Тённис Ф. Общность и общество (2002)

А. Ф. Филиппов

МЕЖДУ СОЦИОЛОГИЕЙ И СОЦИАЛИЗМОМ: ВВЕДЕНИЕ В КОНЦЕПЦИЮ ФЕРДИНАНДА ТЕННИСА

I

Что Фердинанд Теннис — один из основоположников клас­ сической социологии, а главное его сочинение — Gemeinschaft und Gesellschaft, знает, наверное, любой студент. Собственно, этого почти достаточно, чтобы умертвить живой интерес к книге. Классика стала элементом начального социологического образования, предваряющего постижение науки изучением ее истории. И в школьной перспективе дело представляется именно так: кто занимается наукой, тот обращается к действи­ тельности и, не довольствуясь собственными усилиями, опи­ рается на результаты современников — современников той же самой действительности. Кто занимается историей науки, t o i

пренебрегает действительностью, будь то действительность своего опыта или опыта современников. Он обращает свой взор в прошлое, в случае с классикой — заведомо далекое про­ шлое, предаваясь занятию, быть может, и почтенному, но не­ посредственно бесполезному, оправданному даже не целями образования (что нового откроет учащемуся оригинал в срав­ нении с учебником?), а лишь тоскливым утверждением его ни­ кчемности — «нас мало, избранных...». Отношение к истории социологии испорчено школьным подходом, методически пра­ вильно с методичным упорством отделяющим историю от про­ чих областей дисциплины. Отношение к классике испорчено школьным преподаванием истории социологии, методически и методично проводящим хронологический принцип: сначала Конт, потом Спенсер, а потом Теннис, после которого...

Историк социологии мог бы сказать, конечно, что занятия классикой потому, например, небесполезны , что позволяют воспитать культуру теоретического мышления. И значит, чи­ тать классические сочинения необходимо полностью — не и отрывках, не в учебных переложениях, — но проходя шаг 3ci

386

шагом все этапы аргументации знаменитых авторов. А это тре­ буется, пожалуй, не столько тому, кто приступает к изучению дисциплины, сколько тому, кто собирается всерьез усовершен­ ствоваться в ней, кто, миновав собственно школьный период, испытывает потребность вышколить, дисциплинировать свое мышление.

Но что же делает сочинение классическим — давность, из­ вестность, какое-то особое высокое качество? Что значит ка­ чество применительно к науке, которая должна двигаться через отрицание, через преодоление, не просто уточнение, но опровержение предшествующих результатов? Или достаточно того, что она выстраивается на фундаменте, заложенном клас­ сическими работами, так что мы можем сослаться на какое-ни­ будь открытие Тенниса или Дюркгейма, Зиммеля или Макса Вебера, подобно тому как ссылаемся на теоремы и формулы классиков других дисциплин? Но известно ведь, что в социоло­ гии теорем не бывает1, не было и нет согласия между ведущи­ ми теоретиками, нет, стало быть, и прямой линии преемствен­ ности^, прогресса науки в полном смысле слова. Что же тогда может означать определение «классический» и формула «куль­ тура мышления»?

Классическими, — говорит Джефри Александер, — назы­ ваются те сравнительно ранние работы, которым придается привилегированный статус по сравнению с более поздними трудами в той же области. «Привилегированный статус озна­ чает, что современным представителям той же самой дисципли­ ны изучение этих ранних сочинений представляется не менее важным, чем изучение трудов своих современников».2 Иначе говоря, некоторое время назад некоторыми авторами были на­ писаны труды более существенные, чем позднейшие сочине­ ния в той же области, — разумеется, с сегодняшней точки зре­ ния. Классическая традиция — это то, что определяется как классика сегодня, с позиций современной социологии. Значит, понятие классики меняется от эпохи к эпохе,3 и, кроме того, соперничество современных теоретиков переносится на уро­

1 За исключением, может быть, теоремы Томаса, которая, стро­ го говоря, и теор^мой-то не является.

2 Jeffrey C. Alexander. The Centrality of Classics / / Social Theory Today / Ed. by A.Giddens & J.H.Tumer. Stanford (Cal.): Stanford University Press. P. 11 f.

