kafedralnye / 4-1. Историография / Лекции / 4. Историография 26.09.07

13

Лекция № 4

ИСТОРИОГРАФИЯ

26 сентября 2007 года

… Говорили о Яне Глобаше, которому не очень повезло с публикацией. Только в 18 веке частично увидели свет в 1711 году. Но многократно привлекали эти Анналы следующие историоописатели, причем не только польские. К нему обращались в 18 веке и наш Ломоносов, в 19 веке Карамзин.

Следующий этап. 16 век. Ренессанс.

Когда мы говорим о ренессансе, мы выбираем разные точки отсчета. Кто-то использует как точку отсчета падение Константинополя. Иногда применяют в качестве даты начало книгопечатания, изобретение Гуттенберга. Иногда такой точкой является – открытие Америки. Еще позже выступление Лютера со своими тезисами – 95 тезисов, 1517 год.

Бесспорно, какую бы дату мы не выбираем, этот рубеж всегда условен. Но на рубеже 16-17 веков действительно происходит весьма важный, эпохальный сдвиг в культурной жизни всей Европы.

Это привычное нам название Ренессанс или Возрождение, вошло в обиход только в 19 веке благодаря франц. историку Жюлю Мишле. Понятно, что и само название и сама хронологическая привязка носят условный характер.

Когда мы говорим о характеристике эпохи, и Ренессанса в том числе, приходится отдавать себе отчет в том, что сам предмет пристального нашего внимания – Ренессанс - весьма сложен. Несмотря на то, что многие историки, философы, литературоведы обращались к этому предмету, пытались дать общую характеристику Ренессанса, несмотря на то, что мы встречаем прославление успехов ренессансных деятелей и в области литературы, и в области живописи, и т.д., в то же время звучит нередко хула по адресу гуманизма и гуманистов. Гуманисты – передовые деятели эпохи Ренессанса. В чем их винят?

Гуманистов порой обвиняют в аморальности, эгоцентризме, безбожии. Подобные упрёки не редкость, и исходят они не всегда из среды сугубо клерикальной, консервативной.

Для нс важно то, что именно с Возрождением связаны глубокие социокультурные сдвиги, перемены, которые своими корнями уходят в социально-политические и даже социально-экономические сферы. Здесь все переплетено. И понятно, что эти перемены не могли не отразиться и на историоописании.

Проследить эту причинно-следственную цепочку довольно сложно. Цепочка эта довольно запутанна. С одной стороны для эпохи Возрождения характерно развитие товарно-денежных отношений. В некоторых землях уже торжествуют ранне-капиталистические порядки. С другой стороны очевидны и успехи в области духовной культуры, и в нашей историографии в частности.

Несмотря на то, что довольно сложно проследить эту причинно-следственную цепочку, желательно одновременно избегать вульгарно-материалистических трактовок.

Говоря об историографии для эпохи Ренессанса, ее успехи абсолютно очевидны. В чем это себя проявляет? В первую очередь в том, что в исторические труды рубежа 15-16 веков, прежде всего итальянские, поскольку Возрождение зарождается в Италии, мы наблюдаем критический подход к свидетельствам исторических источников. Это то, с чем раньше нам не приходилось встречаться, когда речь шла об историоописании. До этого источники использовали как пополнение сведений и передавали их напрямую. В лучшем случае представляли сведения из разных источников. Но помните отличительную черту средневековой историографии – принцип одного источника. Если в основе лежит всего 1 источник, то как правило до критического подхода к нему не доходило.

Вехой на этом пути критического подхода к свидетельствам исторических источников становится «Трактат» Лоренцо Валлы, где с помощью филологических и иных аргументов доказывалась подложность «Константинова Дара». Трактат – это 1440е года 15 века.

Грамота «Константинов Дар» заключалась в том, что папство именно в ней в средние века основывало свои притязания на политическую власть в Западной Европе.

В Трактате Валла рассматривает сам факт дарения половины Империи в благодарность за исцеление императора Константина папе Сильвестру. Т.е. половина власти в Западной Европе переходит Папе.

Лоренцо Валла вполне убедительно доказывает следующее: этот дар был невозможен, прежде всего психологической точки зрения. Кроме того, такой дар был бы незаконен с юридической точки зрения, что наталкивало нас на мысль, что согласно священному писанию духовенству запрещается иметь светскую власть.

