Ist.Vostora_6 / Том 3. Восток на рубеже средневековья и Нового времени

наибольших — до 350 тыс. Если к началу

XVI в. в уезде Уцзян насчитывалось 3 ши и 4 чжэня, то на рубеже XVI—

XVII вв. — 10 ши и 7 чжэней. Разумеется, отмеченный рост наблюдался не повсеместно и был характерен прежде всего для центрально-южных районов страны, наиболее развитых в экономическом отношении. Но в общих чертах он отражал преобладавшую тенденцию развития описываемого времени. Отмеченный рост был связан с развитием городского ремесла, с одной стороны, и обезземеливанием крестьян в процессе концентрации земли в руках крупных землевладельцев — с другой.

В больших городах наблюдается значительная локализация отдельных видов ремесла в тех или иных кварталах. В Нанкине, например, были улицы красок, парчовая, медная, железная и т.п., в Пекине — улицы и переулки шелковых нитей, котлов, шапок, виноваренный, масличный, хлопковый, жестяной, ювелирный и т.д. Отдельные данные свидетельствуют и о росте ремесленного населения в городах. В Сучжоу, например, более половины населения в начале XVII в. было занято различными ремеслами. С середины XVI в. ремесленно-торговые кварталы образуются в «застойной» части крупных городов, т.е. в их предместьях. К рубежу XVI—XVII столетий число жителей этих предместий иногда стало превышать количество «внутристенных» обитателей. Характерно, что наибольшее количество торгово-промысловых поселений городского типа возникало вокруг городов, являвшихся крупными центрами сосредоточения ремесла и торговли (Сучжоу, Сунцзян, Цзядин, Цзясин и др.). Это служит косвенным показателем более тесного вовлечения в торгово-промышленную деятельность прилегавшей к таким центрам сельской округи.

Последнее подтверждается также сведениями о расширении посадок технических и сырьевых культур вокруг ремесленно-торговых городов. В XVI в. увеличиваются площади под масличными культурами, виноградом, хлопком, индиго, табаком, сахарным тростником, тутовником. К рубежу XVI—XVII вв. вокруг г. Цзядин было занято хлопком до 70% возделываемой земли, а в районе современного Шанхая — до 50%.

Отдельные города становятся главными центрами того или иного вида ремесла в масштабах всей страны. Среди известных в XVI в. 40 центров производства фарфора пальма первенства принадлежала Цзиндэчжэню, а

283

вшелкоткачестве по-прежнему первенствовали Сучжоу и Ханчжоу, в изготовлении железных изделий вперед выдвинулся Фошаньчжэнь, в производстве бумаги — Шитанчжэнь, в красильном и лощильном деле — Сунцзян, Фэнцзин, Чжуцзунь и т.д.

По своему качеству и количеству изделия китайского шелкоткачества, хлопкоткачества, фарфорового дела и бумажного производства отвечали наивысшим мировым стандартам. На высоком уровне находились крашение тканей, художественные ремесла, обработка сельскохозяйственного сырья. Достаточно развиты были горнодобывающие промыслы, плавка и обработка металлов. Увеличивались масштабы ремесленного производства, совершенствовались техника и технология труда.

Наблюдается дальнейший прогресс в разделении труда, увеличении сортов и видов продукции какой-либо отрасли ремесла. Властями были зарегистрированы и соответственно различно оценивались 23 вида тканей, 7 видов кожи и шерсти, 14 видов бумаги, 25 видов фарфоровых изделий, 13 видов красителей, 28 видов различного сырья для ремесла, 36 видов продуктов моря и т.д. В XVI в. в казенных ткацких мастерских г. Нанкин работали мастера 32 различных специальностей, в Сучжоу в начале XVII в. — 16.

О мощности передовых отраслей китайского ремесла в описываемый период можно судить по следующим цифрам. Только в казенных мастерских на рубеже XVI—XVII вв. ежегодно выпускалось приблизительно 90 тыс. кусков, или отрезов, шелка длиной 40 чи (1 чи — 31,1 см) и шириной в 2,2 чи. Лишь по заказу двора в 1554 и 1597 гг. было соткано по 30 тыс. кусков шелка, а

в1606 г. ко двору поступило 24 600 кусков атласа для шитья одежд императору и императрице. Казенное ремесло в Китае в XVI в. управлялось через столичное Ведомство работ и специальное дворцовое Ремесленное управление (Нэйфу цзяньцзюй). О его масштабах можно судить и по тому, что в начале XVI в. в четырех провинциях страны имелось 19 местных управлений, ведавших только казенным ткацким производством. Основную рабочую силу казенных мастерских составляли отбывавшие посменно трудовую повинность работники. Однако число таких обязанных нести трудовую повинность ремесленников к 60-м годам XVI в. составляло 142 тыс., что значительно меньше их количества, зарегистрированного в начале правления династии Мин

(почти на 90 тыс.) и в XV в. (приблизительно на 150 тыс.). Это было связано с санкционированной властями в конце XV в. возможностью откупаться от отработок фиксируемой в серебре платой. Процесс перехода ремесленников на выплату денежного налога вместо отработок привел к тому, что последние были отменены в 1562 г. Трудовую повинность заменил ежегодный налог в 4 цяня 5 фэней серебром (1 цянь — 3,73 г.). На выплату налога перешло тогда до 80% ремесленников, а к концу 60-х годов XVI в. — около 90%. Он был закреплен налоговой реформой 1581 г.

