. При подсчетах мы не учитывали тактику постановки проблемы, тактику обозначения позиции, тактику объяснения и интерпретации и тактику дополнения: их использование необходимо оппонентам для заявления и обоснования своих взглядов, следовательно, они используются всеми коммуникантами, и их частотность, выраженная в процентах, приравнивалась бы к абсолюту, то есть к 100%. Применение всех остальных тактик не является обязательным в рамках программы «Клинч», и они так или иначе помогают участникам выиграть борьбу за голоса публики.

Наиболее успешными коммуникативными тактиками оказались тактика иллюстрирования, тактика аналогий и тактика указания пути решения проблемы. Две первые являются реализациями стратегии логического убеждения, последняя относится входит в разряд стратегии рассмотрения проблемы. То, что использование именно этих тактик приводит коммуниканта к победе, позволяет нам с некоторой долей уверенности утверждать, что слушатель радио «Эхо Москвы» и конкретно программы «Клинч» – критически настроенный, вдумчивый, конструктивно мыслящий человек, на которого логические аргументы действуют сильнее, чем эмоционально заряженная речь с применением риторических приемов. Следующими по частотности являются тактика обвинения и тактика альтерна-

тивного рассмотрения проблемы. Применение тактики обвинения, как правило, приносит коммуниканту победу в любой политической дискуссии. Что касается тактики альтернативного рассмотрения проблемы, то ее в большинстве случаев используют вместе с тактикой указания пути решения проблемы, поэтому ее высокая частотность также позволяет характеризовать аудиторию программы как критически настроенную.

Анализ политического дискурса как совокупности речевых актов в рамках политической коммуникации требует глубокого погружения в предмет. Мы остановились только на одном аспекте его изучения, рассмотрев коммуникативные тактики с точки зрения их успешности/неуспешности. Полученные результаты подтверждают мнение, сложившееся среди политических лингвистов, о том, что только политик, занимающий активную позицию в диалоге, может рассчитывать на популярность у потенциальных избирателей. Конечно, нельзя проводить знак равенства между использованием той или иной тактики и определенным результатом дискуссии: немаловажное влияние оказывают и сопутствующие факторы (технические возможности программы, общий культурный и политический контекст, интеллектуальный уровень аудитории).

Выбранная методика, в особенности метод сопоставительного анализа, позволяет сравнить успешность тактик с позиций разных групп слушателей. Результаты голосования дают возможность для сопоставления реакций на ту или иную тактику с точки зрения возраста, пола, социального положения конкретного слушателя. В перспективе данные, которые будут получены в ходе дальнейшей работы, могут способствовать установлению связи между ориентацией политика на определенную социальную группу с выбираемыми им коммуникативными тактиками. Резюмировав все вышесказанное, можно сказать, что коммуникативная стратегия является мощным средством воздействия на адресата. Воплощая в себе коммуникативную цель адресанта, она одновременно организует его речевую структуру. Точное и своевременное использовании стратегии служит показателем речевой грамотности говорящего и способствует укреплению его позиций в диалоге.

Список литературы

1.Иссерс. О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. – М.: Издательство ЛКИ, 2008.

2.Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса.

–Волгоград: Перемена, 2000.

Закон РФ «О средствах массовой информации» (далее закон РФ «О СМИ») предусматривает дополнительные гарантии журналистам при реализации свободы слова и права на распространение информации: статья 57 Закона содержит основания освобождения от ответственности редакцию, журналиста за распространение порочащих сведений, не соответствующих действительности.

Однако детальный анализ статьи позволяет сделать вывод, что статья сформулирована не достаточно четко. Ни в самом законе «О СМИ», ни в других федеральных законах, в Постановлениях Пленума Верховного Суда РФ не дается определений многих ключевых понятий, например, как официальное выступление, ответ на запрос, информационное агентство, что приводит к разрешению ситуаций с позиции личного усмотрения судьи. А поскольку в России не прецедентная система права, то не исключено, что имея одни писаные законы и схожие журналистские ситуации, решения будут разными, что недопустимо в демократическом обществе при равенстве всех на судебную защиту.

Закон РФ «О СМИ» не раскрывает понятие «информационное агентство», только указывая в статье 23, что «в отношении информационных агентств на них одновременно распространяются статус редакции, издателя, распространителя и правовой режим средства массовой информации». В Федеральном законе «О государственной поддержке средств массовой информации и книгоиздания Российской Федерации» (утратил силу согласно Федеральному закону № 122-ФЗ от 22 августа 2004 г.) информационным агентством признавалась организация, осуществляющая сбор и оперативное распространение информации.

По мнению А.Рихтера, «сведения от любого средства массовой информации, которое зарегистрировано в РФ как информационное агентство, подпадает под действие п.2 статьи 57» [1, с. 374].

Профессор, доктор юридических наук М.Федотов считает, что под информационным агентством понимается юридическое или физическое лицо, основным видом деятельности которого является сбор и оперативное распространение новостей и других материалов, предназначенных преимущественно для редакций средств массовой информации, подпадающее под правовой режим средства массовой информации и могущее осуществлять одновременно функции организации, осуществляющей выпуск средства массовой информации, и распространителя его продукции [2].

Следовательно, учитывая вышесказанное, главное отличие информационных агентств от иных СМИ – это оперативное распространение информации, без комментариев и анализа.

В связи с тем, что в Законе РФ «О СМИ» отсутствует понятие «официальное выступление», возникает вопрос: подпадает ли под него личная беседа в рабочее время и на рабочем месте, например, губернатора с журналистом?

На наш взгляд, не всякое выступление должностного лица является официальным. Если должностное лицо выступает на заседании, время, цель и повестка дня которого были объявлены заранее, то это будет официальным выступлением. Частная беседа с журналистом или высказанный комментарий вне пресс-конференции может и не подпадать под официальное выступление. Как резюмировал по этому вопросу Рихтер А.Г., «единообразной практики здесь нет, известны случаи, когда суды признавали официальным выступление письмо в редакцию местной общественной организации, но не считали таковым выступление на пресс – конференции областного прокурора» [1,

с. 378].

Для решения этой проблемы и снижения степени субъективности судей при вынесении решений, предлагаем дать определения понятиям: «официальное выступление» и «ответ на запрос». При этом считаем, что нет необходимости закреплять их на уровне федерального закона, а достаточно включить в форме рекомендаций, имеющих обязательный характер, в Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц». Наряду с понятием «порочащие сведения» они будут служить ориентиром для судей для принятия взвешенного решения по статье 57 Закона РФ «О СМИ».

Официальное выступление – сообщения должностных лиц государственных и муниципальных органов, организаций и общественных объединений, сделанные ими на заранее подготовленных мероприятиях (пресс-конференции, заседании органа государственной или муниципальной власти, перед общественностью и т.д.), независимо от места проведения и затрагиваемых вопросов. Официальным признается также незапланированное выступление указанных субъектов, но обозначенное ими как официальное (например, на митингах).

Ответ на запрос – информация, полученная от