опыт трансформации старопромышленных городов / 101812

Доход от исправления треб – « богослужений, не входящих в суточный богослужебный круг, и совершаемых по их необходимости...» [14, с. 382], на рубеже XIX – XX вв. являлся одним из ключевых компонентов материального обеспечения приходского духовенства и одновременно – « узким местом», в котором сталкивались противоположные интересы клира и паствы: «поболее взять и поменее дать», как метко охарактеризовал их Е.Е. Голубинский [10, с. 534, 536].

Самая ранняя попытка законодательного решения проблемы была предпринята в указе от 28

февраля 1765 г. [12, № 225; 11, с. 669 – 673], кото-

рым устанавливались требы обязательные к оплате по твердым ставкам – молитва родильнице, крещение, погребение и браковенчание. Однако практическая эффективность нововведения оказалась невысока – государственное вмешательство в данной сфере вплоть до конца XIX в. не сумело преодолеть силу многовекового обычая. Если для прихожанина дача вознаграждения духовенству хотя и вменялась в обязанность как элемент договорной системы отношений с причтом, но, по сути, была делом доброй воли или личного произвола, то для самого причта с учетом его далеко не блестящего материального положения взимание требных сборов превращалось в унизительную необходимость. В итоге складывалась ситуация, когда духовенство «находится в таком положении, что люди и самые честные, и самые благородные, или, по крайней мере, люди застенчивые, не могут не настаивать, или, по крайней мере, не припрашивать при получении платы за некоторые требоисправления, как бы ни было больно это их сердцу» [13, с. 352], когда клир «смотрит на приход, как на арендную статью…» [13, с. 365].

Приведенная цитата из опубликованных в одном из номеров журнала «Русская старина» за 1880 г. «Записок сельского священника» прямо указывает на распространенный в литературе описываемого времени стереотип, в котором, с одной стороны, стремление к обогащению рассматривается как определяющий мотив священнического служения. С другой стороны, все многообразное содержание этого служения нередко «сжимается»

до одной единственной функции требоисправления, сводится, в конечном счете, вновь к материальному преуспеванию как главной цели, которая достигается в первую очередь механическим исполнением треб. «От «попа» никто не ожидает ни особенно благолепного служения, ни проповедей, ни устроения прихода, ни даже нравственного руководительства. Его дело – крестить, венчать, хоронить, служить молебны на полях, освящать куличи на Пасху и плоды на Спаса...», – писал об этом П.А. Флоренский [15, с. 165].

При всей своей неоднозначности, такое упрощение, тем не менее, нацеливает на специальное исследование требной нагрузки приходского духовенства как важнейшей составляющей его повседневной деятельности и одновременно ключевого источника средств к существованию. Предметом нашего интереса являются некоторые закономерности фактического регулирования оплаты треб в рамках конкретного сельского приходского общества Череповецкого уезда Новгородской губернии. Применение микроанализа в данном случае обосновано как в связи с относительно слабой историографической разработанностью темы, так и вследствие самого характера документальной базы вопроса.

Источниками исследования послужили братские раздельные книги (тетради), представляющие собой одну из малоизученных на сегодняшний день разновидностей приходской документации второй половины XIX – начала XX в. В них фиксировались данные о каждом случае оплаты совершенной требы с указанием даты, места и суммы взноса, имени плательщика, нормах раздела средств между священно- и церковнослужителями, хлебных и иных продуктовых приношениях прихожан, долгах причта и прихожан за данный год, о денежных выдачах сторонним лицам за оказанные услуги, плате за совершение выписок из метрических книг, дачу предбрачных свидетельств и др. Записи за каждый месяц, сгруппированные в таблицы, заверялись подписями священника и членов причта.

Братские книги, содержащие цельный и легко структурируемый массив данных о требоисправ-

лении, достаточно редки в составе фондов местных архивов. Так, по Череповецкому уезду их известно всего шесть [3 – 8] при общем количестве приходов на начало XX в. – 74. Из выявленных книг четыре относятся к архиву Нелазской Успенской церкви и охватывают временной промежуток в два десятилетия: с 1881 по 1900 г. Именно их мы подробнее и рассмотрим ниже.

В названном приходе в период с 1893 по 1909 гг. (при населении 2839 чел. в 1893 г. и 3550 – в 1909-м) ежегодно совершалось от 25 до 30 браков, от 125 до 160 крещений, от 70 до 100 погребений, отправлялось 1200-1300 молебнов (литургий от 150 до 180). Средний требный и богослужебный доход нелазского клира составлял от 300

до 700 руб. ежегодно [2, л. 26 об., 27, 36 об., 37, 46

об., 47, 56 об., 57, 66 об., 67, 76 об., 77, 88 об., 98, 106, 112, 118, 124, 130, все – об.; 6, л. 1 об., 2, 7

об., 13, 13 об., 19 об.]. Разделу между священно- и церковнослужителями подвергалась большая часть общего внесённых в братские книги поступлений (до 80 % их общего объема). Остальные деньги могли отчисляться в пользу приходского попечительства или переходить в разряд церковных сумм. Так, в феврале 1900 г. Нелазскому попечительству было передано 18 руб. 4 коп. из 108 руб. 26 коп., то есть 16,67 % месячного дохода

[5, л. 36].