Однако это не привело к исчезновению казенного ремесла. На средства, поступавшие в счет налога, власти, ведавшие казенными мастерскими, нанимали мастеров и работников, причем зачастую насильно.

284

Кроме того, оставалась такая категория ремесленников, как чжуцзо, которые были обязаны отрабатывать повинность на дому. К 1645 г. их насчитывалось более 15 тыс. человек, т.е. почти вдвое меньше, чем в начале XV в., но на 3 тыс. больше, чем в середине XVI в. Оставалось и небольшое число отрабатывавших повинность ремесленников, приписанных к военному сословию. Однако авторитарные порядки управления позволяли властям и после налоговой реформы сохранять практику принудительной эксплуатации ремесленников. Это осуществлялось с помощью издавна существовавших «принудительных закупок», когда казна по устанавливаемой ею заниженной цене скупала продукцию различных видов ремесла, и с помощью оплачиваемой, но фактически принудительной «вербовки» работников для выполнения поступавших сверху в приказной форме «заказов». Такие «заказы» уже с середины XVI в. зачастую превышали возможности казенных мастерских и перекладывались на частного ремесленника.

Однако, несмотря на перечисленные оговорки, замена трудовой повинности денежным взносом сыграла стимулирующую роль в развитии китайского ремесла, существенно сузив рамки мешавшей естественному прогрессу частного ремесленного производства казенной промышленности и значительно изменив ее характер. В этом отношении показательно, что в 1628 г. было сочтено рациональным закрыть казенное производство в основных центрах шелкоткачества — Сучжоу и Ханчжоу (и такое положение сохранялось до конца существования империи Мин).

Частное ремесленное производство в XVI — начале XVII в. переживает как чисто количественный рост, так и глубокие качественные изменения. Если во второй половине XV в. в Цзиндэчжэне было 50 частных печей для обжига фарфора, то к концу XVI в. — около 300 печей, на которых было занято 16 тыс. мастеров. В производстве бумаги работало от 50 до 60 тыс. человек, в г. Сучжоу, в его восточной части, «все занимались ткачеством».

Основной фигурой в частном ремесле оставался индивидуальный мастер, обладавший собственными средствами производства и работавший с помощью своих домочадцев или с привлечением учеников и помощников со стороны. Его хозяйство заносилось в государственные списки ремесленных дворов как податная единица. Помимо выполнения трудовых повинностей (а после 1562 г. денежных выплат вместо нее) ремесленник уплачивал ежегодный налог. Большинство городских ремесленников было охвачено цеховой организацией (хан, туань и т.п.), строившейся по профессионально-земляческому принципу и имевшей свои уставы, правила, сложившиеся отношения с властями.

В описываемое время, и особенно к концу XVI в., среди «ремесленных дворов» прослеживается заметная дифференциация. Более состоятельные прибегают к привлечению наемных работников, расширяют производство. Наряду с мелкой мастерской-лавкой чаще, чем раньше, появляются такие, где было 20 и более станков. Хозяевами таких крупных мастерских выступали как разбогатевшие ремесленники, так зачастую и чиновники, обычно связанные с надзором за данным производст-

285

вом, и обладавшие значительными средствами торговцы. В горнодобывающем деле появляются компании, основанные на паевых началах. Здесь, а также в ткачестве, изготовлении фарфора, бумаги, красильном и лощильном деле, сахароварении начинает широко применяться наемный труд. Если в начале XVI в. в Сучжоу зафиксированы случаи единовременного найма до 100 работников, то к рубежу XVI—XVII вв. — до нескольких тысяч. Один из хозяев железорудных копей, Чжан Шоуцин, имел около трех тысяч наемных работников. В начале XVII в. в Цзиндэчжэне насчитывалось несколько десятков тысяч наемников. В экономически развитых районах центрально-южного Китая, прежде всего в ткачестве, появляется организация труда типа рассеянной мануфактуры с раздачей сырья отдельным работникам и получением от них в опреде-

ленные сроки продукции за установленную плату.

Сравнительно крупные мастерские (как частные, так и казенные), где применялись разделение труда, наем работников и денежная оплата приближались по характеру к простейшим формам мануфактуры.

Все отмеченные явления в сочетании с некоторыми признаками усиления товаризации сельскохозяйственной продукции позволили китайским исследователям поставить вопрос о зарождении в конце XVI — начале XVII в. в Китае зачатков капиталистического способа производства. Однако, нисколько не принижая значимость этих явлений, а также отмечая несомненный прогресс китайского ремесла в отмеченный период, необходимо сказать о следующем. Прогрессивные изменения наблюдались отнюдь не повсеместно, а лишь в наиболее экономически развитых районах страны. Сведения о больших мастерских отрывочны. Их описания носят печать исключительности, необычности подобного явления. Поэтому многие другие исследователи склонны говорить лишь о тенденции к развитию мануфактуры или же о мануфактуре феодального типа. Превращению их в капиталистическую мануфактуру препятствовали недостаток капиталов, отсутствие развитого права собственности, высокие налоги, весь авторитарный порядок управления, не гарантировавший от произвола властей. Натуральное хозяйство в земледелии и ориентация ремесла на создание потребительских, а не меновых стоимостей оставались в целом абсолютно преобладающими. Процесс разорения крестьян вел к расширению арендаторства, а не к возникновению сколько-нибудь широкого рынка труда.

