kafedralnye / 4-1. Историография / Лекции / 4. Историография 26.09.07

К примеру Богуслав Белиёвский опубликовал «Чешскую хронику» в 1537 году. Название то же, что и у Козьмы Пражского. Но примечательно веяние эпохи Гуманизма. Хотя от автора трудно многого ожидать, он был выходцем из простонародья. Что касается восприятия далекого прошлого, то видел его исключительно под углом зрения провинциального, церковного. Самое важное для Белиёвского внушить читателям, что христианство пришло в Чехию не через Рим, и что чешская церковь сначала придерживалась Кирилло-Мефодиевской традиции, т.е. признавала причащение под обоими видами.

Кроме того, по мнению Белиёвского-хрониста именно провидение определило чехам мессианскую роль. И теперь чехи исправляют «заблуждения латинства».

Что касается такого восприятия, сомнительная теория чешского православия, ей будет уготована жизнь довольно долгая, и в сочинениях наших славянофилов в 19 веке об этом не раз будет писаться.

Обращает на себя внимание, что полемика Белиёвского направлена главным образом не против католиков, а против реформационных течений.

Одним из современников Белиёвского выступает Мартин Кутен. Его «Хроника возникновения Чешских земель и первых ее обывателей» появилась примерно в то же время, в 1539 году. Примечательно, что Мартин Кутен принимал как Гусизм, так и реформацию, и вместе с тем разделял гуманистические идеалы. Но вопреки бытующему мнению его современников, Кутен утверждал, что славяне пришли в центральную Европу гораздо позднее.

Но поскольку происхождение Мартина Кутена было неблагородное, он был мещанин, ему как историоописателю было свойственно подчеркивать роль городского сословия в чешской истории.

Если говорить о тех чешских историках, кто развивал про-католическую версию чешской истории, то она представлена довольно ярко Вацлавом Гайеком из Любочан. Вацлав Гайек был раскаявшимся ультраквистом, священником, деканом церкви в Карлштейне, позднее каноником в Пражском соборе Святого Вита. Он очень любил занятия историей. Эти занятия его убедили в том, что нельзя оставлять без ответа сочинение Мартина Кутена. И тогда Гайек увлеченно взялся за дело. Принято считать, что получше, чем Кутен и Белиёвский.

Немаловажно было и то, что у Гайека был доступ к темским (?) доскам, т.е. непосредственным источникам, которые хранились в Пражском Граде, к собраниям книг и рукописей, которые хранились в ряде аристократических семей. Это и обеспечило его прекрасным материалом для написания собственного сочинения все под тем же названием «Чешская хроника». 1541 год.

Чешская хроника у нас возникала в связи с рукописями, когда сравнивали Краледворскую и Зеленодворскую, когда сравнивали те события, которые отражены в рукописях и описание событий. А описание, которое мы встречаем у Козьмы Пражского и у Вацлава Гайека. Имея в виду годы написания этих сочинений, и пришли к выводу, что рукописи поддельные.

Кроме прочего, считается, что Вацлав Гайек безусловно в своем повествовании больше расцвечивал по сравнению с давней средневековой хроникой Козьмы Пржаского. Он вставлял и колоритные новеллы и описывал увлеченно легендарную эпоху чеха Леха и прочих. Но помните, что эти легенды и новеллы, которые зачастую являются плодом вымысла самого автора, мы также встречаем еще у греков. Кого за это упрекали? Фукидида. Он был большим любителем долгих длинных речей своих персонажей.

Что касается желания присочинить, то свойственно очень многим. Такой грех мы увидим не только у наших славянских авторов и не только в 16 веке.

Главная задача Вацлава Гайека как чешского историка – возвеличить своих соотечественников, вообще чешскую историю. По некоторым признакам считают, что эта Чешская хроника Вацлава Гайека 1541 года в определенной мере может хоть рядышком стать с произведениями знаменитых гуманистов.