По определению Святейшего Синода, вышедшему в декабре 1887 г., братские доходы в трехчленном причте (священник, диакон, псаломщик), раскладывались в соотношении: 3/5 – в пользу настоятеля прихода, 2/5 – диакону и 1/5 – псаломщику. В приходах с двучленным причтом (священник и псаломщик) на долю первого выпадало уже три четверти поступлений [9, с. 10 – 11]. На практике допускались подчас значительные отклонения от предписанной законом нормы. В феврале 1891 г. итоговый доход в 76 руб. 60 коп. был распределен по следующей пропорции: священник получил 45,96 коп., тогда как труды диакона и псаломщика, вопреки правилам, были оплачены в равных долях – им причиталось по 15 руб. 32 коп. каждому вместо положенных (округленно) 25 и 12,5 руб. [1, л. 13 об., 14].

Как свидетельствуют документы, на исходе XIX столетия в изучаемом приходе существовала своеобразная иерархия требных такс. Наиболее высокой была плата за браковенчание: в зависимости от благосостояния семьи она составляла от двух до четырёх с половиной или пяти рублей, но чаще всего за брак давали 3 руб. 50 коп. [2, л. 3,

9 об., 10, 17 об., 27 об.].

Требы, связанные с похоронно-поминальной обрядностью, наоборот, были одними из самых дешёвых: отпевание младенца стоило, в среднем, 25 – 30 коп., вынос тела – от 15 коп. до 1 руб., совершение литии приносило около 35 коп. [1, л. 6263 об.; 5, л. 35]. Устойчивой была плата за собо-

рование умирающего – 1 руб. [2, л. 3 об.], примерно вдвое ниже (25 – 40 коп.) оценивалось совер-

шение погребения [1, л. 82; 2, л. 3; 4, л. 32].

Отпевание взрослого обходилось примерно в 50 коп., либо дешевле. Так, 7 марта 1889 г., за отпевание с выносом дано было только сорок копеек, а 4 июня 1899 г. за те же самые требы – уже 1 руб. [1, л. 79 об.; 5, л. 29, 36]. Обычный взнос за совершение панихиды по умершему равнялся 40 – 50 копейкам, если же ей сопутствовал молебен, цена могла иногда возрастать пятикратно [3, л.

18].

Размер взносов на годовое поминовение в приходе находился в диапазоне от 20 коп. до 1 руб., но мог повышаться и до пяти рублей [1, л. 29; 5, л.

10, 16, 21, 23, 34 с об.].

Стабильно низкой была такса оплаты крестин: на протяжении двадцати лет за них взималось по двадцать, гораздо реже – по двадцать пять копеек. Ещё дешевле оценивалось освящение икон, за которое платили от 3 до 10 коп. [1, л. 65 об.; 5, л. 35]. Размер таксы за молебны варьировался в широких пределах. Так, за водосвятный молебен из года в год бралось, в среднем, по одному рублю [3, л. 10], при этом плата за него могла и возрастать до 3 руб. [1, л. 57], и наоборот – снижаться до 50 коп. [1, л. 26]. Повседневные деревенские молебны изза своей массовости давали немного: например, на Пасху 1891 г. за 54 проведенных молебна с прихожан было собрано только 13 руб. 20 коп. [1, л.

16].

Приведенные примеры характеризуют диапазон колебаний требных выплат, однако определение «нормального» их уровня, принятого в рамках отдельного приходского сообщества, с известной точностью возможно только в случае сплошного анализа данных об оплате каждой требы в пределах выбранного временного интервала, что в перспективе должно стать темой самостоятельного клиометрического исследования. С учетом показанной подвижности ставок и особенностей формуляра братских книг наиболее эффективным способом использования и представления эвристического потенциала источника в данном случае является использование метода вариационных рядов. Он позволяет установить примерную бытовавшую в приходе норму оплаты каждой требы, исходя из частоты встречаемости той или иной ставки в братских книгах, а также определить степень устойчивости данной нормы.

Так, например, в книгу за 1897 – 1900 гг., был внесен 251 случай оплаты крестин, и в том числе 81 раз она отмечалась суммарно – или за несколько обрядов сразу, или совместно с другими поступлениями. Для оставшихся 170 требоисправлений вариационный ряд по ставке оплаты будет выглядеть следующим образом:

Таблица 1

Оплата крестин в приходе Нелазской Успенской церкви (1897 – 1900 гг.)

