Учебники Монографии и др 2 / Теневая и Криминальная эк-ка / ЛатовЮВ_Статья Антимигрант. экстремизм

МАСШТАБЫ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЙ

ПРЕСТУПНОСТИ

Латов Юрий Валерьевич

(Академия управления МВД России, г. Москва)

e-mail: latov@mail.ru

Образование в сентябре 2008 г. нового Департамента по противодействию экстремизму (ДПЭ) МВД России стало показателем качественных сдвигов в понимании приоритетов борьбы с преступностью. Поскольку ДПЭ сформирован на основе тех подразделений расформированного Департамента по борьбе с организованной преступностью и терроризмом, которые занимались борьбой с терроризмом, можно сказать, что в наши дни противодействие экстремизму официально признано столь же важным, как ранее – противодействие терроризму.

Возникновение ДПЭ уже вызвало ряд весьма критических отзывов. Не вызывают удивления суждения либералов-оппозиционеров, будто государственную кампанию по борьбе с экстремизмом «власти развернули… для усиления контроля над обществом, а не для поддержания порядка в стране в период кризиса». Поскольку радикальные оппозиционеры оказались «клиентами» нового Департамента, их критические отзывы вполне предсказуемы. Более существенны критические суждения некоторых профессиональных криминологов (как, например, В.С. Овчинский и В.В. Лунеев), считающих современную организацию противодействия экстремизму малоудачной инновацией и даже «правовой шизофренией» [1; 2; 3].

Первая годовщина образования ДПЭ – хороший повод поразмышлять над некоторыми проблемами, с которыми связана организация противодействия экстремизму. Одной из них, безусловно, является проблема измерения масштабов экстремизма.

Степень общественной опасности любого вида правонарушений (а значит, и степень приоритетности борьбы с ним) определяется количеством этих правонарушений и, самое главное, потерями от них. Если взглянуть с этой точки зрения на экстремизм, то обнаружится много нерешенных вопросов.

Рис. «Крест насилия»: сравнительная динамика преступлений террористического характера и экстремистской направленности в России 2000-х гг. (по данным ГИАЦ МВД России)

Если сопоставить динамику террористических и экстремистских преступлений, то графически показатели динамики этих преступлений образуют своеобразный крест – «крест насилия» (Рис.): терроризм сокращается – экстремизм растет. Львиную долю преступлений экстремистской направленности составляют преступлений, связанные с «антимигрантской» деятельностью «русских патриотов», борющихся с «кавказцами» и другими лицами «неславянской внешности». Усиление внимания к противодействию экстремизму связано, прежде всего, с тем, что в последнее время антимигрантская преступность уносит больше человеческих жизней, чем преступления террористического характера. Можно сказать, что, согласно данным ГИАЦ, северокавказский терроризм вытесняется «анти-кавказским» экстремизмом.

Официальные статистические данные свидетельствуют о существенном росте проявлений экстремизма и в текущем году. Так, в 2008 г. в стране было совершено 460 таких преступлений (по сравнению с 2007 г. – рост на 29,2 %). А за первое полугодие текущего года их уже выявлено 266 (+6,4% по отношению к аналогичному периоду прошлого года).

Однако в какой степени данные ГИАЦ о зарегистрированных преступлениях отражают реальную картину событий? Есть много оснований считать, что реальный уровень экстремизма может сильно отличаться от официальной статистики.

Все специалисты (включая и руководителей ДПЭ) в один голос твердят, что реальное количество преступлений экстремистской направленности многократно превосходит зарегистрированный уровень. Эта повышенная латентность связана с двумя обстоятельствами. С одной стороны, очень многие потерпевшие от экстремистских преступлений (скажем, от побоев) не обращаются в милицию, поскольку не ожидают получить от нее помощи, зато опасаются получить крупные неприятности. Речь идет, прежде всего, о мигрантах не-славянской этнической принадлежности – нелегальных и даже легальных. Однако и представители молодежных субкультур («готы», «панки») и левой молодежи («антифа») тоже имеют основания не ждать особого сочувствия от сотрудников милиции.

Таким образом, когда В.С. Овчинников указывает на 100-кратную разницу в темпах роста экстремизма и организованной преступности (аргументируя этим относительную малозначимость борьбы с экстремизмом), он не совсем прав. Реальное количество экстремистских преступлений может превышать зарегистрированное в разы и даже на порядки.

Следует также учитывать, что количество зарегистрированных преступлений может изменяться под влиянием своего рода «административного цикла». Криминологи отмечают, что когда в МВД появляется новая структура, специализированная на каком-то виде преступлений, то всегда надо ждать резкого роста этого вида преступлений в статистических данных. Этот эффект «ускоренного роста того, с чем начинают активно бороться» имеет двоякое объяснение. С одной стороны, после того как к какому-то явлению привлечено внимание, его начинают более тщательно регистрировать. С другой стороны, сотрудники новой структуры всеми силами стремятся доказать высокое значение своей организации. В связи с этим следует вспомнить критическое замечание В.В. Овчинского по поводу большого количества приостановленных в 2008 г. уголовных дел по экстремизму – 43% от числа направленных в суд (из них 80% – за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого). Таким образом, экстремистские мотивы многих «экстремистских» уголовных дел остались не доказанными. «Исследования НИИ Академии Генеральной прокуратуры РФ показывают, – отмечает далее В.С. Овчинский, – что суды изменили квалификацию экстремистских деяний у 46,8% подсудимых, т.е. практически у каждого второго лица, привлеченного к уголовной ответственности за экстремистские преступления. Как видим, погоня за увеличением показателей борьбы с «модной» экстремистской преступностью оборачивается плачевными результатами» [2].

