семинар 1 (17 января) / Литература / Сказкин С.Д. - Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века - 1968

-создать новую целостную научную концепцию, но и сохранить научно-плодотворные достижения предшествующей немецкой медиевистики»1 Остановимся вкратце на представителях «критического направления» и их взглядах на раннесредневековую вотчину.

базу под вотчинную теорию. С этой целью они поставили под сомнение вопрос о коренных изменениях в социальных отношениях раннего средневековья в результате закрепощения свободных общинников и утери ими земельной собственности; во-вторых, объявили вотчину исконной формой экономической жизни германских племен. Предшествующих сторонников вотчинной теории Виттих и Гутман критиковали прежде всего за взгляд на происхождение вотчины как на результат переворота в социально-экономических отношениях раннего средневековья. Несколько по-иному критиковали и исправляли вотчинную теорию Г Каро, Г Зелигер и Г Белов. Они выступили против чрезмерно высокой оценки значения вотчины раннего средневековья, в особенности же против того, что в эту эпоху развитие вотчины происходило за счет ликвидации свободного крестьянского землевладения и что оно привело .к почти полному исчезновению свободного крестьянства.

Г Каро старался доказать, что в каролингский период не было установлено безраздельное господство вотчины и не исчезло свободное крестьянство. По его утверждению, свободное крестьянство сохранило свое социальное значение в жизни немецкой деревни и в последующие времена.

Г Зелигер пришел к выводу, что, во-первы^, вотчина в раннее средневековье не является совершенно независимой организацией, «государством в государстве», во-вторых, внутренний строй вотчины нельзя рассматривать только как воплощение несвободы; вотчинные отношения были вполне совместимы с сохранением личной свободы лиц, втянутых в эти отношения.

А. И. Д а н и л о в . К критике допшиаиской концепции раннесредневековой вотчины. Сб. «Средние века», вып. IX. М., Изд-во АН СССР, 1957, стр. 9.

170

Г Белов .выступил против теории вотчинного происхождения города и .связанных -с ним .институтов; он также отрицал вотчинный характер ремесла раннего средневековья и считал неправильным недооценивать значение торговли в эту эпоху.

И, наконец, Дошл, защитник вечного существования не только собственности, но и капиталистических отношений, историк, больше всего испытавший на себе влияние идеологии империализма, обобщил и продолжил разработку взглядов сторонников «критического направления» на вотчину раннего средневековья. В своей книге «Хозяйственное развитие каролингской эпохи» и в последующих работах Допш высказывал надежду, что они вызовут «всеобъемлющий пересмотр» распространенных взглядов на основы хозяйственной жизни средневековья. При этом Допш больше всего основывал свои претензии на новом материале источников. Ему действительно •нельзя отказать в знаінии материала; и однако это не мешает ему быть типичным представителем самых реакционных тенденций буржуазной историографии эпохи империализма.

Прежде всего Допш решительно отвергает представление о том, что крупные вотчины -возникли только в VIII—IX вв.; эта теория якобы предполагает слишком много слепого и наивного доверия. Процесс образования вотчины протекал, по его мнению, на протяжении многих столетий, можно сказать, с тех пор, как существует королевская власть, церковь и знать. Но и на протяжении раннего средневековья, продолжает Допш, вотчина не уничтожила мелкую свободную земельную собственность.

В «Хозяйственных и социальных основах европейского культурного развития» Допш поставил целью доказать непрерывность исторического развития от эпохи Римской империи до іраннего средневековья. Выступая против марксистского учения о формациях как качественно отличных системах производственных отношений и принимая некоторые положения историков «критического направления», он считал, что вотчина была исконным институтом у германских племен, а соприкосновение ее с римскими аналогичными явлениями только укрепило ее, и, так как римские отношения были более развиты, римское влияние стало преобладающим и в

171

раннее средневековье. Вотчина существовала еще у древних германцев, и -она ничем не отличается от крупных поместий римских времен, так сказать, -продолжая их. Вотчина не связана с крепостным состоянием крестьянства. Наконец, нельзя рассматривать раннефеодальную вотчину как господство натурального хозяйства. Последнее утверждение вылилось у Допша в его положение о «вечности капитализма». «Капиталистический дух» он нашел и в вотчинных хозяйствах раннего средневековья, опираясь при этом на положение Белова о существовании в раннем средневековье свободного, не связанного с вотчиной ремесла и о широком участии вотчинников в торговле.

Нам нет нужды здесь критиковать каждого из представителей так называемого «критического направления»; это уже сделано в книге А. И. Данилова 2. Достаточно остановиться на критике взглядов Допша, тем более что эти взгляды представляют собой до известной степени чисто механическое соединение наиболее неприемлемых с нашей точки зрения положений как старой вотчинной теории, так и іряда утверждений историков «критического направления».