где xi – ставка оплаты требы (коп.); mi – количество случаев оплаты.

Нормальная ставка оплаты крестин (в таблице выделена жирным шрифтом – А.В.) в данном случае равняется 20 копейкам: ее относительная частота fi составляет 138/170, или 0,82. Устойчивость нормы, таким образом, превышает 82 %, а из оставшихся 32 случаев в двадцати девяти (17,06 %), как видно, за крестины платили больше положенного, причем зачастую фактический взнос многократно перекрывал бытовавшую таксу. Размах варьирования ставки, то есть разница между максимальным и минимальным ее значением, равен 140 копейкам, то есть составляет 15 раз. Для сравнения: в другом приходе Череповецкого уезда – Христорождественском Романовском в 1896 – 1901 гг. из 145 зафиксированных в братской книге «одиночных» крестин в 130 случаях причту давалось по 30 копеек – устойчивость нормальной ставки равнялась 88,97 %, а размах варьирования был меньше – от 15 до 80 коп., то есть всего 5,3 раза [8].

За самую дорогую требу, брак, в 1897 – 1900 гг. в исследуемом приходе платили духовенству 86 раз. Здесь минимальная ставка была только в 1,75 раза ниже максимальной, а случаев ее превышения в братской книге не зафиксировано, тогда как одна из каждых десяти треб оплачивалась по ставке, не достигающей нормы (табл. 2). Устойчивость нормы (3 р. 50 коп. за брак) при этом составляла

86 %.

Таблица 2

Оплата браков в приходе Нелазской Успенской церкви

(1897 – 1900 гг.)

Третья в нашем анализе и одна из наиболее распространенных повседневных треб – обедня. Доходы от нее внесены были в братскую книгу 1897 –1900 гг. 159 раз, в том числе 31 раз суммарно, еще в одной статье сумма сбора не проставлена. Из остальных 128 в 126 статьях книги фигурирует термин «обедня» / «заказная обедня», по одному разу его аналогами выступают «служба» и «литургия». Нужно заметить, что типичная фор-

мулировка источника «[принято] за обедню...», вероятно, не совпадает по содержанию с близкой ей «[принято] за службу...». Последняя может подразумевать, что в общую сумму дохода наряду с поступлениями собственно за обедню могли включаться и другие сборы – на это указывает и то, что данная формулировка была применена лишь единожды, и сама сумма дохода – 6 руб. 40 коп., заставляющая думать, что мы имеем дело со сводной записью требного дохода от нескольких плательщиков.

В целом же вариационный ряд по оплате обедни выглядит так (табл. 3):

Таблица 3

Оплата обедни в приходе Нелазской Успенской церкви

(1897 – 1900 гг.)

Устойчивость нормы (1 р.) в этом примере несколько ниже, чем в двух предыдущих – 81,1 %, характерен и нестабильный «шаг» ставки (от 5 – 10 до 50 – 100 копеек). Доля «недооцененных» треб невелика (1,57 %), «переоцененных» – наоборот, повышена до 17,32 %: этот показатель практически равен тому, что выше был рассчитан нами для крещения. Анализ размаха варьирования позволяет сделать и еще одно заключение. Если для брака нормальное значение таксы находится в то же самое время в позиции экстремума – наибольшей ее величины, то для обедни, как и для крестин, норма на условной оси координат сильно смещается влево от центра.

Таким образом, продемонстрированный выше пример количественного анализа братских раздельных книг выявляет на микроуровне характерную особенность требоисправительной практики сельского православного прихода конца XIX в. – достаточно четкую ее нормированность с выраженными локальными различиями в оплате отдельных треб, их сравнительной частотности, диапазоне колебаний сумм взносов. Верификация сведений источника, в частности, установление степени полноты их данных представляет отдельную проблему, однако можно утверждать, что существование «нормальных» такс, доля оплат по которым могла превышать 90 % от всего объема фиксировавшихся в книгах обрядов, в целом не противоречило принципу добровольности даяния за требы. Нередко приходской клир довольствовался сборами, в несколько раз отличавшимися от принятой нормы и в меньшую и в большую сторону, сообразно различным возможностям плательщиков.

Список литературы

1. Архив Череповецкого музейного объединения

(ЧерМО). Ф. 8. Оп. 7. Д. 42.

Массовая культурно-просветительная (или как ее называли в исследуемый период – « научнопросветительная») работа всегда являлась одной из важнейших функций советских музеев. В годы хрущевской «оттепели», несмотря на начавшиеся процессы «десталинизации» советского общества, музеи по-прежнему воспринимаются партийными властями как идеологические учреждения, основной задачей которых являлось воспитание строителей коммунистического общества. Музеи должны были акцентировать свою деятельность на изучении вопросов современного коммунистического строительства, на создании полноценных экспозиций отделов советского периода, на раскрытии роли КПСС как ведущей, направляющей и руководящей силы в обществе [1, с.250-251].