К тому же, несмотря на определенные сдвиги, ремесленная техника в целом оставалась на уровне ручного труда. Производство станков было по-прежнему ручным и не выделилось в особую отрасль производства. В рамках одного и того же производства передовые технологические приемы сочетались с самыми примитивными. Уровень мастерства китайского ремесленника превышал уровень техники. Наемный труд не до конца избавился от сопровождавшей наем внеэкономической зависимости. Поэтому его сравнительно широкое применение не вело к коренным преобразованиям в характере производства.

Во внутренней торговле развивались тенденции, наметившиеся еще в XV в. По отдельным, хотя и не систематическим данным можно судить о

286

нарастании ее общего объема. Между 1506 и 1521 гг. сумма налоговых поступлений, собиравшихся с товаров при провозе их в Пекин через крепостные ворота, возросла в 6 раз в ассигнациях и в 2 раза в звонкой монете. В середине XVI в. в город ежегодно поступало на продажу около 1200 тыс. кусков различных тканей, 6 тыс. тюков хлопка, 500 вьюков шелка-сырца

и20 тыс. цзиней (1 цзинь — 596,82 г) северного шелка-сырца, 10 тыс. чжанов (1 чжан — 3 м 11 см) кожи, 30 500 ши риса, 200 подвод с мясом, 200 тыс. ящиков чая, 500 тыс. свиней, 300 тыс. баранов, 500 цзиней яшмы (или нефрита). В Шэнцзэчжэне в конце XVI — начале XVII в. «сотни и тысячи контор» (яхан) закупали и продавали шелка. Интенсивность торговли производила сильное впечатление на европейцев, посещавших китайские города в XVI в. (Г.Перейра, Г. де Круз и др.). В крупных городах действовали специализированные рынки, или торговые ряды: в Пекине — гончарный, угольный, рисовый и сенный, в Нанкине — съестной, медно-железный, кожевенный, деревянные, бамбуковые, барабанные ряды, ряд луков и стрел. В других городах находились шелковые, хлопковые, фарфоровые, сахарные, железные и прочие рынки. Усилилось движение встречных потоков сырья и продукции между различными районами страны. На север шли шелка

ихлопчатные ткани, на юг — хлопок-сырец. Пекин в XVI в. превращается в крупнейший торговый центр, тесными узами связанный с торгово-промышленными центрально-южными районами. В связи с этим вновь возрастает роль Великого Канала как торговой артерии. На одно из ведущих мест в области торговли выдвигается стоявший на нем город Линьцин.

В конце XVI — начале XVII в. значительное число сельских ремесленников привозило свои товары на городские рынки. Вместе с тем продукция городского ремесла через разъезжавших по стране купцов и бродячих торговцев проникала в самые глухие и отдаленные районы. Приезжий купец становится обыденной и повсеместной фигурой в обществе. Купеческий капитал в отдельных случаях участвовал в скупке сырья, раздаче его ремесленникам, получении от них готовой продукции и перепродаже ее. Некоторые цеховые объединения типа хан и бан стали приобретать чисто торговый характер, т.е. превращались в своеобразные гильдии. В торговых операциях участвовали (иногда непосредственно, иногда тайно) обладавшие богатствами знать и чиновничество.

В XVI в. получают развитие посредническая торговля и комиссионерская деятельность. Именно

этим занималось большинство торгово-посреднических контор (яхан, ядянь, якуай). Как отмечалось, в одном лишь Шэнцзэчжэне их были «сотни и тысячи», хотя это, несомненно, и известная гипербола. Деятельность многих из них охватывала и сельские районы.

Однако в целом отмеченные процессы на внутреннем рынке не привели к радикальному изменению ситуации. Наметившееся отделение торговли от ремесла не завершилось. Здесь сказывались и тормозящее воздействие казенного ремесла и казенной торговли, упоминавшихся выше принудительных закупок властями товаров по заниженным ценам

287

и сохранение монополии казны на реализацию соли, железа, чая, уксуса, вина и других товаров (хотя со второй половины XVI в. торговля ими все чаще отдавалась на откуп частным купцам). Власти стремились сохранять мелочный надзор за торговой деятельностью: устанавливали правила, время и место торговли, ограничивали ассортимент, фиксировали цены и т.п. Товары попрежнему облагались налогами и таможенными сборами при перевозках. К концу XVI в. число таможен возросло, налоговое бремя усилилось. С 1596 г. двор стал рассылать по стране особых уполномоченных для сбора на местах торговых налогов (цзянь). Всеми способами выколачивая налоги, они вводили дополнительные поборы, чинили произвол. Не изменился и традиционный подход императорского правительства к торговле как к «низкому», «второстепенному» занятию. Попытки реформаторов в конце XVI — начале XVII в. несколько ослабить давление властей на торгово-промысловую деятельность успеха не имели. В результате развивавшаяся торговля была вынуждена приспосабливаться к феодальным порядкам и могла лишь ограниченно способствовать появлению новых форм производства.