3 О том, что в эпоху, которую мы теперь называем классичес­ кой, у социологии были совсем другие классики, см.: Connel R. W.

Why is classical theory classical? / / American Journal of Sociology.

387

вень рецепции и интерпретации классических текстов. Клас­ сики актуализируются в современных дискуссиях, они утвер­ ждаются как таковые одними авторами, оспариваются други­ ми, игнорируются третьими. И все-таки ориентация на класси­ ку составляет важную — хотя и не исключительную — особенность современного социологического теоретизирова­ ния, теоретической культуры в социологии. Никлас Луман, иронически называя классиков «пятизвездными героями дис­ циплины», объяснял их статус следующим образом: «Авторы становятся классиками, если установлено, что написанное ими не м ож ет быть правильным; ведь тогда приходится искать какое-то иное основание, чтобы ими заниматься, а таким осно­ ванием может быть лишь то, что ими занимаются другие».4 Но у Лумана есть и более емкое утверждение: «...Классики суть классики, потому что они классики. В современном употребле­ нии для них характерна самореференция».5 Это значит, что со­ временная социология (которую можно, конечно, оценить и в высшей степени критически) есть та социология, которая выбра­ ла себе таких классиков, т.е. нынешнее представление о теории именно таково, что в прошлом изыскиваются соответствующие ему фигуры, на которые потом можно указать, обосновывая со­ стоятельность современных концепций. Иначе говоря, речь идет не о прогрессе знания, но о круге самообоснования, где призна­ ние особого статуса предшественников позволяет выстроить линию преемственности, и специальные усилия нужны, чтобы вырваться из этого круга, научиться относиться к классикам сво­ бодно и непредвзято, — не покидая при этом пределов своего цеха. Напротив, напряженное, активное отношение к классике, стремление вновь и вновь вводить ее в оборот как источник по меньшей мере равноправный с новейшими публикациями весьма специфическим образом формирует облик дисциплины.

Вот, например, в Германии уже четверть века продолжает­ ся эпоха «полных собраний». Полное собрание сочинений М. Вебера, полное собрание сочинений А. Гелена, полное собрание сочинений Г. Зиммеля,6 подошла и очередь Тенни-

1997. V. 102. N 6. Р. 1511 — 1557 (1512 ff, 1542 f). См. также по­ лемику: Collins R. А sociological guilt trip. Comment on Connel / / American Journal of Sociology. 1997. V. 102. N 6. P. 1558— 1564.

4 Luhmann N. «Was ist der Fall?» und «Was steckt dahinter?» Die zwei Soziologien und die Gesellschaftstheorie. Bielefeld, 1993. S. 5.

5 Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriß einer allgemeinen Theo­ rie. Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1984. S. 7.

6 Мы называем только социологов.

388

ca.7 Сколько классики может выдержать непредвзятый ум, для того ли это издается, чтобы все все читали? И сколь­ ко жизней нужно социологу, чтобы освоить классическое наследие, хотя бы только собранное в этих монументаль­ ных многотомных изданиях? И можно ли согласиться, что сквозное чтение полных собраний, а также статей, ком­ ментариев, монографий,8 написанных в связи с этими полны­ ми собраниями, не м енее ценно, чем чтение современных работ?

Попробуем найти здесь не общенаучный, но специально социологический смысл. Будем исходить из того, что социоло­ ги — это группа, в которой, собственно, и происходит призна­ ние статуса: как признание членства за живыми участниками группы, так и признание статуса основателя или классика за теми, кто жил намного раньше. Группа социологов неоднород­ на, в ней существуют большие кланы, находящиеся в постоян­ ном соперничестве между собой. Классики ж е оказываются ритуальными фигурами кланов: признание их статуса («отда­ дим должное такому-то») есть позитивный ритуал; регулярные