Основной формой массовой культурнопросветительной работы Череповецкого краеведческого музея являлось экскурсионное обслуживание посетителей. Структура экспозиции Череповецкого музея к середине 50-х годов включала в себя четыре отдела: отдел природы, дореволюционного прошлого, отдел советского периода и художественный отдел.

Анализ экскурсионной работы музея позволяет сделать вывод о том, что с середины 50-х годов расширяется тематика проводимых экскурсий. Так, если в 1953 году экскурсии по музейной экспозиции проводились по 23 темам, то к 1961 году количество тематических экскурсий увеличилось до 30. Новые разработанные экскурсии были посвящены истории г. Череповца и перспективам его развития, историческим и культурным памятникам города. Однако преобладающими в этом списке по-прежнему оставались темы с ярко выраженным идеологическим содержанием: «Великий план строителей СССР», «Технический прогресс промышленных предприятий», «Борьба с пережитками капитализма в сознании людей» [2].

С конца 50-х годов музей начинает проводить методические экскурсии для пионервожатых и учителей городских школ на темы: «Что собирать в лесу со школьниками?», «Исторические памятники города» и др. [3]. Тем самым музей подтверждает свой статус как центра краеведческой работы города и прилегающих к нему районов.

Вначале 60-х годов все проводимые музейными сотрудниками экскурсии были объединены в несколько разделов: обзорные экскурсии по всему музею, тематические, экскурсии по школьной программе и специальные экскурсии для приезжающих в город делегаций или определенных групп посетителей. Так в 1962 году в художественном отделе музея преподавателем Череповецкого педагогического института была проведена для студентов филологов экскурсия на французском языке посвященная жизни и творчеству В.В. Верещагина [4].

Впервой половине 60-х годов среди горожан и гостей города становятся популярными проводимые музейными сотрудниками пешеходные и автобусные экскурсии по городу на темы: «Череповец – индустриальный центр северо-западной металлургии», «Зеленые насаждения города», «История города Череповца» [5].

Несмотря на возрастающий объем экскурсионной работы в штате музея по-прежнему не имелось должностей экскурсовода и организатора по массовой работе. Вся нагрузка по проведению экскурсий ложилась на четырех научных сотрудников. Кроме них, экскурсии в стенах музея проводили учителя городских школ, пионервожатые, воспитатели общежитий, агитаторы, профорганизаторы и секретари первичных комсомольских организаций, которые перед проведением экскурсии предварительно посещали музей в целях знакомства с его экспозицией и специальной музейной литературой [6]. С 1964 году музей начинает

проводить систематическую подготовку экскурсо- водов-общественников по отделам истории дореволюционного периода и истории советского периода [7].

Наряду с экскурсионной деятельностью одним из важнейших направлений массовой культурнопросветительной работы Череповецкого краеведческого музея являлось организация временных выставок, как в самом музее, так и за его пределами. Для выставочной деятельности рассматриваемого периода характерным остается сильная идеологическая составляющая. Стремление повысить показатели массовой работы музея с одной стороны, и необходимость выполнять идеологический заказ партии и правительства с другой, зачастую приводило к негативным тенденциям в работе музейного коллектива, которые выражались в создании большого количества однотипных политизированных выставок. Так, в 1961 году из 98 временных выставок, 29 были созданы на тему – « На встречу XXII съезду КПСС», 18 – на тему «XXII съезд КПСС – съезд строителей коммунизма» и 17 выставок на тему – « Великая программа КПСС»

[8].

Большое внимание уделялось созданию выставок отражающих успехи в строительстве и в работе крупных промышленных предприятий города, освещающих ход городского соревнования за звание коллективов коммунистического труда, показывающих внедрение новой производственной техники на предприятиях [9].

Однако и в выставочной работе в годы хрущевской «оттепели» происходят заметные изменения. В середине 50-х годов по требованию Управления культуры Вологодского Облисполкома Череповецкий музей впервые начинает создавать временные выставки, рассказывающие о памятниках истории и культуры края. В состав подобных выставок включаются картины, этюды, фотографии, макеты архитектурных памятников Вологодской области [10].

В 1958 году в Череповецком краеведческом музее впервые открылась постоянная книжная выставка, на которой была представлена новая литература краеведческого характера, изданная за последние годы, а у горожан появилась возможность приобретать в книжном киоске музея все новые печатные издания о своем крае [11].

С конца 50-х годов популярными становятся художественные выставки организуемые музеем. Так в 1959 году с большим успехом прошли выставки картин художников Корбакова В.Н. и Жуковича К.В., а также выставка работ череповецких художников занимающихся в изобразительной студии при музее (в целом эти выставки посетило 99257 человек). В этом же году в стенах музея была организована выставка медальерного искусства

[12].