Итак, резюмируем основные положения Допша.

В каролингский период происходило лишь дальнейшее развитие крупных вотчин, которое не свидетельствовало ни о каком перевороте в социально-экономиче- ских отношениях. Сводить роль крупных вотчин только к вытеснению ими мелкого свободного землевладения и к закрепощению крестьян, усматривать в крупных вотчинниках только угнетателей, было бы, по мнению Допша, ошибкой. Крупная вотчина, наоборот, создала возможность социального и экономического подъема низших классов. Вотчинное землевладение, по егр мнению, не только сосуществовало с мелкой свободной земельной собственностью и свободным крестьянством; вотчина, пр утверждению Допша, была источником социального и экономического благосостояния мелких земледельцев.

Допш решительно отвергал представление о натуральном характере вотчинного хозяйства. Вотчина, кото-

2 См. А. И. Д а н и л о в . Проблемы аграрной истории раннего средневековья в немецкой историографии конца X I X — начала X X в. М., Изд-во АН СССР, 1958.

172

рая состояла из разбросанных по разным местам барских дворов и тянущихся к этим дворам крестьянских держаний, не могла быть замкнутым комплексом. Она не могла обойтись без применения наемного труда, широких торговых связей и денежного обращения. Кроме того, наличие как внутри вотчины, так и за ее пределами развитого ремесла, наемного труда, оживленных торговых связей, городской жизни, непрерывно существовав-

предположение о господстве натурального хозяйства в экономике средневековья. Но Допш идет дальше. Он утверждает, что раннему средневековью уже были свойственны капиталистические отношения. Историк-эконо- мист, считает Допш, должен исходить из признания исконного существования самых различных экономических форм на всем протяжении существования любого народа. Нельзя утверждать, говорит Допш, будто бы все новое всегда должно было возникать во враждебной противоположности к предшествующим состояниям. Нельзя, пишет Допш, и в этом сказывается принципиальное отрицание им материалистического понимания истории, разграничивать и определять те или иные исторические эпохи, исходя из предположения, что каждая из них характеризуется господством определенных экономических принципов3. Из этих положений Допш делает вывод о вечности капитализма как в прошлом, так и в будущем, политически обнадеживая буржуазию и выступая против марксистского утверждения об исторической неизбежности гибели капитализма. «Капиталистический дух» существовал уже во Франкской империи. Этот дух свойствен не только новому времени; он встречался уже в древнем мире, и он также не чужд средним векам; даже в раннее средневековье, по мнению Допша, существовали большие капиталистические предприятия.

Доказательства, которые Допш приводит в подтверждение своих взглядов (а они кажутся чрезвычайно многочисленными, ибо Допш большой знаток источников и письменных, и вещественных, добытых археологией), свидетельствуют о том, что Допш не столько делает выводы из фактического материала, сколько путем иногда

3 А. И. Д а н и л о в. К критике допшианской концепции... стр. 13.

173

весьма произвольного его истолкования выискивает факты в подтверждение принятых им заранее теорий. С этой точки зрения его метод извлечения из источников исторических данных, несмотря на призывы Допша к необходимости критики источников, никак не может считаться обогащающим науку. Что же касается его синтетических обобщающих построений, то всякий, кто читал его работу «Натуральное хозяйство и денежное хозяйство», становится просто в тупик перед упрощенностью и наивностью его теоретического мышления.

Необходимо все же подробней разобрать взгляды Допша на феодальную вотчину, и прежде всего дать общую оценку его положения о «вечности капитализма».

Конечно, Допш не решается утверждать, что в раннее средневековье существовали такие же предприятия капиталистического типа, как и в новое время. Такое утверждение было бы очевидной нелепостью. Он, правда, говорит, что всякая ведущаяся в большом объеме торговля тяготеет к капиталистическому строю, и готов видеть капитализм там, где налицо товарно-денежные отношения. Однако для него развитие товарного обращения и денежного хозяйства не является достаточным условием существования капитализма. Сущность капиталистического хозяйства он вслед за Зомбартом видит в «капиталистическом духе», который выражается в стремлении к увеличению богатства, в стяжательской и предпринимательской деятельности. Поэтому крупные вотчины раннего средневековья для него — капиталистические предприятия, и крупные вотчинники —предприниматели и капиталисты. Они стремились увеличить размеры своей собственности, они в неурожайные годы скупали по дешевке зерно у своих держателей, а затем продавали его по повышенным ценам, спекулируя на Народной нужде; они весьма часто старались увеличить производство сельскохозяйственных продуктов с целью продажи их на» рынке. Однако эти постоянно повторяемые Допшем аргументы в пользу «средневекового капитализма» абсолютно не выдерживают критики с точки зрения марксистского понимания таких явлений, как натуральное хозяйство или капиталистический способ производства. С точки зрения марксистского понимания истории лишь капиталисты являются представителями производительного богатства, и лишь механизм капиталистиче-

174

ского воспроизводства требует непрерывного расширения производства, тогда как феодалы являются представителями потребляемого богатства, и сам механизм воспроизводства феодального натурального хозяйства не требует постоянного расширения производства.