Кроме того, Лоренцо Вала обращает внимание на то, что историки совершенно умалчивают об этом даре Константина, об этом его деянии. Подчеркивает, что отсутствуют какие-то данные нумизматики.

Можно сказать, что то, с чем выступает Лоренцо Вала, носит характер такой аргументации: просто-напросто апелляция к человеческой природе. На его взгляд на этот поступок императора не могла бы равнодушно реагировать его семья, родственники, сенат и прочие. Нельзя сказать, что такого рода аргументы безусловно сильны, но тем не менее вполне значимы.

Но это еще не все. Для нас более существенно, что Лоренцо Вала критически подходит к самому языку этой грамоты о Даре Константина. И доказывает последовательно подложность этого документа, будучи вооруженным знаниями филологии, истории и других наук.

По признанию многих, именно эта работа Лоренца Валы демонстрирует нам успехи гуманистической историографии в сфере источниковедения. Самая важная часть критики Валы – это сопоставление, критика языка грамоты и анализ языка времени Константина. Именно этот сопоставительный анализ надежнее всего доказывал фальшивость этого документа, на котором основывалась светская власть Папства.

По сути, и это одна из основных чет позиции гуманистов, Вала отвергал теократические притязания католической церкви.

Кроме того, Лоренцо Вала в своем диалоге «О свободе воли», вспомните, что этот вопрос о свободе воли возникал у историков и раньше, еще в античную эпоху, но они по разному его воспринимали. Так вот, Лоренцо Вала сформулировал, расходясь при этом с Августином Блаженным, одним из патристов, непререкаемым авторитетом средневековой историографии, он сформулировал, что вообще-то первородный грех не вызвал извращения воли, что существенно для человека эпохи гуманизма. Ибо люди не получили при этом несмотря на первородный грех непреодолимой склонности ко злу. И Вала при этом уточняет: а если бы получили, то в конце-концов были бы освобождены, благодаря жертве Христа.

Вот такое манипулирование прежними аргументами.

Фактически благодаря таким заявлениям мы можем говорить о том, что именно тогда, в эпоху Возрождения, прежде всего с подачи Лоренцо Валы, был совершен своего рода переворот в миропонимании. Тецентристкую картину мира сменяет иная, гуманистическая картина мира, антропоцентристская. В центре внимания этой картины мира находится уже человеческая личность. Человеческая личность в представлении человека эпохи Возрождения обладает ценностью сама по себе.

И постепенно в литературе эпохи Возрождения прежняя вера в те авторитеты, которые олицетворяло Священное писание и патристы, постепенно отходит на второй план, понемногу отступает просто-напросто перед здравым смыслом.

Но несмотря на такие отличия историоописателей, мыслящих людей эпохи Возрождения, вряд ли следует их воспринимать вовсе безбожниками. Но совершенно ясно, что примитивное представление о прямом вмешательстве сверхъестественных сил в человеческие дела уходило в прошлое. Хотя тоже здесь можно сделать оговорку и вспомнить, что Амиан Марцелин, когда рассуждал о свободе воли, о роке и судьбе, говорил о том, что все-таки выбор у человека остается, несмотря на некоторую предрешенность его пути.

Теперь для исследования причин какого-то изучаемого события в историческом труде уже было недостаточно ссылок на провидение, коими пестрели сочинения средневековой историографии. Теперь можно сказать, что земная жизнь реабилитировалась, приобретала поистине самоценность. Пожалуй, каждый из этих тезисов можно было бы подтвердить примерами, историографического порядка в том числе. Однако, несмотря на то, что говоря об эпохе возрождения, приходится заявлять о тех успехах и достижениях, которые достигли деятели Ренессанса, не надо забывать, что в раннее новое время приходится наиболее бурный всплеск всяческих суеверий, охота на ведьм и прочих страхов.

Хотя многие мыслители считали, что костры Инквизиции пылали только в темные средние века. А по мере распространения просвещения, и это безусловно относится к эпохе Возрождения, охота на ведьм и суеверия уходят на второй план. Однако все не так.

Когда мы говорим о Западной Европе, вспоминаем, что это эволюция развития человеческого общества происходила не так уж прямолинейно. Схема зачастую выручает нас, помогаю уточнить представления. Как ни удивительно, но в европейских странах распространение массового психоза как раз совпадает с эпохой Возрождения.