В 1961 году Министерство Культуры РСФСР направило в Череповецкий музей выставку изде-

лий декоративно-прикладного искусства, которая ранее экспонировалась в Москве на выставке «Советская Россия» [13]. Выставка вызвала большой интерес череповчан, однако в последующие годы подобная практика прекратилась в связи с отсутствием у музея достаточной экспозиционной площади.

Во второй половине 50-х – нач. 60-х годов музейными сотрудниками внедряются новые формы лекционной пропаганды: методические лекция для учителей по краеведческой тематике, циклы лекций по истории русского и советского искусства, лекции по эстетическому воспитанию школьников

[14].

В50-60-е годы Череповецкий музей проводит большую работу по привлечению новых категорий посетителей. Одной из новых форм подобной работы являлось организация дней специализированного обслуживания. Периодически проводятся: «День колхозника», «День механизатора», «День школьника», «День коллекционера» [15]. Новой формой массовой работы становится организация

вмузее различных конкурсов: на лучший фотоснимок, на лучший дневник туриста и т.д. [16].

В1955 году в музее проходит конференция посетителей на тему «Что ждут посетители от музея?», которая являлась первой попыткой изучения запросов музейной аудитории [17]. В начале 60-х годов при музее организуются различные кружки по интересам: цветоводов, любителей истории, юных искусствоведов; начинают регулярно проводиться слеты туристов-краеведов [18].

Впервой половине 60-х годов в связи с открытием Волго-Балтийского водного пути Череповецкий музей начинают посещать многочисленные группы туристов с теплоходов, курсирующих по линиям Москва-Череповец и ЛенинградЧереповец. Для обслуживания приезжающих туристов музей перешел на скользящий график работы, который позволял проводить экскурсии по городу в утренние и вечерни часы. Для туристов были разработаны автобусные экскурсии по городу продолжительностью 4 часа, которые знакомили гостей города с историей и бурным промышленным ростом Череповца. Благодаря этим мероприятиям только за навигацию 1963 года небольшому музейному коллективу удалось обслужить

14320 туристов [19].

Вначале 60-х годов руководством музея перед администрациями городских предприятий и учреждений впервые ставиться вопрос о заключении договоров на коллективное посещение музея. В последующие годы подобная форма привлечения посетителей прочно войдет в музейную практику

[20].

В годы хрущевской «оттепели» Череповецкий музей значительно упрочил свое положение как методического центра краеведческой работы в городе и в прилегающих к нему районах. С конца

50-х годов сотрудники музея оказывают активную методическую помощь учителям городских школ по вопросам преподавания краеведения в школе. В самом музее организуются «Дни краеведов», проводятся краеведческие викторины и устные краеведческие журналы [21].

В1963 году для подготовки краеведов к предстоящему летнему сезону при музее были организованы четыре секции (природы, истории, истории Советского периода и художественная) в которых музейные работники знакомили начинающих краеведов с методикой сбора различных экспона-

тов [22].

Врассматриваемый период заметно оживляется культурно-просветительная работа со школой. Если в предшествующий период основным содержанием подобной работы являлось организация школьных экскурсий и туристических походов, то теперь возникают новые формы взаимодействия музея и школы. В стенах музея проводятся сборы пионерских отрядов и торжественные пионерские линейки, прием в комсомол, музейные уроки по различным разделам школьной программы, сотрудники музея оказывают помощь в организации отрядов «Красных следопытов», большое внимание начинает уделяться эстетическому воспитанию школьников [23].

В1963 году в целях координации работы со школой при музее организуется на общественных началах сектор по работе с детьми. На протяжении многих лет бессменным руководителем детского сектора являлась А.А. Алексеева, которая занималась разработкой маршрутов школьных походов, их методическим сопровождением и подведением результатов [24].

Врассматриваемый период Череповецкий краеведческий музей становиться центром по организации выявления, охраны, исследования и популяризации памятников истории и культуры города Череповца и прилегающих к нему районов. Пропаганда памятников ведется музейными сотрудниками через экспозиционную и выставочную работу, чтение лекций и докладов. Благодаря помощи музейного актива подобной работой удается охватить широкие слои общественности. Так

в1960 году музей провел по историческим и революционным памятникам города 176 экскурсий с охватом 7236 экскурсантов. В качестве экскурсоводов выступали местные краеведы, пионервожатые, учителя городских школ [25].

Вцелях охраны памятников музей ежегодно берет на учет открытые памятники археологи. Значительные усилия небольшой музейный коллектив предпринимает и по охране памятников архитектуры края. При составлении плана музейной работы на 1960 год, музейными сотрудниками разрабатывается целый комплекс мероприятий по охране и популяризации памятников, находящихся в непосредственной близости от города. Среди

прочих мероприятий планировалось привести в порядок церковь в с.Нелазское (памятник деревянного зодчества XVII в), организовать для туристов специальный автобусный маршрут Черепо- вец-Нелазское, составить путеводитель по памятникам истории и культуры края. Однако недостаток финансирования не позволил музею реализовать намеченные мероприятия [26].