Для выявления реальной динамики преступности в целом криминологи обычно обращаются к анализу изменений наименее латентных видов преступлений – прежде всего, убийств. Однако применительно к экстремистской преступности этот принцип работает плохо. Большинство убийств экстремистского характера связано, вероятнее всего, с националистическим экстремизмом «русских патриотов»¹. Поскольку критерием экстремистской направленности насильственного преступления является идеологическая мотивация, то доказать такую мотивацию даже при убийствах лиц с «неславянской внешностью» оказывается очень непросто. (А если сотрудники милиции хоть в какой-то степени сочувствуют «антимигрантскому» экстремизму, то очень легко эту мотивацию «не заметить».) Ведь «борцы с инородцами» далеко не всегда готовы «пострадать за идею», поэтому многие нападения на мигрантов сознательно маскируются под хулиганство или бытовую преступность. К тому же иноэтнических мигрантов убивают не только по экстремистским мотивам. Поэтому выделить из общей массы убийств «инородцев» убийства с экстремистской мотивацией очень тяжело.

Таблица

Сравнение статистики расистских и неонацистских нападений,

по данным Центра «СОВА», со статистикой

экстремистской преступности по данным ГИАЦ *

Базы данных	2007 г.			2008 г.			1-ый квартал 2009 г.
	1	2	3	1	2	3	1	2	3
Данные Центра «СОВА»	85	605	690	97	434	531	23	96	119
Данные ГИАЦ МВД	29	7	36	29	17	46	1	12	13

* 1 – количество убитых;

2 – по данным «СОВЫ», количество избитых и раненых,

по данным ГИАЦ, количество получивших ранения;

3 - всего пострадавших (1+2).

Для анализа динамики антимигрантского экстремизма есть две базы данных (Табл.) – статистика ГИАЦ МВД России по зарегистрированным преступлениям и статистика общественно-аналитического центра «СОВА» (http://xeno.sova-center.ru/), которая является результатом, как можно понять из комментариев, прежде всего, мониторинга СМИ. Данные «СОВЫ» по общему количеству жертв превосходят данных ГИАЦ более чем в 10 раз, но по числу убитых различия гораздо ниже – примерно в 3 раза.

Вероятно, данные «СОВЫ» ближе к реальности. Показателем этого является более реалистичное соотношение убитых и раненых/избитых в их базе данных. Поскольку «русские патриоты» не являются профессиональными убийцами, логично было бы ожидать, что получивших тяжелые телесные повреждения будет много больше, чем убитых. Однако, по данным ГИАЦ, экстремисты чаще убивают, чем наносят ранения. Видимо, избиения и нанесение ранений по экстремистским мотивам имеют гораздо более высокий уровень латентности, поэтому статистика ГИАЦ преуменьшает уровень экстремизма, но преувеличивает жестокость экстремистов.

Если считать более достоверной базу данных «СОВЫ», то фактический уровень экстремизма будет гораздо выше зарегистрированного, но фактическая динамика экстремизма очень похожа на официальные данные. Действительно, согласно «СОВЕ», число убийств по националистическим мотивам изменялось следующим образом: 2004 г. – 50, 2005 г. – 49, 2006 г. – 66, 2007 г. – 85, 2008 г. – 97. И по данным «СОВЫ», и по данным ГИАЦ, в 2004-2005 гг. экстремистская преступность была относительно стабильной, а затем начался ее постоянный и устойчивый рост, так что за 2005-2009 гг. она выросла в 2 (согласно «СОВЕ») или в 3 (согласно ГИАЦ) раза.

Таким образом, отмеченный официальной статистикой уровень экстремистской националистической преступности, скорее всего, сильно занижен, но зафиксированный темп роста экстремистской преступности примерно соответствует действительности.

Чтобы судить об эффектах и эффективности противодействия экстремизму, необходимо добиться количественной определенности. В качестве программы-минимума целесообразно разобраться с учетом наиболее смертоносного «антимигрантского» экстремизма. Сложившаяся система параллельного учета (один осуществляет МВД, другой – общественная организация) вполне разумна и может рассматриваться как прообраз желаемого взаимодействия государственных институтов с институтами гражданского общества. Проблема в том, что взаимоотношения «СОВЫ» и МВД пока слабо институционализированы. Среди сотрудников милиции широкое распространение имеют критические суждения о «СОВЕ» как о «диссидентской» организации, стремящейся дискредитировать работу МВД. Важным шагом в налаживании контактов могла бы стать контрольная проверка базы данных «СОВЫ» – в какой степени есть основания считать многие десятки убийств совершенными по экстремистским мотивам. Экспертиза базы данных «СОВЫ» станет важным шагом в прояснении реальных масштабов экстремистской преступности.

Библиографический список

1. Бороган И. Контроль над обществом: антикризисный пакет Кремля (19 мая 2009 г.) // http://www.ej.ru/?a=note&id=9094;

2. Бороган И. Антикризисный пакет Кремля: кто страшнее – бандит или экстремист? (25 мая 2009 г.) // http://www.ej.ru/?a=note&id=9109;

3. Лунев В.В. Российский экстремизм: политика и реалии // Криминологический журнал БГУЭП. 2009. № 2 (http://cj.isea.ru/pdf.asp?id=3060), 3 (http://cj.isea.ru/pdf.asp?id=5062).

1 Особой проблемой является учет экстремистского насилия, совершаемого по мотивам национальной, религиозной etc. ненависти не-русскими против русских. Это явление, безусловно, существует, однако его масштабы, видимо, заметно ниже, чем экстремистская преступность «русских патриотов».

8