И толчком к такого рода охоте на ведьм становится вышедший в 1487 году трактат «Молот ведьм». авторами выступили 2 монаха-инквизитора Яков Шпренгер и Генрих Инститорис. Создали практическое руководство по борьбе с ведьмами. Учитывая, что с появлением такого произведения, в котором все научные достижения были оставлены в стороне, мы вынуждены признать, что распространение эпохи Возрождения затронуло отнюдь не всех.

Книга, как считают, конечно не отличалась литературным блеском. Авторы не могли похвастаться и особой ученостью. В таком случае, в чем причина популярности такой литературы, в которой отсутствует оригинальность мысли, смелость мысли, которая свойственна эпохе Возрождения. И уж ни в коем случае нельзя говорить о мужестве собственных суждений. Такого рода определение можно применить не только к эпохе Возрождения, а и к любой другой.

Может быть это высокопарно, но обращаясь к любой задаче, которая перед вами стоит, для вас важно ваше собственное мнение, которое должно прозвучать в вашей собственной работе. Естественно, обоснованное должным образом.

Что касается авторов Якова Шпренгера и Генриха Инститориса, то они окружили себя цитатами из богословских книг. А отсутствие оригинальности видно уже в том, что название «Молот ведьм» тоже можно считать хрестоматийным. Такие названия существовали и раньше: Молот еретиков, Молот иудеев.

Как ни странно, но в этой типичности, бесцветности сочинения и крылся успех. Поскольку то, что там описывалось было понятно практически каждому, самому невзыскательному читателю. Понятно так, как понятна природа. И настораживало также, как настораживают явления природы. Отсюда и стремление устроить охоту на тех, кто пытается предложить какие-то свои объяснения.

Ясно, что в первую очередь становится популярной книга не научная, а хотя бы научно-популярная.

Именно в период Ренессанса наиболее популярными становятся сочинения, написанные на злобу дня. Если говорить об итальянцах, то их трактаты это по части публицистики.

На заре эпохи Возрождения существовал и Молот ведьм, но и тогда же возникают замечательные памятники исторической мысли. Гениальным историком считается Николо Макиавелли (1469-1527). Его фамилия пишется по-разному, и Макьявелли. Наш с вами коллега медиевист В.И. Роттенбург настаивал именно на таком написании, он напоминал, что разговорное звучание его фамилии звучало Макья, отсюда и Макьявелли.

Кем был Никола Макьявелли? Секретарем флорентийской синьории, республиканцем, а после восстания в 1512 году, изгнанник. Это один из образованнейших людей своего времени. Чаще всего его имя возникает в контексте политики. Его имя эксплуатируется в теории политики. Он был известным писателем. Его перу принадлежат даже комедии. Он написал Трактат о военном искусстве.

Когда говорим о политике, то вспоминаем, что своей славой Макьявелли обязан сочинением «Государь». «Государь» был написан в 1513 году, но издан посмертно, в 1532 году.

Основная тема рассуждения это соотношение политики и морали – вечная тема. Рассуждения такого рода напрямую соприкасались с исторической проблематикой, попыткой ответить на те вопросы, которые остаются открытыми и по сей день.

В частности: государь должен следить за тем, чтобы не совершить ничего, что могло бы вызвать ненависть или презрение подданных.

Такого рода обращение – это своеобразное практическое руководство по борьбе с ведьмами.

Другая цитата, которая утверждает и объясняет действия почти всех политиков: поистине страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное. И тех, кто учитывает при этом свои возможности, все одобрят или же никто не осудит. Но достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям какой угодно ценой.

Какая ассоциация возникает при этих словах? Закон меры в античности, Греко-персидские войны. «Главное – мера. Довольствуйся тем, что отпущено. Посягнешь на большее – потерпишь поражение».

С точки зрения истории нас привлекает рассуждение Макьявелли о первой декаде декабря. В большей мере «История Флоренции». Это уже сочинение в полной мере историческое.

Он нас привлекает как историоописатель именно тем, что совершенно открыто излагает свои наблюдения над судьбами государств и делами политиков. И делает это не только в политическом трактате «Государь», но и в «Истории Флоренции». Даже тогда, когда его выводы выглядели аморальными с точки зрения современников.