В конце 50-х годов заметно активизируется музейная работа по эстетическому воспитанию трудящихся. Одним из ее проявлений стало создание в 1958 году при художественном отделе музея студии изобразительных искусств. К началу 1961 года в студии занималось 45 человек, большинство из которых являлись рабочими промышленных предприятий города. Руководила работой студии научный сотрудник музея К.М. Бухарина, а в качестве преподавателя выступал музейный художник С.П. Песков [27].

Неоценимую помощь в проведении столь разнообразной по формам культурно-просвети- тельной работы Череповецкому музею оказывал общественный музейный актив, который в 1957 году насчитывал 764 человека и включал в себя людей разных специальностей и возраста (краеведов, учителей, работников промышленных предприятий, школьников, пенсионеров) [28].

Анализ культурно-просветительной работы Череповецкого краеведческого музея в 1953-1964 гг. позволяет сделать вывод о значительном расширении форм и методов ее проведения. При сохранении сильной идеологической составляющей, массовая работа музея перестает носить чисто пропагандистский характер и становится все более ориентированной на удовлетворение культурных и образовательных запросов посетителей. Главным показателем успеха подобной работы являлся рост посещаемости краеведческого музея. Так, если в 1953 году музей посетило 137009 человек, то в 1964 году эта цифра увеличилась до 180636

человек (+32%) [29].

Список литературы

1. Златоусова В.И. Государственная политика в области музейного дела (1945 – 1985 гг.) // Музей и власть. – М.,

1991. – Ч. 1. – С. 250-251.

2. ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.142. Л.16 – 17; Д.195. Л.35 –

36.

3.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.182. Л.47.

4.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.201. Л.8 – 9.

5.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.206. Л.8.

6.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.162. Л.27.

7.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.213. Л.3.

8.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.195. Л.16 – 17.

9.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.189. Л.38 – 40.

10.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.167. Л.36; Д.188. Л.3.

11.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.176. Л.28.

12.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.182. Л.17 – 18.

13.ЧЦХД. Ф.922. Оп.1. Д.195. Л.7.

Визучении истории российского либерализма одной из наиболее важных и дискуссионных является проблема отношения либералов к императорской власти. В отечественной историографии она решается в рамках трех основных концепций: либеральной, консервативной и социалистической. Первая исходит из того, что главная цель либералов – мирное эволюционное реформирование страны на принципах гражданского общества и правового государства на основе разумного компромисса с властью. Отсюда вытекает признание тактики законодательной парламентской работы единственно возможной в условиях начала ХХ в. (с 1906 г.). При этом основная вина за революционные потрясения ложится с одной стороны на историческую власть, не сумевшую найти общего языка с обществом, с либеральной оппозицией, с другой – на левые партии, которые стояли на деструктивных позициях, а в Государственных думах занимались революционным митингованием вместо парламентской работы.

Воснове консервативной концепции лежит мысль о том, что либералы полностью отрицали позитивный характер императорской власти и стремились к установлению парламентской республики, несвойственной историческим реалиям страны, прежде всего, с целью захвата власти. Отсюда вытекала радикальная тактика кадетской партии и ее конфронтационный настрой на борьбу

систорической властью. Слишком тесное сотрудничество кадетов с левыми, опора на них в борьбе

справительством исключали разумный компромисс. В такой системе координат либералы отличались от революционеров лишь методами борьбы

ссуществующей властью. Значительную долю вины за революционные потрясения консерваторы возлагают на кадетов, которые, по их мнению,

слишком увлеклись борьбой за власть и не сумели подняться до понимания насущных задач страны.

Представители марксистского направления общественной мысли считают, что главная цель либералов – устранив пережитки феодализма, установить в стране буржуазный строй. Но на решительные методы борьбы либералы были неспособны из-за трусливости и слабости буржуазии, тесно связанной с самодержавием, а также из-за опасения вызвать в стране народную революцию. Отсюда умеренность тактики либералов и их стремление договориться с императорской властью. Как писал В.И. Старцев, «обращение к царю – убеждение – предложение сделки – таким представлялся буржуазным либералам путь к власти, а вернее, к разделу власти с романовской династией» [1, с. 13]. По мнению социалистов, парламентская тактика оппозиции успеха принести не могла из-за слабости либералов и остроты переживаемого страной кризиса, разрешить который можно было только революционным путем.