С точки зрения марксистского понимания натурального хозяйства утверждение, что данное хозяйство, например, феодальная вотчина, является натуральным потому, что оно ничего не продает и не покупает, не является достаточным. Такое определение отражает лишь внешнее проявление натуральности хозяйства, но не ее сущность. Исследуя феодальную ренту и формы ее развития, Маркс дает следующее определение натурального хозяйства. Хозяйство является натуральным, если «условия хозяйствования целиком или в подавляющей части производятся в самом хозяйстве, возмещаются и воспроизводятся непосредственно из его валового продукта» 4. Из этого вытекает ряд следствий. Во-первых, в таком хозяйстве труд земледельческий соединяется с ремесленным трудом, который подчинен первому; вовторых, феодальная рента не принимает форму прибавочной стоимости, а поступает феодальному собственнику в натуральной форме (барщина, натуральный оброк). Отдельные работы и продукты, говорит Маркс, «входят в круговорот общественной жизни в качестве натуральных служб и натуральных повинностей. Непосредственно общественной формой труда является здесь его натуральная форма, его особенность, а не его всеобщность, как в обществе, покоящемся на основе товарного производства» 5. Феодальная собственность, выступавшая, по определению классиков марксизма, как «земельная собственность вместе с прикованным к ней трудом крепостных» 6, в средние века закрепляла натуральный характер всей экономической жизни. Конечно, в это время существовали и обмен, и некоторые элементы товарного хозяйства, как это видно даже из таких ранних документов, как «Capitulare de villis», но констатируемые в отдельных случаях торговые сделки не

175

ма, поскольку воспроизводство условий труда, в том числе и рабочей силы, продолжало осуществляться в

рят нам о решительном преобладании барщины и натурального оброка в составе феодальной ренты раннего средневековья, что опять-таки является красноречивым свидетельством натурального хозяйства в вотчине раннего средневековья, равно как и в крестьянском хозяйстве.

Все это говорит нам о том, что общее значение господского хозяйства в хозяйственном развитии общества было весьма скромно.

Поскольку хозяйство вотчины держалось на крепостном труде крестьян и земля вотчины обрабатывалась крестьянским живым и мертвым инвентарем и ©следствие этого процесс производства имел индивидуальный характер, то развитие производительных сил осуществлялось через мелкое крестьянское хозяйство. Причем, если известное развитие производства имело место и в

а как индивидуальный труд. До известной степени организующее значение крупная вотчина имела лишь в тех случаях, когда сказывалась необходимость простой кооперации, например .при расчистке леса, осушении болот и т. д., но опять-таки и в данном случае на сцену выступала скорее община, чем вотчина, которая действовала и в данном случае не столько как производственная организация, сколько как организация лсі присвоению и распределению феодальной ренты.

Преувеличивает Допш и социальную роль раннесредіГевековой вотчины, несмотря на то, что он критически относится к подчеркиванию этой роли другими сторонниками вотчинной теории. Он считает, что вотчина вызвала к жизни «ассоциацию и социализацию» зависимых от нее людей, ранее изолированных друг от друга. Говоря так, Допш хочет подчеркнуть социальную роль вотчины, старается увидеть в ней организацию, вопло-

176

щающую ів себе заботу об общественном благе. И в этом отношении он іпошел дальше, чем прежние сторонники вотчинной теории, вроде Инамо-Штернегга, который утверждал, что крупное вотчинное хозяйство, сменившее «однообразное и экстенсивное» хозяйство мелкого земледельца, служило не только личному обогащению вотчинника, но и открывало широкие пути «национальному производству».

Утверждения Допша подверглись^шішадьноДисаііряпрп/тиіипйзритике p,nRPTPKHx ученых Так, заявление Допша^об'особо благотворной роли церковных вотчин, о том, что подчинение мелкого люда вотчине было якобы благодеянием для мелких земледельцев, было опровергнуто Н. П. Грацианским 7, который показал, что практика так называемых traditiones, дарений мелкими земледельцами своих участков монастырям была формой подчинения их церковной вотчине и превращения в крепостных церкви. Частая практика на церковных землях precaria remuneratoria служила целям расчистки и создания новых культурных земель для церквей и монастырей и, таким образом, тоже была на пользу церкви, а не мелких земледельцев. Допш готов был доказать даже «благодетельность» закрепощения крестьян; ведь «маленький человек» получал покровительство и защиту от вотчинников. Что же касается фактов закрепощения, то во-первых, думает Допш, их число сильно преувеличено, особенно случаев «самозакрепощения» (когда мелкий землевладелец отказывался в пользу вотчинника не только от своей земли, но и от своей свободы и превращался, таким образом, в крепостного, получившего свою землю от господина) и, наоборот, прежние исследователи не обращали внимания на частые случаи отпуска на волю. Уже упоминавшийся А. И. Данилов подверг все эти утверждения справедливой критике и на основании документов доказал, что искусственно собираемые Допшем отдельные факты не могут изменить общей картины тех изменений, которые происходили в Западной Европе в раннее средневековье: роста феодальной собственности и постепенного превращения ово-