Позднее государственные мужи и сами не брезговали разными методами, в том числе не очень чистыми. Недаром существует сочинение, принадлежащее перу Фридриха 2, которое называется «Анти-макиавелли». Он там активно возмущается цинизмом Макиавелли. Но если вы припомните методы политической борьбы Фридриха 2, то согласитесь, что средства у него тоже были нечистые. Такого рода «Анти-макиавелли» - своего рода циничная трактовка и отказ от тех методов, которыми и руководствуются многие политики на самом деле.

Повествование «История Флоренции» охватывает обширный хронологический период, от Великого переселения народов до смерти Лоренцо Медичи в 1492 году. Однако первоначальный замысел несколько отличался от окончательного результата. Автор в предисловии объясняет, что поначалу даже не думал писать о далеком прошлом, полагая, что до него это делали предшественники. Но потом, ознакомившись с произведениями, на которые он предполагал ссылаться Леонардо Бруни Аретино и Поджо Браччолини, он решил, что эти его предшественники, отнюдь не лучшим образом отразили прошлые времена. Поэтому Макьявелли решил переиначить свой замысел, и начал аж с Великого переселения народов. А поначалу планировал описывать не ранее 1434 года, «когда дом Медичи достиг во Флоренции наибольшего влияния».

Именно потому что писания Аретино и Браччолини его не удовлетворили, Макьявелли считал, что они о многом умолчали, и он решил восполнить лакуны. Макьявелли изложил историю родного города по-своему, стремясь разобраться в причинах социальных потрясений. Помните, это тоже было отнюдь свойственно не всем, но возникло еще в античную эпоху.

Цитата: «Среди великих и удивительных начинаний, свойственных республикам и монархиям древности, и ныне позабытых, заслуживает быть отмеченным обычай основывать повсюду новые государства и города. Ибо ничто не может быть более достойным мудрого государя или главы республики, а также более полезного для любой области, чем основание новых городов, дающих людям возможность с успехом защищаться и безопасно возделывать свои поля».

Вы можете привести пример литературы, где речь идет также о необходимости освоения новых земель и мотивация этой необходимости тем, что соседи в этом преуспели, и нам не должно отставать. Этот сюжет очень распространен в этом периоде.

С точки зрения Роттенбурга «История Флоренции» это сочинение, которое полно глубокого смысла по сей день. Эта книга доносит до нас черты драматической эпохи, каковой является эпоха Возрождения. В центре – человек и гражданин, народ и страна. Это главные герои Истории Флоренции.

Концепция Макиавелли как историка сводится к тому, что закономерность, которая приводит в движение весь исторический процесс – это острая социальная схватка.

По признанию исследователей именно «История Флоренции» Макиавелли это сочинение, в котором сочетается глубокий анализ человеческой жизни, тонкий психологизм и широкое мировоззрение. Т.е. даже для Западной Европы это, пожалуй, первое произведение, в котором присутствуют такие черты.

Как выразился Роттенбург, это произведение, в котором прошлое изучается на фоне современности для использования опыта побед и поражений в Италии будущего.

Именно в эпоху Возрождения особенно остро встал вопрос о свободе воли. Этот вопрос о свободе воли довольно легко может быть повернут в область Господа. Действительно, поскольку Господь всемогущ, ему заранее известно, как поступит человек. А коль судьба человека предрешена свыше, то стоит ли вообще грешника винить за совершаемые им дурные поступки, раз уж такова воля божья? Получается, что одному быть грешником, а другому – праведником?

Проблема в несколько ином ключе перейдет в наследство и другим поколениям историков, но трансформируется в проблему о роли личности в истории. Именно этот вопрос не дает покоя многим. А ответ на него может попытаться дать каждый, но вряд ли этот ответ будет окончательным. До сих пор мы ломаем голову над тем, может ли индивид нарушить естественный закономерный ход исторического процесса? Может или не может? Зависит ли именно от него развитие событий? Или все же от внешних факторов?

Здесь встречаются и другие крайности. Есть ли зависимость географическая, социальная и другая от развития событий.

Как вы сами понимаете роль личности в истории?

– Значительна. Особенно если он наделен властью (Артем).

– Иногда кажется, что если бы этот человек не провел реформы, то лет через 40 их бы все-равно провел другой. Потому что по ходу развития страны они были нужны. (Лера).

– В последнее время один человек не в состоянии решать что-то сам. В новейшей истории роль личности снижается. (Андрей)

– (Артем) Но ведь Буш не вводит войска из Ирака, хотя парламент так решил, значит он обладает большой властью.