Что касается такого сложного вопроса как критика источника, то с этим дело обстояло неважно. Критики источника у Гайека как таковой просто не было.

Встречается у него время от времени переделка каких-то средневековых версий, но зачастую эта переделка касалась исключительно литературных черт, и обусловлена была или приукрашением, или просто-напросто продиктована сугубо идеологическими соображениями.

Так или иначе, но именно Вацлава Гайека принято причислять к известным чешским гуманистам, по крайней мере по мнению некоторых исследователей. Об этом пишет Мельников.

Однако даже когда мы соглашаемся или не соглашаемся с такой оценкой как причислять Гайека или кого-либо другого к чешским гуманистам, все-таки должны отдавать себе отчет, что причисление к эпохе Возрождения и возрожденческой культуре, отнюдь не гарантирует нам высокого исследовательского характера сочинений. Все же приходится признать, что наша славянская историография значительно уступала высшим образцам итальянской историографии, классического ренессанса. Но не следует смущаться, поскольку большинство произведений их современников также не дотягивали до уровня того же Макиавелли.

Что касается других чешских авторов, то нужно упомянуть Яна Скалу из Дубраки. Здесь мы имеем дело с вариантом средневековой историографии. Ян Скала фактически пишет свой вариант чешской хроники, именно опираясь на Хронику (История Чешского королевства) Вацлава Гайека. 1552 год.

Свое повествование Ян Скала доводит до воцарения Фердинанда. Это высшая верхняя граница. Большая часть труда посвящена далекому прошлому.

Что касается последних событий, он их отражает. Но здесь как раз тот вариант, когда трудно отделить когда пишет Ян Скала о событиях 1520х годов: историческое сочинение от публицистики. Публицистика это такой жанр, наделенный особыми чертами. В публицистике всегда присутствует злободневность. Хотя сказать, что любой историк всегда свободен от влияния злобы дня, по крайней мере опрометчиво.

В то же время собственно история – это описание самых последних событий, это свидетельства очевидцев.

Что касается 1520х годов, об этом решил написать собрат Яна Скалы по перу. «Хроника писаря Бартоша». Из названия мы узнаем о непосредственном занятии автора. Он был писарем пражской Малой Страны. Эту хронику еще называют «Хроника о Пражском восстании 1524 года» или «Книга о восстании одних против других».

Бартош рассказывает о событиях 1524-1529 годов. Он был тогда изгнан из города. Потом вернулся, благодаря Фердинанду, поскольку в интересах Фердинанда было уже поддерживать ново- утраквистов. Хроника примечательна и тем, что Бартош в контекст своего повествования вписывает документальный материал. Примерно 1/3 листажа занимает как раз документальный материал. Хроника была написана по-чешски, потом переведена на латинский язык. Но оставалась до середины 19 века неизданной. И была издана только в 1851 году.

Несмотря на то, что мы находим у Бартоша документальный материал, но сочинение больше тяготеет к средневековой историографии, точнее всего эта принадлежность подтверждается и одни из вариантов наименования «Хроника писаря Бартоша».

К другому времени, к раннему новому времени эпохи ренессанса, мы можем отнести другое сочинение. Кругозор автора иной и уровень мышления отличается. Автор «Актов» или «Памятных книг», т.е. «История двух беспокойных лет в Чехии» 1546-1547. Эту книгу по-разному в литературе именуют. А связано это с тем, что оригинал не сохранился. Автор Сикст из Отерсдорфа (?).

Если смотреть по годам жизни (1500-1583 год), то это человек эпохи Возрождения. Получил хорошее образование, сначала в Праге, потом в Виттенберге, и древних авторов читал. И переводил с латыни. Он переводил Трактат Исидора Севильского «Книга утешительная и полезная всем огорченным в этом мире людям». Сикст как деятель поддерживал тесные отношения с гуманистическими кругами столицы. В числе его ближайших друзей был и Вацлав Гайек из Дибочан. Вполне удачно складывалась поначалу и его политическая карьера, что вполне способствует хорошей карьере и на ином поприще. Сикст из Отерсдорфа занимал высокие административные посты в Стром месте. В конце концов он становится одним из руководителей анти-габсбургского восстания 1547 года.