К началу XVI в. происходят заметные изменения во внешней морской торговле Китая. К тому времени правительство почти отказалось от попыток свести все контакты по морю к обмену посольскими миссиями. Управления торговых кораблей (Шибосы), находившиеся в крупных портах и призванные контролировать все заморские сношения, к означенному моменту уступили часть своих полномочий местным властям, получавшим от торговли с иноземцами значительные доходы. В 1514 г. гуандунские власти добились разрешения для иноземных кораблей в любое время прибывать к южнокитайским берегам. Еще в конце XV в. был ослаблен так называемый «морской запрет» на выход частных китайских судов в море. При наличии специального разрешения и соблюдении установленных правил такой выход стал возможен.

В 1507—1509 гг. в центральную казну отправлялись лишь наиболее редкие и ценные заморские товары, остальные же пускались местными властями в свободную продажу. «Иноземные товары продавались очень дешево, и много бедных людей разбогатело, пользуясь распоряжением о возможности их закупки», — отмечается в источниках. Одновременно росло число частных торговых посредников, участвовавших в сбыте доставлявшихся к берегам Китая товаров. Благодаря им от половины до 70% товаров попадало в руки местных богатых и знатных домов, связанных с торговлей, до официальной регистрации прибывшего корабля. Лишь после этого о нем докладывали властям, которые описывали товары и взимали налоги, а оставшееся пускали в продажу по казенным каналам.

Однако усиливавшееся у побережья пиратство, где наряду с китайцами действовали вооруженные отряды из южной Японии, а также силовые действия появившихся к описываемому времени португальцев спровоцировали в начале 20-х годов XVI в. новую попытку китайского правительства полностью прекратить все неконтролируемые (а в отдельные годы и всякие вообще) сношения с заморскими странами. Естественно, это не могло остановить внешнюю морскую торговлю, а лишь переводи-

288

ло ее на нелегальное положение, толкало к использованию контрабандных способов и обостряло ситуацию в прибрежных районах, вызывая недовольство местных жителей и властей.

Апогей запретительных мер связан с деятельностью начальника морской обороны Чжу Ваня в 1547—1549 гг. Однако под натиском противников запретов Чжу Вань был отозван и казнен. После этого морская торговля вновь оживилась по всему юго-восточному побережью. Наконец, в 1567 г. были отменены всякие запреты на сношения со всеми заморскими кораблями (кроме японских). Соответственно ослабел и «морской запрет» для китайских мореплавателей. В результате к концу XVI в. частная торговля китайских купцов охватывала практически все крупные порты стран Южных морей, а количество китайских колонистов, поселявшихся там на длительное время или на всю жизнь, значительно выросло по сравнению с началом XV в. В Сиам (Таиланд) и Сингапур ежегодно приходило более сотни китайских торговых кораблей. На Филиппинах только в 1583 г.

их побывало около 200.

В Китай ввозились различные породы поделочной и ценной древесины, благовония и ароматические средства, лекарства, металлы и руды (железо в брусках, медный купорос, олово, ртуть), сера, красители, хлопок-сырец, горючие материалы, продукты питания тропических стран (бананы, кокосовые орехи, таро, бетель, перец, гвоздика и т.д.), драгоценности (золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг, кораллы, слоновая кость), а также крокодиловая кожа, оперение редких птиц, панцирь черепах и т.п. Из Китая в заморские края шли шелковые и прочие ткани, фарфор, изделия из бронзы и железа, продукция художественных ремесел, ювелирные изделия, бумага, пищевые продукты (в том числе зерно).

Однако и после 1567 г. китайское правительство пыталось сохранить определенный контроль за морской торговлей. Все выходившие в море корабли должны были иметь письменное разрешение (инь пяо), за которое надо было заплатить. В зависимости от размеров корабля взимался налог.

Кроме того, по возвращении корабля с доставленного товара также выплачивались налоги. Ежегодные поступления от обложения морской торговли в 70-х годах XVI в. только в районе Чжанчжоу составляли 29 тыс. лян серебром, а в районе Макао — от 22 до 26 тыс. лян. Правительство по-прежнему остерегалось тех, кто покидал пределы страны, и не поддерживало никаких официальных связей с обосновавшимися в странах Южных морей китайскими колонистами и отказывалось, как отмечалось выше, защищать их.

На северо-западных границах империи по-прежнему велась торговля с кочевыми и оседлыми народами, основу которой составлял обмен китайского чая на лошадей. Сохраняя монополию на чай, государство пыталось направить эту торговлю через казенные каналы, осуществляя обмен через специальные управления — чамасы и придавая ему форму доставки иноземцами «дани». Однако наряду с этим выдавались лицензии на торговлю чаем и частным купцам. Частная торговля с иностранцами, обмен чая на лошадей, шерсть, войлок и другие товары, оказывалась выгодной обеим сторонам и подрывала казенную. Не раз предприни-