В 1990-е гг. начался пересмотр доктринальных основ советской историографии либерализма, который сказался и на проблеме «либералы и власть». Для лучшего осознания происходивших процессов, необходимо вспомнить эмигрантские дискуссии 1920-30-х гг. В то время начался своеобразный синтез леволиберальных (кадетских) и правосоциалистических (меньшевики и эсеры) идей, который нашел свое политическое воплощение в «новой тактике» П.Н. Милюкова. Если до революции идейное противостояние между либералами и социалистами достигало весьма большой остроты, то для эмиграции это уже не было характерно – главным идеологическим противником первых стали консервативные силы. По проблеме «либералы и власть» наметился совершенно очевидный консенсус между либералами и социали-

свидетельствовало о достаточно высоком уровне оппозиционности либералов, об их неприятии существующей власти. Однако, несмотря на разницу мнений, либерализм в целом остался на прежней платформе конструктивной оппозиции – борьба с властью за реформы мирными парламентскими методами, отрицающими насильственные, революционные пути [5, с. 241].

Подходы В.В. Шелохаева к проблеме «либералы и власть» получили полное признание в современной историографии и в настоящее время являются господствующими. Исследователи признали необходимость выводить тактику либеральных партий из их программных установок. Историки показали, что кадетская партия в выработке тактической линии исходила, прежде всего, из доктринальной заданности своей программы, а также из учета конкретно-исторической ситуации, делая определенные подвижки в способах деятельности, но, не меняя сущности концептуальных установок. Кадетская партия пыталась осуществлять свою деятельность в рамках эволюционной идеи общественного переустройства, в основном мирным парламентским путем. Однако при этом тактическая линия кадетов несла в себе противоречивые начала: с одной стороны, будучи конституционалистами и отстаивая примат права, они стремились действовать законными методами, отстаивая парадигму эволюционизма. Но с другой стороны, конкретные обстоятельства политической борьбы приводили к тому, что кадеты не могли полностью исключить возможности использования революционных методов и поддержки массовых антиправительственных выступлений, чем вызывали недовольство не только правых сил, но даже определенной части собственной партии. Современные историки, изучив либеральные тактические принципы, отмечают, что уникальность кадетской партии определяла ее поведенческая линия, как партии приближенно парламентского типа в непарламентской стране. Партия, в основном за счет своего состава и своих лидеров продемонстрировала культуру и психологию парламентского поведения, которое можно назвать психологией контактности, психологией компромисса. Кадеты добивались «единения» партии и успокоения страны, но не на уровне восприятия этой проблемы правительственным лагерем, а успокоения с точки зрения расширения возможностей демократической работы.

В 1990-е гг. на волне осуждения революции началась реанимация консервативной идеологии, что не могло не отразиться и в историографии. Идеализация политики Николая II автоматически привела к осуждению либералов, как той силы, которая «раскачивала лодку» и способствовала падению старого режима. По мнению консерваторов, либералы делали ставку на революцию, при-

чем их давление на власть было тем смелее и демонстративнее, чем тяжелее было положение власти.

Возлагая всю вину за провал первых Дум на либералов, консервативная историография не замечает ответственности самой власти. Совершенно очевидно, что Николай II пошел на введение народного представительства под огромным давлением снизу. Вынужденность этой меры наложила неизгладимый отпечаток на отношение императора к собственному парламенту, которое всегда отличалось подозрительностью и откровенной неприязненностью. Многие современные историки отмечают – « дарованность» сверху парламента придала создаваемой системе во многом неестественный и нежизнесопособный характер, ибо она была сориентирована на сохранение, «обслуживание» самодержавия, а не на удовлетворение политических потребностей населения. Поэтому первые Думы были изначально обречены, ибо не могли устранить назревшие проблемы развития страны. В этих условиях кадеты в Думах следовали вполне разумному тактическому правилу: свобода должна быть добываема теми способами, которые сами по себе воспитывают массу в уважении к свободе и праву. Поэтому они стремились проработать в Думе как можно более длительное время, чтобы «укрепить корни» думской традиции «в народной почве» и подготовить законодательные основы для коренных преобразований в стране.

В целом либеральную и консервативную парадигмы разделяют весьма серьезные противоречия, и консенсус между ними вряд ли возможен. Либеральная историография не признает революционность кадетской тактики, отрицает стремление кадетов сознательно «раскачивать лодку», работая этим на революцию, чтобы воспользоваться плодами победы для своекорыстных целей захвата власти. Недаром консерваторы убеждены в том, что программа для кадетов никакого существенного значения не имела, а нужна была лишь как средство устроить переворот. Консерваторы категорически отрицают благие побуждения либералов, считая их не идейными борцами, а беспринципными политиканами, готовыми на все ради власти.

Поэтому неудивительно, что в современной историографии главная линия противостояния проходит не между социалистической и либеральной парадигмами, как это было, скажем, до революции, а между консервативной и либеральной, причем на первую явно работают неудачи либеральных реформ 1990-х гг. В этом смысле в современной историографии произошло как бы восстановление эмигрантских дискуссий об ответственности либералов за революцию.