– (Лариса Михайловна) – неужели вы думаете, что Буш самостоятельная фигура? Человек, который путает Австрию с Австралией? Буш озвучивает мнение тех, кто стоит за ним. Буш как личность не так весом.

– возможно нужно говорить о группе личностей, а не об одной личности?

– (Лариса Михайловна) – да, но группа руководствуется интересами, вот они механизмы. И сила не в отдельных действиях, а в колоссальных экономических силах.

– Ира….

– (Лариса Михайловна) – однако это не одна личность, а сила, которая состоит из определенных составляющих.

– Лера. Раньше было другое мировоззрение, и больше уважения к монарху.

– (Лариса Михайловна) – таким образом, мы раз за разом приходим к тому: речь идет о самой личности или о том, что и кто за ней стоит? Если говорить о такой бесспорной личности, самодостаточной – это Наполеон.

– Сейчас глобальную ситуацию изменить невозможно. (Женя)

– Сейчас за все отвечают группы людей. Если бы Наполеон появился в другое, более спокойное время, он не был бы тем Наполеоном, которого мы знаем. Совпала личность и обстоятельства.

– В всех сферах современной жизни существуют скрытые рычаги управления. Во главе всегда стоит группа людей, а не личность. Сейчас больше роль организаций, а не личностей.

Все зависит от контекста временного. Нам необходимо подчеркнуть роль какой-то личности, поскольку это своего рода икона и миф, который действует на большинство. Большинству необходимо верить в кого-то одного, и не важно, кто за ним стоит.

– Потребность человеческой психологии – всегда иметь героя.

… деяниями великих людей. Исторический процесс для него – это результат деятельности этих людей. Прежде всего основная роль падала на правителя. Для подтверждения своего понимания исторического процесса, Макиавелли изучал историю Флоренции, и вообще итальянскую историю, и пытался взвесить все доводы за и против, чтобы проиллюстрировать эту картину.

Понятно, что события порой развиваются наперекор усилиям многих даже вполне удачливых и ловких монархов. Тогда гуманист Макиавелли оперирует такими понятиями как рок и судьба, и заявляет, что судьба управляет половиной наших действий, а другую половину действий оставляет на наш произвол.

Это похоже на Омиана Марцелина. С точки зрения Макиавелли этот произвол не носит совершенно абстрактный характер, политик не свободен в своих действиях. Что касается тех качеств, которые безусловно должны отличать того человека, чьими руками творится история, это храбрость, упорство и т.д.

Но главное, на что делал акцент Макиавелли, это умение согласовывать свои действия с обстоятельствами. «Если мы сумеем изменить наш образ действий сообразно со временем и обстоятельствами, то счастье нам не изменит». Здесь также своеобразные перепевы с античной историографией.

Судя по содержанию текста «Истории Флоренции» создается впечатление, что Макиавелли вслед за Цицероном считал, что история – это наставница жизни.

Вспомните 4 закона, которым должны следовать историки по убеждению Цицерона.

Отличие Макиавелли в том, что ради назидательности он не приукрашивал прошлое. Он стремился показать как было на самом деле. По крайней мере, таково его стремление. Он был уверен, что человеческая натура неизменна, а ситуации повторяются. Поэтому старый опыт может принести пользу. Греки это уже говорили.

Макиавелли пожалуй первый среди историков обосновал тезис о важности истории для политической теории и практической политики.

История Флоренции нашла продолжение у другого итальянского историка Франческо Гвиччардини, дожил до 1509 года.

Разница двух этих представителей в том, что Макиавелли был республиканцем по убеждению, а Гвиччардини – сторонник олигархического правления. Обоих интересовал смысл социально-политических перемен, которые происходят в человеческом обществе. главным образом, в центре внимания Гвиччардини история Флоренции на протяжении 130 лет. Эта его история не так знаменита, как История Флоренции Макиавелли, но также оказала заметное влияние на развитие Ренессансной историографии. Но это сочинение осталось в рукописи, и было опубликовано только в середине 19 века.

Больше повезло другому произведению Гвиччардини «История Италии». От Итальянских войн до 1504 года. Произведение примечательно как своеобразный очередной образец, пример взаимодействия и взаимоотталкивания политики и истории. Поначалу в «Историю Италии» были включены не все книги. Там всего их 20, а напечатали 16. На протяжении следующих лет печатали остальные. Дело в том, что в последних книгах излагались события недавние. И та оценка, с которой выступает Гвиччардини, оценка деятельности в том числе папской курии, она не очень-то устраивала Рим. По этой причине публикация была затруднена.