7 Полное собрание сочинений Тенниса выходит с 1998 г. Пер­ вым вышел двадцать второй том, в котором напечатаны самые поздние его работы. См.: Ferdinand Tönnies Gesamtausgabe / Im Auftrag der Ferdinand-Tönnies-Gesellschaft e.V. herausgegeben von Lars Clausen, Alexander Deichsel, Cornelius Bickel, Rolf Fechner, Carsten Schluter-Knauer. Bd 22. 1932— 1936. Geist der Neuzeit. Schriften. Rezensionen. Berlin: De Gruyter. (Выход этого тома отме­ чен и в отечественной печати. См: Шпакова Р.П. К выходу в свет 22-го тома полного собрания сочинений Фердинанда Тенниса / / Социологический журнал. 2001. № 1). Далее последовали: Band 9: 1911— 1915. Leitfaden einer Vorlesung über theoretische Nationalöko­ nomie. Englische Weltpolitik in englischer Beleuchtung. Schriften. Re­ zensionen / Hrsgg. v. Arno Mohr in Zusammenarbeit mit Rolf Fechner и Band 15: 1923— 1925. Innere Kolonisation in Preußen. Soziologische Studien und Kritiken. Erste Sammlung. Schriften, 1923 / Herausgege­ ben von Dieter Haselbach. Оба тома вышли в том же издательстве в 2000 г. Но дело не ограничивается, разумеется, собранием тру­ дов, и не столь уж недавнего происхождения эта активность. Есть

«Общество Фердинанда Тенниса» (Ferdinand-Tönnies-Gesellschaft),

основанное сорок пять лет назад, есть журнал «Теннис-форум» (Tönnies-Forum), который выходит уже десять лет.

8 Лучшая монография о Теннисе последних лет: Merz-Benz Р.- U. Tiefsinn und Scharfsinn: Ferdinand Tönnies' begriffliche Konstituti­ on der Sozialwelt.Frankfurt а. M: Suhrkamp, 1995.

389

попытки поставить под сомнение ту или иную классическую работу или группу идей — негативный ритуал; попытки утвер­ дить нового классика — ритуал оплакивания, но не безвремен­ но ушедшего, а несправедливо забытого члена группы. Это можно рассматривать также как попытку поиска нового тоте­ ма, мифического предка, некогда (возможно) умерщвленного (вовремя не признанного, недооцененного, несправедливо и слишком рано забытого) группой. Самоидентификация чле­ нов группы совершается путем возведения своей научной ге­ неалогии к мифическому предку, выступающему как тотем клана. И зучение классических текстов, сложных, запутан­ ных, изложенных архаичным по нашим меркам языком (пред­ ставления о хорош ем научном стиле сильно меняются со временем), часто посвященных полемике с теми, чьи имена давно вышли из научного оборота, есть проявление науч­ ной аскезы (к которой относится воздержание от критики, от понимающего усвоения, от чтения более доступных, со­ временных и непосредственно полезных источников и т.п.) — ритуал инициации, позволяющий стать полноправным чле­ ном племени социологов. А вместе эти ритуалы служат укреп­ лению солидарности, чувства взаимной принадлежности к единой группе, а значит, и сохранению группы как тако­ вой.

Перечисляя виды и функции ритуалов мы, разумеется, опи­ раемся, в основном, на классическую работу Эмиля Дюркгейма «Элементарные формы религиозной жизни».9 Такое описа­ ние — это квинтэссенция социологизма: мы отвлекаемся от конкретного содержания верований и ритуалов и сосредоточи­ ваемся на природе группы, на характеристиках статуса, на групповой солидарности и механизмах ее обеспечения. Социо­ логизм торжествует: нам не приходится задавать вопрос о науке и прогрессе знания, мы не дискутируем сложно разре­ шимый вопрос о качестве, мы легко справляемся с многообра­ зием классических фигур. Сам принцип социологии таков: со­

9 Dürkheim E. Les formes elementaires de la vie religieuse. Le systeme totemique en Australie (1912). Quatrieme Edition. Paris: PUF, 1960. Небольшая примесь Фрейда не меняет сути дела: аргумент носит отчетливо социологистический характер. Пример подобно­ го же аргумента, в котором, однако, Фрейд подмешивается не к Дюркгейму, а к социальной психологии толпы Лебона и Тарда, а область применения ограничивается политикой, см. в кн.: Московичи С. Век толп. М.: Центр психологии и психотерапии, 1996.

С. 424 и сл.