Проанализировав историографические дискуссии по проблеме «либералы и власть», можно за-

метить, что основные споры вызывает вопрос о характере оппозиционности либералов. Кем были либералы по отношению к власти – внутрисистемной «оппозицией Его Величества», недовольной практикой самодержавия, но не посягавшей на его основы, или внесистемной «оппозицией Его Величеству», стремившейся к кардинальной перестройке общества? При ответе на этот вопрос необходимо учитывать отсутствие единства в российском либерализме начала ХХ в., его достаточно четкое деление на правое (октябристское) и левое (кадетское) течения. Правые либералы, вне всякого сомнения, были внутрисистемной умеренной конструктивной оппозицией, с чем согласно подавляющее большинство историков. С левыми либералами вопрос более сложный. В своих программах они предлагали принципиально новое государственное устройство, основанное на принципах гражданского общества и правового государства. Нет нужды пояснять, что эти принципы почти никак не согласуются с традиционными ценностями российского самодержавия. Поэтому с мировоззренческой точки зрения левые либералы были внесистемной «оппозицией Его Величеству», на что неоднократно указывали их правые оппоненты.

Однако, борясь с императорской властью за конституционные реформы, левые либералы следовали принципам законности и легальности, что превращало их, с точки зрения приемов и методов борьбы, в системную «оппозицию Его Величества». Предлагая власти различные варианты реформирования страны, кадеты, безусловно, выступали в роли конструктивной оппозиции. На это обстоятельство неоднократно указывали левые оппоненты кадетов, оно полностью подтверждается отечественной историографией. В этой связи наиболее разумно определять левых либералов так, как они сами себя называли – ответственная (добавим, конструктивная) оппозиция. Это определение отношения либералов к власти полностью признано современной исторической наукой.

В истории и политологии традиционно считается, что внесистемная оппозиция по определению должна быть деструктивной. История кадетской партии опровергает это положение. Кадеты, являясь в большинстве своем по своей системе взглядов внесистемной оппозицией, продемонстрировали искреннее стремление к конструктивному сотрудничеству с властью, что и дало основание многим исследователям называть их «оппозицией Его Величества». В наши дни некоторые историки, в основном представляющие неоконсервативное направление общественной мысли, стремятся доказать деструктивный характер деятельности российских либералов, отсутствие у них желания искать разумные компромиссы с императорской властью. Нам трудно согласиться с таким подхо-

дом, особенно в свете опыта партии октябристов, которая поддержала историческую власть в надежде на реформы и оказалась в итоге у разбитого корыта.

Вопрос о степени оппозиционности либералов неразрывно связан с другим вопросом – способствовала ли деятельность либеральной оппозиции предотвращению революции, или, наоборот, стимулировала социальный взрыв? Уже сами либералы дали достаточно четкий ответ на этот вопрос. В мае 1917 г. В.А. Маклаков рассуждал: «с нас снимали и до сих пор снимают честь революции… нам говорят слева: революцию сделали не вы, буржуазия, а солдаты и пролетариат. Господа, в минуту восторга и гордости за нами могут отрицать честь революции, но ответственности за нее с нас не снимут» [6, с. 18]. Представители консервативной историографии действительно не сняли ответственности с либералов за революцию, но подавляющее число современных исследователей отвечает на этот вопрос несколько по иному. Конечно, либералы своей деятельностью способствовали крушению старого режима, но возлагать на них основную ответственность за революцию, превращать их в главных виновников российской драмы начала ХХ века, было бы большой ошибкой. Революция в России была вызвана сложнейшим комплексом социально-экономических и политических противоречий, а не «деструктивной» деятельностью либеральной оппозиции. Подавляющее большинство историков признают стремление либералов не допустить в стране революцию, но крайне недальновидная политика исторической власти сводила на нет все их усилия в этом направлении, превращая оппозиционеров, по словам П.Н. Милюкова, в «неопытных революционеров и плохих заговорщиков».

Список литературы

1.Старцев В.И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905 – 1917 гг. (борьба вокруг «ответственного министерства» и «правительства доверия»). – Л., 1977.

2.Ганелин Р.Ш. Советские историки: о чем они говорили между собой. Страницы воспоминаний о 1940-х –

1970-х годах. – СПб., 2004.

3.Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия / Под ред. В.В. Журавлева. – М., 1995.

4.Секиринский С.С., Шелохаев В.В. Либерализм в Рос-

сии: Очерки истории (середина Х1Х – начало ХХ в.). – М.,

1995.

5.Шелохаев В.В. Либеральная модель переустройства России. – М., 1996.

6.Буржуазия и помещики в 1917 году. Частные совещания членов Государственной думы / Под ред. А.К. Дре-

зена. – М.; Л., 1932.