Ренессансная историография предлагает нам разные примеры, образцы достижений. Перечислить все невозможно. Кратко упомянуть хочу Жана Бодена. 16 век. Умер в 1596 году. О нем говорю потому, что он также настаивал на том, что главное назначение истории – служение политике. Перу Бодена принадлежит произведение «Метод для легкого изучения истории». По мнению Бодена именно в процессе изучения всемирной истории мы в состоянии вывести точное заключение относительно законов, которыми управляется человеческое общество. Наверное, такого рода заявление дискуссионно. Но в 1566 году этого 16 столетия это прозвучало. Что эти законы, которые мы можем вывести в процессе изучения «Всемирной истории», должны служить основой для учреждения в данных конкретных условиях лучшей формы правления.

В связи с подобными рассуждениями с историографической точки зрения представляют для нас интерес и «Исторические хроники» Шекспира. В этих Хрониках перед нами возникает картина Тюдоровской Англии, до 1603 года, это особый переходный период, перехода от «старой веселой» Англии, страны феодальной к Англии «железного века».

Учитывая, что очень сложно провести грань между Ренессансом и барокко, позже вернемся к подтверждению этой сложности.

В начале 17 века англ. философ Бэкон разделил «карту знания» на 3 способности человеческого духа: поэзия, история и философия. Бэкон настаивал на том, что поэзия отвечает за воображение. История – за память. Философия – а разум. Хотя порой разделить историю и философию очень сложно.

По мнению специалистов уже в классической древности было замечена объективная и субъективная близость истории и драмы. Творить историю – это значит разыгрывать драму человеческой жизни.

Вспоминая Аристотеля, который ставил поэзию выше, чем историю.

Хочется отметить тот авторитет истории, который был признан в тот период времени. Авторитет истории и историков были настолько общепризнанными, а вердикты истории настолько непререкаемыми, что в глазах сильных мира сего история уступала место теологии.

Согласитесь, что придворный духовник и придворный историк в равной мере распоряжались судьбами правителей. Только духовник на небесах, а историк – на земле. В те времена служение истории рассматривалось как занятие в высшей степени почетное. Поскольку в этом видели проявление не только высших интеллектуальных способностей, но и гражданской доблести. Поэтому историка почитали.

Исследователи настаивают, что ни до того, ни позже с подобной оценкой роли и значения истории в европейской культуре нам сталкиваться больше не приходилось. Только в период эпохи Возрождения.

Труды Макиавелли, Бодена, Гвиччардини – это образцы для подражания, но образцы зачастую недостижимые. Это вершины европейской исторической мысли своей эпохи. Основная масса исторических произведений 16 века, с которой имеем мы дело, и имели дело исследователи раньше, не столь далеко ушла от образцов средневековой историографии.

Наша задача: посмотреть как развивалась ситуация в славянском регионе, чтобы убедиться насколько в стороне от пути развития западно-европейской историографии оказалась дорога славянского историоописания.

Что касается Чешских земель, то в полной мере чешские земли ощутили те социально-политические и социально-экономические перемены, и в большей мере тут поспособствовали конфессиональные конфликты на историоописание. Что касается влияния гуманистических традиций итальянцев, то они в чешских землях были более-менее заметны. Но по крайней мере поддерживались определенной частью исторического клира.

Но сильнее эти веяния отмечались в Моравии, нежели собственно в Богемии.

Однако все больше и больше наступала контрреформация, что оказывало неоспоримое воздействие на историоописание чешских земель.

Еще одна отличительная черта чешской историографии периода 16 века – это сохранившаяся гуситская традиция, что в свою очередь создавало свою почву для тесных контекстов с немецкой реформацией. Однако реформация пребывала в весьма сложных, противоречивых отношениях с ренессансной культурой.

В целом обстановка не слишком благоприятствовала развитию гуманистических идей. На первый план в чешских сочинениях выходили, наряду с проблемами сношений с Веной, с Габсбургским абсолютизмом, в первые десятилетия 16 века разногласия вероисповедного характера. Они отражались в сочинениях исторических.

Если мы посмотрим на конкретные образцы чешской историографии, то с сожалением заметим, что у чехов больше черт средневековой историографии.