Ему пригодились хорошие налаженные контакты при королевском дворе. Именно благодаря им, Сиксту удалось избежать смертной казни как мятежнику. Он вынужден был уйти из публичной жизни. И вот тогда-то он видимо занялся написанием истории недавних событий 1547 года. Этот вопрос до сих пор остается открытым, были ли у него раньше какие-то записи, когда конкретно он приступил к написанию своей хроники? Нет точных сведений.

Одна из целей – очистить свое имя от наветов, о себе позаботиться. А также изложить свое видение происходящего. Для этого пришлось ему оспорить официальную версию ________ , которая была изложена в других актах. Сборник документов, тенденциозно подобранных, что сотворила габсбургская администрация по горячим следам уже осенью 1547 года.

К этому нашему извечному вопросу: что такое публицистика? С одной стороны - хроника. С другой стороны даже само название – Акты. Т.е. по сути полемическая направленность этого сочинения Сикста совершенно очевидна, даже в том одном из вариантов назвали «Акты всех дел». Но если уж говорить, что «Акты всех дел» это подборка документов тенденциозная, то хотим мы или не хотим, мы вынуждены признать, что то, что нам предложил Сикст, это также тенденциозная подача материала. И скорее всего это неизбежно.

Однако Сикст утверждал: я сохраняют во всем искренность, прямоту и справедливость и пишу о том, что и как было на самом деле, не склоняясь ни к одной из сторон. Это пожалуй можно оспаривать. Заявление скорее всего было сделано от чистого сердца, но предвзятость автора очевидно заметна. Действия пражских властей в Хронике Сикста всегда находят себе оправдание, а что касается позиции дворянства, то ее Сикст всегда воспринимает весьма критически.

Бесспорно, что Сикст не одобряет абсолютистских поползновений, и ревниво оберегает милую его сердцу городскую автономию.

Что касается Актов хроник Сикста как произведения, то оно состоит из 2х частей. 1 часть – подборка документов, что придает для нас особую ценность. 2 часть – авторская версия событий мятежа. Там же в немалой дозе вплетена документация.

С учетом содержания этих актов, этих книг, о публикации этих сочинений Сикста речь даже не шла. Но сохранившиеся копии актов свидетельствуют о том, что все-таки в ограниченном кругу это сочинение было уже известно. А что касается дальнейшей судьбы, на исходе 16 века труд Сикста был использован в так называемом «Историческом календаре» Даниэля Адама из Велиславена. Известен он как книгопечатник.

Акты до сих пор полностью не изданы. Были напечатаны какие-то отрывки в 1918 году. Позднее в 1950 году Яночеком. Этот перевод Яночека с чешского на русский есть у нас, издан в 1989 году. Замечательный источник. Из него можно написать замечательную работу.

Польские земли.

Польша в начале интересующего нас периода находилась в состоянии личной унии с Великим княжеством Литовским, и нуждалась в какой-то историографической поддержке. Личная уния только связывает княжество и корону. Вспомните, какая судьба ожидала Анналы Польши Яна Глобаша с ярко выраженной анти-ягеллонской направленностью? Печатать никто не спешил. При всех достоинствах этого сочинения как вершина славянской средневековой библиографии, на роль такого сочинения, в котором бы утверждалась исторически эта связь между княжеством и короной, оно претендовать не могло.