390

циальные явления объясняются социальными причинами, т.е. причинами, лежащими в области социального (дело только за тем, чтобы определить социальное). Вот она — самореферентность, находящая выражение в своеобразной аутологии: ис­ тинное объяснение статуса есть объяснение, идущее не от ис­ тины (добытых авторами истин), но от статуса (возводимого к процедуре признания). Так может ли быть правильным (истин­ ным) то, что писали классики, может ли это быть основанием, «чтобы ими заниматься»?

Но попробуем посмотреть по-другому. Ведь странное ощу­ щение, которое поневоле возникает при взгляде на чрезмерное почитание классиков в ущерб позитивным разработкам, связа­ но в немалой степени с тем, что социологии верят на слово, принимая ее за одну из «позитивных наук». А если социология

исоциологическое объяснение — это нечто иное, не сводимое

ктаким простым схемам (социология це исчерпывается ни по­ зитивной научностью, ни социологизмом), и социологическая классика находится к последующей социологии в отношении, не характерном для науки (предшественники — последовате­ ли), но и не сугубо ритуальном? Что, если это напоминает, ско­ рее, философию — и отношение к классикам философии? И тогда можно сказать так: новое зрение дают нам классики, новую оптику — и простые определения науки здесь отказы­ вают. Созданная как наука, заявлявшая себя как наука, класси­ ческая социология — бессмертная на время нашего почита­ ния — потому и сохраняет свое значение, что только наукой она никогда не была.10 Точнее не определяемый (не определи­ мый?) жанр социологического теоретизирования сохраняется. Классика выступает для сегодняшних социологов и как фунда­ ментальная диспозиция, и как образец стиля, и как — наука для науки — богатый ресурс понятий, описаний и схем, а не­ редко и собственно позитивных результатов. Непреодоленная, она останется непреодолимой, пока мы сохраняем эту оптику, пока школим и дисциплинируем свою теоретическую способ­ ность классическими текстами, ориентируясь на парадигмати­ ческие образцы, сколько бы мы ни продвинулись вперед в деле позитивного знания. Но подлинно продуктивное отношение предполагает свободу, актулизированная классика может быть только живой, не мумифицированным священным объектом,

10 В своих знаменитых описаниях истории классической социо­ логии Вольф Лепениес помещает ее «между литературой и нау­ кой». См.: Lepenies W. Die drei Kulturen. Soziologie zwischen Lite­ ratur und Wissenschaft. Reinbek bei Hamburg: Rowohlt, 1988.

391

не тотемом.11 Отдать ей должное, значит принимать всерьез — критически, а не на веру, — ее ресурсы, ее претензии, ее ре­ зультаты. Критически — не только в смысле прогресса науки, предлагающей вскарабкиваться на плечи гигант ов, чтобы смотреть на них сверху вниз. Критически — это также и в смысле философской критики, уяснения классических осново­ положений как результатов определенного выбора, теорети­ ческого решения, оправданного лишь его последующей пло­ дотворной экспликацией. Но решение, представленное как ре­ ш ение, показывает не только самое себя, но и другое: те значимые альтернативы, отказ от которых и предопределяет архитектонику научного построения как замкнутой системы. Критическое осмысление могло бы позволить снова разомк­ нуть ее навстречу иным возможностям, демонстрируя тем самым и непреодолимые ограничения, и неиспользованные ре­ сурсы классического текста. Классики суть классики, потому что они классики — все так. И мы, сегодняшние, их признаем и, критически тематизируя классическое наследие, настолько же воспроизводим привычный облик дисциплины, насколько и меняем его.

II

Подзаголовок первого издания знаменитой книги Ферди­ нанда Тенниса: «О коммунизме и социализме как эмпиричес­ ких формах культуры».12 Через четверть века выходит второе, как указано, «сильно измененное и дополненное» с подзаго­ ловком «Основные понятия чистой социологии».13 Этот подза­ головок сохраняется и далее, во всех прижизненных изданиях, которых после первой мировой войны становится необыкно­ венно много — последнее, восьмое (по нему сделан публикуе-

11Впрочем, и тотемом может быть не только классик. Клановая организация социологии допускает поклонение и недавно умер­ шим (Луман), и еще недавно живым авторитетам (Бурдье). Класси­ ка и здесь выступает как образец: культу классиков соответствует культ современников.