289

мавшиеся в XVI в. попытки ограничения и запрещения частной торговли не могли ее остановить. Некоторые изменения произошли в XVI — начале XVII в. и в денежном хозяйстве страны. Хождение ассигнаций законодательно не отменялось. Но, обесценившись к середине XV в., они к описываемому времени почти не участвовали в практическом обращении, уступив свое место медной (бронзовой) монете и серебру, ходившему в весовых, часто маркированных слитках. Тем не менее вплоть до 20-х годов XVII в. казна продолжала выплачивать часть жалованья чиновникам и солдатам в ассигнациях, обесценившихся к тому времени до предела. Вытеснение из обращения ассигнаций потребовало возобновления отливки медной монеты

(которая не отливалась после 1433 г.). Первая партия новой монеты была отлита в 1503 г., а затем, после 1527 г., ее отливка стала массовой и регулярной. Каждый медный вэнь весил около 1 цяня 3 фэней (примерно 4,8 г). Как и прежде, он имел квадратное отверстие посередине, плоский ободок по краям и датировку по девизу годов правления императора. На рубеже XVI—XVII вв. вновь (как и в XIV в.) появляются монеты разных номиналов. С 20-х годов XVII в. ходили монеты самого разного размера, веса и достоинства.

Все большее утверждение серебра в качестве одной из основ денежного обращения является характерной чертой экономической истории Китая в XVI—XVII вв. Этот процесс шел параллельно с обесцениванием и вытеснением ассигнаций. Закреплению серебра в обращении способствовали ослабление в середине XV в. запрета на использование в торговле драгоценных металлов и переход к исчислению части налога в серебре. Реформы 1562 г., касавшиеся трудовой повинности, и 1581 г., о введении всеобщего обложения, окончательно утвердили серебро в качестве мерила в налогообложении. Это способствовало и укреплению денежных функций серебра в целом. Именно с 60-х годов XVI в. в стране начинает ощущаться нехватка этого металла. Увеличивается его ввоз из зарубежных стран, в частности в виде монет, чеканившихся в испанских владениях в Латинской Америке. Ввоз их в конце XVI в., осуществлявшийся через захваченные испанцами Филиппины, достигал в отдельные годы нескольких сотен тысяч штук. По количеству накопленного серебра стали исчисляться состояния знати и купцов (последние делились по этому признаку на три разряда: имевшие свыше 100 тыс. лян, свыше 10 тыс. и лишь несколько тысяч или сотен лян). В то же время весовое серебро проникало и в розничную торговлю и обыденные расчеты. Золото же (также употреблявшееся в слитках) оставалось по преимуществу средством накопления и мало участвовало в обороте (его обменный стандарт на серебро в начале XVI в. составлял приблизительно 1:7, а к середине XVII в. — 1:13).

Несмотря на широкое распространение серебра как средства платежа и использование иностранной монеты, императорское правительство не перешло к отливке или чеканке монеты из драгоценных металлов, оставляя основной денежной единицей медный вэнь. Платежеспособность

290

медной монеты и серебра по-прежнему во многом зависела от цены на зерно. Последняя же имела общую тенденцию к повышению.

В социальных отношениях в Китае к концу XVI — началу XVII в. можно проследить некоторые изменения: укрепляется положение городской верхушки, еще более возрастает социальный престиж богатства, окончательно оформляется цеховая структура ремесла, уходят в прошлое некоторые формы кабальных отношений старого типа, ослабевает личная зависимость наемных работников в ремесле и арендаторов в деревне, появляются новые формы социального протеста. Но эти сдвиги происходили в рамках прежней, официально закрепленной властями схемы сословного деления, несшей отпечаток многовековой традиции. Заметного разрушения феодальной по сути социальной структуры не произошло.

Господствующий класс империи Мин состоял из нескольких неравнозначных по своему положению прослоек. Верхнюю страту привилегированного сословия составляла аристократия. Она состояла из императорских родичей, рассредоточенных по различным удельным дворам, и «заслуженных сановников», обладавших наследственными титулами знатности. Если последние были сравнительно малочисленны, то удельная аристократия, как уже упоминалось, быстро разрасталась. В начале XVI в. она насчитывала около трех тысяч человек, а к концу династии — предположительно 150—160 тысяч. Положение их было не одинаково и определялось строгой иерархией в зависимости от степени родства по отношению к императору. Все кланы императорских родичей жили за счет выплат из казны и эксплуатации легально или нелегально приобретенных земельных угодий. В начале XVI в. было лишь 20,4 тыс. гражданских чиновников

иоколо 10 тыс. военных, т.е. удельная аристократия, даже если учесть, что бюрократический аппарат тоже разрастался, примерно к началу 80-х годов должна была сравняться с ним по численности, а затем намного превзойти его. Этот момент очень важен, ибо свидетельствует об известной аристократизации социальной пирамиды к концу периода Мин.

Практически положение аристократов занимали также сановники из высшей столичной администрации и придворные фавориты-евнухи.

Реальное влияние и могущество представителей аристократической верхушки выходили за рамки юридически закрепленных правил. Через своих подчиненных они чинили расправы над личностью

иимуществом простолюдинов разного положения и состояния: сгоняли для выполнения не санкционированных правительством работ, принуждали отдавать землю, выгоняли с насиженных мест, отбирали жен и дочерей, забивали насмерть батогами. Санкции против них предпринимались, как правило, лишь тогда, когда такого рода действия переходили всякие границы. Например, Лян Чу, сын одного из членов Дворцового Секретариата, истребил около двухсот человек, чтобы завладеть их землями.