Тогда что предпринимает один из видных политических деятелей польско-литовского государства Ян Влацкий. Поначалу он был канцлером, а затем главой польской церкви, т.е. примасом. И он занялся поисками человека, который смог бы в нужном духе описать историю Польского государства, т.е. создать официозную версию истории Польши. Попытки предпринимал, но они были неудачны. В конце концов вышел он на Бернарда Ваковского (1450-1535). Польские земли были тесно связаны с культурой Западной Европы. Бернард Ваковский получил образование в Италии, был правоведом, доктор канонического права в Болонье. Но к тому времени, когда на него вышел Ян Влацкий, он уже имел некоторый опыт в историоописании. По латыни он сочинил очерк «О московской войне» 1508 года.

Лавский, преследуя свою цель, начал уговаривать Ваковского, служившего в Болонье, вернуться на родину и заняться написанием истории Польши. Ваковский согласился. Благодаря Яну Влацкому его ожидала хорошая карьера уже в Польше. Позднее карьера церковная. Позднее его обласкал и королевский двор. Именно Бернард Ваковский был первым официальным историографом польским. В 1522 году он был удостоен такого звания королевского историографа.

А у нас кто был официальным историографом? Карамзин.

Глобаш как историк отвергнут. Но номинально. Поскольку отстраниться от этих 12 книг, из которых состоит история Польши или Анналлы Польши Яна Глобаша, практически было невозможно. Такой колоссальный труд был проделан с использованием разных источников. Поэтому мало удивительного в том, что свою историю Бернард Ваковский писал по тому же Глобашу. Но он производил правку. Менял по необходимости идеологические акценты. Если Глобаш против династии Ягеллонов, то Ваковский подправлял эту ситуацию. У Ваковского Ягеллоны исключительно представлены в розовом цвете.

Что касается последних 2х десятилетий 15 века и первых десятилетий 16 века, Ваковский уже использует тот материал, который находится у него под рукой.

Однако когда мы говорим о подправлении Глобаша, Ваковский все-таки порой не соблюдал чувство меры, к которому призывали еще древний греки. Он не гнушался тем, чтобы погрешить против истины. Что касается патриотизма, то его было чрез меры. По этой причине принято считать, что Ваковский пожалуй считается родоначальником, творцом того исторического оптимизма в историографии польской и создателе мифа о непобедимости польского оружия. Так считает один из знатоков историографии не только польской Анджей Графский. Его перу принадлежит монументальный труд «История и историография».

Поскольку Ваковский королевский историограф, то его работу оценивал король Сигизмунд. Королю работа понравилась, но напечатана она не была почему-то. А спустя несколько десятилетий, к концу 16 века одна из частей Хроники и вовсе была утрачена. Подозревают, что тут не обошлось без вмешательства одного из коллег по перу Мартина Кромера.

Мартин Кромер также историк. Он очень активно использовал Хронику Ваковского, но дабы не было это слишком заметно, он решил незаметно потерять Хронику Ваковского.

Почти параллельно с Бернардом Ваковским, даже несколько раньше, у нас появляется на арене историоописания Маций Миховский. Он берется за писание истории Польши. Если Бернард Ваковский был выписан по инициативе Яна Влацкого из Болоньи, как правовед, то Маций Миховский был ученый-медик, профессор Краковской академии. Его не раз избирали ректором Краковской академии. Он также проходил обучение в Италии. Его фамилию иногда преобразуют на латинский лад Миховитов.

В 1517 году вышел трактат «О двух Сарматиях: Азиатской и Европейской» Мация Миховского. Этот трактат долгое время оставался непревзойденным источником информации о географическом описании, этнографическом обзоре земель восточной Европы. Фактически это сочинение возникло на злобу дня. Была потребность в знании этих земель, и такое сочинение появилось. В книге корректировались многие ошибочные представления об этом регионе в целом, легенды, которые восходили еще к Энею Сильвию, который писал у Гуситов в Вогенбурге. Долгие столетия ссылались упорно на Энея Сильвия как на сведения человека, который знал все лучше, поскольку был современником, очевидцем событий.

Трактат «О двух Сарматиях: Азиатской и Европейской» - произведение очень высокого уровня для своего времени.