12Tönnies F. Gemeinschaft und Gesellschaft. Abhandlungen des Communismus und des Socialismus als empirischer Culturformen. Leipzig: Fues, 1887.

13Tönnies F. Gemeinschaft und Gesellschaft. Grundbegriffe der rei nen Soziologie. 2., erhebl. veraenderte u. vermehrte. Aufl. Berlin: Cur tius, 1912.

392

мый перевод), выходит в 1935 г., за год до смерти ученого, ли­ шенного нацистами пенсии за симпатии к левым и членство в СДПГ. О чем ж е пишет Теннис? О социализме, коммунизме и формах культуры или о чистой социологии и ее основных по­ нятиях? И настолько ли сильно изменено второе издание по сравнению с первым, чтобы оправдать решительную перемену подзаголовка — вместе с сохранением заголовка как такового? И что значит, собственно, сам заголовок?

Вопросов слишком много, а ответы на каждый могли бы со­ ставить предмет отдельных статей. Но, пожалуй, последний из них может вызвать наибольшее недоумение. Как же так? Ведь мы держим в руках перевод, небезосновательно претендую­ щий на точность и внятность. Правда, кому-то все еще более привычно некогда устоявшееся «Община и общество»,14 кто-то предпочтет более поздний вариант «Сообщество и общ ест­ во»,15 а кто-то ничего иного не предполагал: «Общность и об­ щество»16 — как же иначе?! Мы видим, что в русских перево­ дах меняется только первое слово, второе не вызывает разно­ чтений. Сравним это с переводами на другие языки. Без затей сделан перевод на французский: «Communaut6 et soci£t£».17

14 См., например: Ионин Л. Г. Социологическая концепция Фердинанда Тенниса / / История буржуазной социологии XIX — начала XX в. / Под ред. И. С. Кона. М. : Наука, 1979. С. 164— 179. Впрочем, уже здесь отмечено, что «понятие „Gemeinschaft" пере­ водится на русский язык по-разному: как „община" и как „об­ щность". Первый термин подчеркивает исторический прообраз этого типа отношений — древнюю общину, второй — формаль­ ное значение понятия, относящегося к любой «органической» об­ щности» (Указ. соч. С. 166. Сноска 1).

15См., например, наши статьи в словаре «Современная запад­ ная социология». М.: Политиздат, 1990 («Фердинанд Теннис» и (совместно с Ю. Н. Давыдовым) «Сообщество и общество»).

16См.: Теннис Ф. Общность и общество / Пер. А. Н. Малинкина / / Социологический журнал. 1998. № 3/4. В примечании пере­ водчика дается серьезный терминологический разбор сложностей передачи на русский язык ряда основных понятий Тенниса.

17См.: Tönnies F. Communaute et societe: categories fondamentales de la sociologie pure. Paris: Presses universitaires de France, 1944.

Аведь еще в 1889 г. Эмиль Дюркгейм с сожалением писал о том, что оба термина Тенниса невозможно перевести. За неимением источника мы не можем судить, как относились издатели к этой проблеме. Подробнее о позиции Дюркгейма в отношении к Тен­ нису см. ниже.

393

26 Ф. Тённис

Зато с переводами на английский все непросто. В 1955 г. вы­ ходит перевод Ч. Лумиса «Community and association»,18 двумя годами позже его же перевод называется «Community and society».19 Но тем дело не ограничивается. «Community and asso­ ciation» вновь выходит в 1963 г.,20 а ближе к нашему времени переиздается вариант 1957 г.21 Наконец, совсем недавно появ­ ляется новый перевод — с новым названием: «Community and civil society»22. Таким образом, если при переводе на русский язык проблемы возникают со словом «Gemeinschaft», то при переводе на английский — со словом «Gesellschaft», которое с колебаниями передается то попросту как «общество», то как «ассоциация», то — в новейшем переводе — как «гражданское общество».23

Это очень поучительная история, куда более поучительная для нас, чем для переводчиков на английский и французский. Ведь они вполне логично прибегают для перевода немецкого

«Gemeinschaft», образованного от «gemein» — «общий», к сло­ вам, родственным латинскому «communis», к которому восхо­ дят не только «commun», «common», «communaut£» и «Commu­ nity», но и «коммунизм» (вот он, «коммунизм как форма куль­ туры»!). Немало оттенков немецкого «Gemeinschaft» здесь теряется, а все-таки меньше, чем в любом из русских перево­

18 См.: Tönnies F. Community and association (Gemeinschaft und Gesellschaft) / Translated and supplemented by Charles P. Loomis. London: Routledge & Paul, 1955.