Чиновничество, как и прежде, сохраняло высокое положение в обществе, сочетавшееся с непременным материальным достатком. Оно также было привилегированным слоем господствующего класса, хотя и не относилось к аристократии. Помимо жалованья чиновники (или их семей-

291

ные кланы) обладали земельными владениями и часто занимались (сами или через посредников) торгово-промысловой деятельностью. Многие имели и нелегальные доходы. Пополнение их рядов осуществлялось через систему государственных экзаменов. При этом наблюдается некоторое ослабление влияния наследственности при получении чинов, сокращение длительности существования своеобразных чиновных династий. Однако это отнюдь не значило, что свободный доступ в чиновную касту выходцев из социальных низов расширился. Большая сменяемость административных кадров обеспечивалась за счет расширения на местах круга представителей местной элиты, имевших реальную возможность пробиться наверх. Именно в XVI в. этот круг людей, причастных к учености, сдавших экзамены, но не имеющих чиновной должности и статуса, оформляется в особую социальную прослойку, именуемую шэныии (хотя сам термин появился раньше).

Шэньши имели свои привилегии: освобождались от трудовых повинностей вместе с двумя мужчинами из их семьи, могли временно освобождаться от налогов. Со временем эта прослойка становится одним из существенных элементов социальной и административной системы, со-

ставляя опору власти на местах, выступая связующим звеном между чиновными службами и населением. Постепенно становятся более явными отличия названной прослойки от остальной массы, крепнет ее непосредственная связь с властями, выражавшаяся в исполнении некоторых функций низовой администрации (контроль, учет, организационные мероприятия, идеологическое воспитание и т.д.).

Вместе с тем в описываемое время весьма значительная часть экономически господствовавшего класса — крупных и средних землевладельцев — оставалась непривилегированной и не выделялась официально из общей массы простолюдинов. Вне зависимости от их имущественного положения на них в полном объеме распространялась тяжесть налогового бремени, повинностей, произвола властей — всего того, что можно назвать государственной формой эксплуатации. Однако имущественное положение давало им возможность теми или иными путями укрепить свое социальное положение: приобщаться самим или через своих родичей к учено-служилой карьере, покупать почетные звания, задабривать власти с помощью подкупа, ссуд и т.п. и действовать прочими нелегальными способами. Поэтому, хотя их личность и имущество оставались не защищенными от произвола сверху, грань, отделявшая их от привилегированной верхушки, была не столь резкой и непреодолимой. Так или иначе местные землевладельческие круги оказывались связанными, переплетенными с шэньши, а через них — с чиновной администрацией. Неформальность этих связей придавала им особую гибкость и эластичность. С конца XVI в. заметно возрастает и социальный престиж богатства как такового.

На материальном состоянии базировалось и социальное положение торгово-промышленной, преимущественно городской верхушки. Несомненно, что некоторые хозяева больших мастерских, приисков, плавильных печей и т.п. выходили из преуспевающих мастеров-ремесленников,

292

а крупные купцы — из средних и мелких торговцев, служащих посреднических и финансовых контор и зажиточных крестьян. Но поскольку торгово-промышленную деятельность вели и представители привилегированных кругов (часто через своих родичей, подчиненных, слуг и т.п.) и состоятельных землевладельцев, «третье сословие» росло в Китае не как антипод или параллельный слой господствующего класса, а как бы «внутри» его. К описываемому времени уже не существовало запрета на сдачу экзаменов и приобщение таким путем к привилегированным верхам для выходцев из ремесленного и торгового сословий. В сочетании с финансовой силой это давало возможность непривилегированной части торгово-промышленных кругов, в свою очередь, в той или иной степени приобщаться к социальной верхушке общества.

Формально путь наверх был открыт и для эксплуатируемого класса — лично свободных простолюдинов, приблизительно 80% которого составляло крестьянство. Однако это было весьма трудно осуществить на практике. Помимо неординарных способностей такому выходцу из низов для успеха нужно было заручиться благосклонностью местной ученой элиты, найти соответствующее покровительство, выдержать конкуренцию прочих претендентов из зажиточной местной верхушки, что опять-таки упиралось в проблему связей и материальной обеспеченности. По этому рубежу реальной возможности продвижения по социальной лестнице и пролегала довольно резкая, хотя и подвижная грань между господствующим и эксплуатируемым классами. Уровень жизни основной массы китайского крестьянства был невысок. Многие хозяева не могли себя прокормить. О бедности свидетельствует продолжавшийся в описываемый период процесс расширения арендных отношений в деревне. В некоторых районах страны (например, в отдельных местах бассейна нижнего течения р. Янцзы) в XVII в. до 90% крестьянских дворов превратилось в арендаторские. Бедность и бесправие перед властями, вся существующая система эксплуатации крестьян определяли фактически приниженное социальное положение считавшегося лично свободным земледельца. Параллельно с ростом арендаторства убывало количество крестьян— собственников земли. Их наделы составляли от 15 до 100 му. Они несли всю тяжесть увеличивавшихся налогов и повинностей. Еще тяжелее было бремя держателей государственной земли (государственных арендаторов) и крестьян, попадавших к владельцам «усадебных полей». Арендуя дополнительную землю, при сохранении своего хозяйства, крестьянин, как и прежде, попадал в экономическую и внеэкономическую зависимость от землевладельца. Арендная плата не была единообразной и составляла от 50 до 80% урожая. Помимо того, арендатор выполнял в пользу хозяина различные повинности. Существовал даже термин «арендатор-слуга» (дянь-пу). Однако к началу XVII в. появляются признаки некоторого ослабления внеэкономической зависимости арендатора от хозяина. В частности, расширяется «вечная аренда» (юн дянь), дававшая право на гарантированное наследственное использование арендованной земли.