Для нас важно, что чуть раньше этого трактата, в 1514 году появляется «Хроника поляков». Она преимущественно основана на Яне Глобаше.

В Хронике к сожалению для власть предержащих, были описаны многие отзывы, довольно нелицеприятные, о влиятельных людях, о современниках, в том числе о самом примасе, том самом Яне Влацком. Для нас эта хроника интересна тем, что это была первая печатная книга по польской истории. Она вышла в 1519 году в печатном виде. Миховский довел изложение до 1506 года. В 1521 году появилось 2е издание Хроники.

Издателем этой обновленной Хроники выступил ученый-немец, который обосновался в Кракове, Ёст Людвиг Деци. Как издатель он решил использовать свое служебное положение. К этой Хронике Миховского он присоединил 3 своих собственных исторических очерка. Поэтому он у нас проходит как польский историограф. «Польские древности» «Род Ягеллонов» «Времена короля Сигизмунда».

В первом очерке Деци отождествил Польшу с европейской Сарматией, Москву отнес к Сарматии азиатской. Добавил немало фантастических сведений о живущих в этой далекой азиатской Сарматии.

На содержании этих очерков Деци сказалась и его этническая принадлежность. Он подчеркивал близкое родство сарматов-славян с немцами. Таковы отличительные особенности его восприятия.

Что касается Польских древностей, он там приводил полностью вымышленные биографии никогда не существующих сарматских королей. Такой творец легенд.

Но все-таки фантазия у него работала в ключе, который полностью устраивал польских читателей, а это шляхетское сословие. Именно по этой причине, благодаря недюжинной фантазии Деци, ему многим обязан миф о сарматизме. Сарматы, славяне и немцы. Сарматские короли (которых не было).

Мартин Кромер. Многие исследователи сводятся к тому, что он повинен в гибели текста Ваковского. Он был талантливым и ловким. Все эти доблести он применил на поприще историоописания. По происхождению он был мещанином, но это не помешало ему хорошо устроиться в жизни. Образование у него было хорошее, и это также способствовало продвижению его по службе. Сначала в Кракове он обучался, затем подобно многим польским шляхтичам отправился в Италию.

В своей работе, которая именуется «30 книг о происхождении и истории поляков», которая вышла в Базеле в 1555 году, в этой своей работе он использовал достижения своих предшественников, черпал информацию из чужих сочинений. Но надо отдать ему должное, он сам тоже старательно трудился в архивах, разыскивая новые документы, дабы ознакомить с ними читателей. Именно по этой причине, хотим мы этого или нет, приходится признать, что компилятивность – это одна из черт этих писаний Мартина Кромера.

Но несмотря на это, его высоко ценили в гуманистической Европе. Большой популярностью пользовалась его работа «Польша, или о местоположении народов, о нравах, управлении и строе Польского королевства», а короче «Польша».

По непонятной причине это сочинение сам Кромер не поспешил отдать в печать, и оно стало расходиться в списках, что вообще-то свидетельствует, что оно вызвало интерес у читающей публики. Причем, название хрестоматийны, как любая хроника. Любопытно, что один из списков вручили при въезде Генриху Валуа, который недолго оставался на польском престоле.

Позднее опубликовали без согласия автора книжку в Германии. Пожалуй, именно это обстоятельство подтолкнуло Кромера к тому, чтобы издать книжку и на родине. И в 1577 году «Польша» выходит в Польше. Но несмотря на то, что сначала нелегальное издание появляется в других странах, эти «пиратские» переиздания возникали и в более поздние времена.

Обращает на себя внимание то, что все исторические труды названных историков отличает про-королевская ориентация, несмотря даже на некоторые нелицеприятные отзывы о влиятельных людях. А по мере утверждения золотой шляхетской вольности, в историоописание все больше вторгались иные сюжеты и мотивы – мотивы сугубо республиканской идеологии. Об этом поговорим в следующий раз.