19 C m .: Tönnies F. Community & society (Gemeinschaft und Gesel­ lschaft) / Translated and edited by Charles P. Loomis. East Lansing, Michigan State University Press [1957].

20 В нью-йоркском издательстве «Harper and Row».

21 См.: Tönnies F. Community & society / With a new introduction by John Samples. New Brunswick, N.J.: Transaction Books, 1988.

22 C m .: Tönnies F. Community and civil society / Ed. by Jose Har­ ris / Transl. by Jose Harris and Margaret Hollis. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 2001.

23 Вот еще Характерный пример: Вернер Кайман, один из луч­ ших знатоков Тенниса, предпочел вообще не переводить на английский эти термины, поскольку буквальный перевод «Commu­ nity and society» оказывается двусмысленным. Точно так же он предпочел не переводить производные прилагательные «gemeinsc­ haftlich» и «gesellschaftlich». См.: Cahnman W. J. А note on translation and Abbreviation / / Ferdinand Tönnies. A new evaluation. Essays and documents / Ed. by W. J. Cahman. Leiden: E. J. Brill, 1973. P. 28.

Этому образцу последовали и мы в данной статье.

394

дов (каждый из которых по-своему правилен). Не так много проблем у европейских переводчиков и со вторым словом. И «societe/society», и даже «association» восходят к латинскому

«socius», что может значить «общий», но также (и это в неко­ тором роде поясняет его более тонкое отличие от «communis»): «товарищ», «спутник», «союзник». И, между прочим, отсюда как раз происходит слово «социализм» (тоже «форма культу­ ры», если следовать подзаголовку первого издания) и слово «социология».24 Вот почему при чуть более внимательном рас­ смотрении нас уж е не удивит название завершающего параг­ рафа книги — «О коммунизме и социализме». Вопреки привы­ чному употреблению этих терминов, у Тенниса (состоявшего, заметим, в переписке с Энгельсом и позже написавшем биог­ рафию Маркса) они служат обозначению семейной общности в противоположность индивидуализму городского общения.25

Наш родной язык служит нам скверную службу. У нас все эти слова однокоренные: «общий», «общество», «сообщество», «общение», «сообщник», «община», «общность». Общение то- варищей-союзников и общность общинников никак не диффе­ ренцируются, потому что совместность общения (в немец­ ком — «Gesellschaft» от «gesellen» — «общаться»)26 не отли­ чается у нас от общ ности общ его, общ ности общины (из

«gemein» происходит ведь не только «Gemeinschaft», но и «Ge­ meinde» — «община», и совершенно непереводимое «Gemein­ wesen», которым также широко пользуется Теннис и которое самым приблизительным образом может передаваться на рус­ ский, например, как «строй общей жизни»). Мы слышим срод­ ство там, где его не слышит европеец, мы только знаем о пос­ тулируемой противоположности, но не прочувствуем ее, пока усилия образования не сделают нас когда-нибудь совершенно глухими к родной речи. Но, может быть, в этом — наше еще не утраченное преимущество, которое только требуется исполь­ зовать как ресурс, чтобы создать некоторую теоретическую схему? Кто знает.

А «эмпирические формы культуры»... Похоже, что и это было очень по-немецки. Через полстолетия Норберт Элиас вы­

24 Удивительное творение О. Конта, умудрившегося соединить латинский корень с греческим, легко прижилось в Англии и США, но долго отторгалось немцами.

25 Или можно сказать еще так: коммунизм в этом понима­ нии — «первобытный коммунизм», социализм — современный капитализм марксистов.

26 Ср. также немецкое «Gesellung» и английское «socializing».

395