Появляется также субаренда, где первый арендатор выступает как эксплуататор более мелких, вторичных арендаторов.

293

Городские ремесленники были занесены в податные списки, обложены налогами. Надзор за их работой, за сбытом продукции осуществляли и специальная администрация, и цеховая организация. Этот надзор сохранился и после замены принудительных работ денежными выплатами (1562 г.). По-прежнему властями в приказном порядке проводились закупки изделий по заниженным ценам. Вместе с тем система деления населения, особенно городского, на наследственные сословно-профес-сиональные группы, узаконенная в начале периода Мин, к XVI в. значительно ослабла и разложилась.

С XVI в. можно проследить изменения в самой цеховой организации. К тому времени цехи (ханы) теряют свою прежнюю территориальную привязку и превращаются в полном смысле в социальную ячейку, базирующуюся на профессиональном принципе. Их функции — сохранение секретов мастерства, подготовка учеников, раскладка налогов и повинностей, забота о конкурентоспособности цеха — становятся более детализированными и регламентированными. С XVII в. заметна дифференциация цеховых ремесленников: в противовес выделившейся цеховой верхушке рядовые и обедневшие члены цехов предпринимают попытки создавать собственную организацию — цехи внутри цеха. Этот процесс наряду с возрастанием роли подрядчиков и наемного труда внутри цехов позволяет говорить о первых признаках разложения цеховой системы.

Потребности развивающегося ремесленного производства выйти за цеховые рамки отвечало и создание новых организаций цехового типа — хуэйгуаней и бонов. Первые возникли на рубеже XVI—XVII вв. как постоялые дворы для приезжавших из других районов торговцев и ремесленников. В 20—30-х годах XVII в. эти подворья превращаются в самостоятельные социальные организации земляческо-территориального характера. У них были свои постоялые дворы, склады, места собраний, храмы и кумирни, лавки и т.п. Они регистрировались властями и уплачивали определенные поборы. Приблизительно на тех же основах строились и возникавшие одновременно с хуэйгуанями баны — союзы мастеровых из других провинций. Однако эти параллельные цехам организации в целом повторяли сложившиеся ранее формы цехового строя, и их роль в разложении цехов-ханов не следует преувеличивать.

К описываемому времени торговля еще не отделилась окончательно от промыслово-ремесленной деятельности, и потому говорить о социальном положении рядового (а не крупного) торговца весьма трудно. Мелкая торговля ширилась и проникала из города в деревню. Многие хуэйгуани объединяли именно торговцев.

Хотя правительственное распоряжение от 1588 г. предписывало считать наемных работников (как в ремесле, так и в сельском хозяйстве) лично свободными людьми, фактически отношения найма продолжали нести традиционно сложившийся элемент кабальности. Хозяин мог по своему усмотрению менять условия труда работника, наказывать его. В наибольшую зависимость попадали те, кто подряжался на долгосрочный наем. Практиковавшийся наем работников казенными мастерскими

294

и учреждениями также носил принудительный характер, ибо от него нельзя было отказаться и все условия диктовались свыше.

Правительственные статуты запрещали такую форму зависимости, как «уход под покровительство» знатных и богатых. Однако на смену этой архаичной форме кабальных отношений в XVI—XVII вв. пришла денежно-долговая кабала, закреплявшаяся письменным обязательством и переходившая в случае необходимости по наследству. Заменой «покровительства» часто выступало фиктивное «усыновление», укреплявшее зависимость в характерных для Китая патриархально-семейных формах. Сохранялись в описываемый период и слуги, и рабы (нупу, нубэй), относимые к категории «подлого люда» (цзяньминь). Правда, иметь их разрешалось лишь представителям привилегированных слоев. В целом политика властей была направлена на ограничение рабства, но отдельные знатные дома имели до тысячи и более слуг и рабов. Они не вносились в регистрационные списки, оставаясь в полном распоряжении хозяев. Однако в описываемое время рабство носило полностью домашний характер, вписывающийся в патриархально-семейные отношения. Об использовании рабов в производстве сведений нет. К тому же в общей массе населения их было весьма мало.

Определенные сдвиги в социальном развитии — некоторое смягчение сословных перегородок,

разложение системы наследственно-профессионального деления, частичное ослабление кабального характера аренды и найма, расширение отношений найма, ограничение властями рабства и других форм личной зависимости, процессы в цеховой организации и налоговой политике — явились отражением новых явлений в экономическом развитии страны. Но эти сдвиги оказались недостаточными для структурного изменения социальной пирамиды старого, традиционного для средневекового Китая образца.