7 См. Н. П. Г р а ц и а н с к и й . «Traditiones» Каролингской эпохи в освещении Допша. Сб. «Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья». М., Изд-во АН СССР, 1960.

бодных аллодистов-общинников в класс средневекового крепостного крестьянства.

Теперь наша задача заключается в том, чтобы на конкретном материале проиллюстрировать те общие положения, которые были развиты выше. Легче всего это сделать на примере двух стран средневековой Европы — Англии и Франции, которые изучены лучше, чем остальные, и при этом русскими и советскими историками, сделавшими немало для того, чтобы осветить, например, историю поземельных отношений и историю крестьянства в этих странах. Такая иллюстрация позволит нам ярко и конкретно показать, чем была вотчина в ранее средневековье и каковы 'были изменения в ее структуре іи в судьбе крестьянства как класса во второй іпериод развития феодализма.

Итак, выше мы видели, что каждая страна в Европе в средние века представляла собой систему вотчин, и с этой точки зрения вотчина была воплощением феодального способа производства. Она была не производственной организацией .или, лучше сказать, была ею лишь в той мере, в какой она была воплощением феодального способа производства в целом, будучи его индивидуальным проявлением. Подходя с этой точки зрения, мы отмечаем наиболее общие и существенные черты этой организации; но такой путь рассмотрения вотчины не является единственным. Изучая любую вотчи-

ра, представителя господствующего класса феодалов, мы рассматриваем вотчину как организацию, приносящую доход ее владельцу, т. е. как организацию для получения феодальной ренты и как организацию распределения феодальной ренты среди представителей господствующего класса. •

В книге «Исследования по аграрной истории Англии XIII в.» академик Е. А. Косминский говорит: «Классическая теория рассматривала аграрную Англию как совокупность более или менее однообразно построенных Майоров. «Описания английских деревенских порядков изучаемой нами эпохи всегда предполагают, что страна разделена на маноры...— цитирует автор мнение П. Г. Виноградова,— Возьмем ли мы Книгу Страшного Суда, Сотенные Свитки (так называемые Rotuli Hundredo-

178

rum —важный источник XIII в., содержащий в себе описания маноров — С. С.) или вотчинную опись какогонибудь монастыря или опись земель, принадлежавших умершему лорду,— всюду імы встречаемся с тем же типическим строем». Типический манор совпадает с виллой и в силу этого представляет сельскую общину. Во главе манора стоит лорд (единичный или коллективный), который держит манор от короля или от другого лорда. Манор делится на две основные части: домен, обрабатываемый барщинным трудом крестьян, составляющий чаще всего 1/2—Ѵз территории манора, и земля (держания) крестьян-вилланов; сюда присоединяются еще свободные держания, составляющие «узкую кайму» на территории манора. Каждый манор представляет особую хозяйственную единицу, управляется старостой и приказчиком, имеет курию и составляет ежегодно отчеты. Эта система, еще не вполне установившаяся в Книге Страшного Суда, принимает завершенный вид в Сотенных свитках. «Если мы сравним градации зависимости (в Книге Страшного Суда) с хорошо округленными и компактными манорами Сотенных свитков,— говорит Виноградов,— нас поразят успехи унификации и подчинения» 8.

Однако, указывает Е. А. Косминский, затративший много труда на систематическое изучение Rotuli Hundredorum, еще Мэтланд показал, насколько такой взгляд Виноградова не соответствует действительности и в какой мере эта действительность сложнее, чем думал Виноградов. В маноре может не быть господского двора, господской земли, в ней может не быть свободных держаний, в нем может даже не быть вилланов и вилланской земли; в маноре может не быть курии. Манор может быть огромен и включать ряд деревень, к нему может принадлежать ряд сотен, но он может представлять собой и маленький клочок земли. Даже как единица хозяйственного управления манор не имеет точных и определенных признаков. Если этот взгляд Мэтланда и является чрезмерно скептическим, замечает Е. А. Косминский, то он все же правильно отмечает крайнюю сложность и разнообразие структуры английской вотчины XIII в.