Мечта о княжеских хоромах

Была своя версия и у Юрия Титовича. Получив доступ к святая святых городской приватизации, он обнаружил, что Маневич действительно ходил “по краю закона”. Один из сомнительных приватизационных проектов касался продажи полусотни шикарных особняков, принадлежавших дореволюционной аристократии.

Могут ли сотрудники жэка приватизировать стоящие у них на обслуживании дома? Разумеется, нет. Однако именно это произошло с питерским “нежилым фондом”. Трест, на балансе которого находились княжеские хоромы, был преобразован в “организацию арендаторов” – так стали себя именовать работавшие в тресте строители, слесари и вахтеры. И вся эта структура, вдруг превратившаяся из учреждения по обслуживанию и реконструкции памятников архитектуры в их арендатора (АПРЭО “Нежилой фонд”), получила право выкупить особняки по балансовой (не сопоставимой с рыночной) стоимости.

Бумажная канитель вокруг этой недвижимости не стоит внимания читателей, но остановимся на итоговых документах. В них здания, во-первых, сильно уменьшились в объемах (соответственно уменьшились и цены); во-вторых, ремонтники, вахтеры и лифтеры написали заявления с отказом от участия в дележе этого пирога; в-третьих, неведомо откуда появился упомянутый в портовой версии “Союзконтракт” – он сначала выступал всего лишь гарантом предстоящих сделок купли-продажи, однако от договора к договору его участие в проекте становилось более весомым. На многих документах стояла подпись Маневича.

16 октября 1993 года Маневич подписал подтверждение прав на аренду АПРЭО, который выкупает здания, и трехстороннее соглашение между АПРЭО, КУГИ и “Союзконтрактом” по поэтапному выкупу зданий. Вскоре “Союзконтрактом” были выкуплены первые 11 зданий – в основном по балансовой стоимости, а иногда и ниже. За каждый особнячок было уплачено примерно по 500 “штук баксов”. Но эта “лафа” скоро кончилась. После первой сделки КУГИ замолчал – надолго, на целых два года. Надо ли говорить, как сильно были обмануты ожидания “Союзконтракта”, который был готов выкупать остальное.

Возможно, организаторы этой многоходовой авантюры поняли, что теперь надо по второму кругу договариваться с чиновниками из КУГИ. И, подсчитав возможные затраты, вполне могли обидеться на г-на Маневича. Не исключено также, что это не единственный случай, когда вице-губернатор давал повод на него обидеться.

Характерно, что сразу после расстрела на Невском и назначения на место Маневича Германа Грефа было заявлено, что сделка по продаже “Союзконтракту” старых особняков непременно состоится. Более того, губернатор Яковлев пояснил, что сделка законна, и заявил, что, мол, цель “Союзконтракта” – не взять эти здания, а после реконструкции использовать их под какие-то общественно-полезные цели (по его словам, какое-то из этих зданий хочет, к примеру, приобрести “Лукойл”).

Синтетическая версия

Возможно, только одна из перечисленных версий недалека от истины, но существует схема, при которой все они получают право на существование. Если шире взглянуть на то, что происходило в 1997 году в Санкт-Петербурге, становится очевидно: убийство Маневича произошло непосредственно перед началом нового, во многом решающего этапа городской приватизации. На кону были и морской порт, и упомянутые особняки, и аэропорт Пулково. Среди соискателей – все те же известные финансово-политические структуры.

При жизни Маневича имя вероятного победителя сомнений не вызывало: вице-губернатор всегда был активным членом команды Чубайса – Потанина. Да и сам губернатор Яковлев, перед избранием ориентировавшийся на партию Сосковца – Коржакова, в последнее время все больше сближался с друзьями ОНЭКСИМ-банка. Одним словом, накануне приватизационного финала обозначился явный дисбаланс сил.

После гибели Михаила Маневича стартовое положение основных претендентов на питерский “пирог” выравнялось. Г-н Греф слывет человеком более гибким и склонным к компромиссам. Кстати, и сам Анатолий Борисович не скрывал, что гибель Маневича для него – нечто большее, чем просто смерть друга.

– Мы достанем всех: и тех, кто спускал курок, и тех, кто оплачивал это своими вонючими воровскими деньгами, – говорил отец русской приватизации на похоронах. – Мы достанем их всех, потому что теперь у нас нет выбора: теперь либо – мы, либо – они.

Нет оснований сомневаться в искренности тогдашнего первого вице-премьера. Однако, чтобы “достать их всех”, придется досконально изучить и вытащить на свет все механизмы, все приводные ремни российской – а не только питерской – приватизации.

Но на такое г-н Чубайс согласиться, конечно же, не мог. Тем более что и под ним к тому времени кресло начало изрядно шататься. Так что младореформаторам все-таки пришлось смириться с другой формулой: “и мы, и они”.