Правда, эти сдвиги нашли некоторое отражение и в формах социального протеста. Как упоминалось, весьма существенное место в докладах и предложениях реформаторов занимал вопрос о предоставлении более льготных условий для предпринимательской деятельности (в частности, в области горноразработок). Симптоматично и возникновение в начале XVII в. первых движений и восстаний среди городского населения. Наряду с уравнительными устремлениями крестьян-повстанцев, их борьбой с имперской администрацией в XVII в. учащаются случаи отказа арендаторов от внесения арендной платы. Размах крестьянской войны 1628— 1645 гг., слагавшейся из множества очагов восстаний, полыхавших по всей империи, говорит о силе социального протеста. Однако ни реформаторское движение, ни сопротивление городских низов не привели к радикальной перемене общественно-политических порядков, сдерживавших дальнейшее социально-экономическое развитие.

По переписи 1578 г., в империи было учтено 10 621 436 дворов, в которых проживало 60 692 856 человек. Сравнительно небольшая часть населения оставалась неучтенной. В течение 66 лет до падения империи Мин оно должно было несколько увеличиться, хотя темпы прироста, исходя из предшествующих данных, не были высоки. Прирост же под-

295

тверждается тем, что, несмотря на неизбежную убьшь населения в связи с маньчжурским завоеванием, через 15 лет после падения Мин в стране насчитывалось приблизительно 105 млн. жителей (проживавших в учтенных дворах).

Как и в начале периода Мин, в XVI — начале XVII в. границы империи не выходили далеко за пределы «собственно Китая». Основную массу населения здесь составляли китайцы. В южной части страны, на ее западных и северных рубежах проживали некитайские народы — монголы, уйгуры, тибетцы, хани, лоло, бай, гэлао, байи, мяо, яо и др. В тех местах, где некитайское население проживало компактными группами, во главе их оставлялись местные вожди, подчинявшиеся, естественно, китайской администрации ближайшего уезда или области. Это именовалось системой «местного управления» (тусы). Но общая численность всех некитайских народов в империи была весьма небольшой по сравнению с китайским населением. Китайцы (самоназвание — хань), несмотря на известные региональные и диалектные различия, составляли к описываемому времени сложившуюся этническую общность, скрепленную общностью культуры.

Традиции материальной и духовной культуры Китая в том виде, в котором они сложились к XVI

— началу XVII в., оказали непосредственное воздействие на всю последующую жизнь страны, вплоть до середины XIX в., когда существенно изменилось само положение китайской империи в мире. Техника земледелия была для своего времени очень развитой. Достаточно сказать, что землю неоднократно (и осенью, и весной) вспахивали и боронили. Широко использовались удобрения. Для орошения террасных полей на горных склонах использовались водоподъемные колеса. Ведущее место принадлежало рисосеянию. Рис являлся основой питания приблизительно 70% населения страны. Наряду с этим выращивались пшеница, самые различные овощи и фрукты, многие виды технических культур (в частности, начинается разведение табака).

Некоторые усовершенствования были внесены в шелкоткацкие и особенно хлопкоткацкие станки с ножным приводом. В результате один человек теперь мог вырабатывать столько ткани, сколько в начале XVI в. производили три-четыре. В фарфоровом деле были освоены новые виды сырья, появились новые типы глазури и технологии их нанесения на изделия, различные по назначению печи для обжига. В плавильном деле стали использовать смесь каменного и древесного угля. Шире применялась сила воды и скота. Иначе говоря, развитие ремесла и промыслов шло за счет не только количественного увеличения, но и совершенствования технологии труда. Вместе с тем это совершенствование, как отмечалось выше, не привело к массовому производству. Высокое качество продукции обеспечивалось мастерством китайских ремесленников, основывавшемся на их ручном труде. Кроме того, если в таких областях, как шелкоткачество, хлопкоткачество, фарфоровое дело, производство бумаги, китайский технологический уровень оставался наивысшим, то в области горнодобычи, обработки и плавки металлов он уже тогда был ниже, чем

во многих европейских странах.

296

Совершенствование техники сельского хозяйства и ремесла нашло отражение в ряде научных трудов, посвященных описанию различных технических приемов. Своеобразной энциклопедией по аграрным вопросам явилась книга известного ученого и эрудита Сюй Гуанци (1562—1633) «Нун чжэн цюань шу» («Полная книга о направлении сельского хозяйства»). В ней были описаны также некоторые отрасли ремесла (ткачество, крашение). Труд имел практическое предназначение. Описания самых различных производств, снабженные рисунками станков, приспособле'-ний и технических приемов, собраны в книге Сун Инсина «Тянь гун кай у» («Вещи, рождаемые трудами Неба»), появившейся в 30-е годы XVII в. Богатый материал по научным и техническим знаниям содержится в энциклопедическом труде Ван Ци «Сань цай ту хуэй» («Иллюстрированный свод, построенный по трем разделам»), составленном в 1609 г. Знаменательно появление и таких узкоспециальных трудов, как «Янь-сянь мин тао лу» («Описание прославленной керамики из Яньсяня») У Цяня.

ВXVI — начале XVII в. значительно увеличивается количество книжных издательств, главным образом частных (только в Пекине их насчитывалось одиннадцать), процветает книготорговля. Это поднимало на еще большую высоту издавна характерную для Китая книжную культуру.

Распространяются труды по самым разным отраслям знания. В начале XVII в. выходит энциклопедия «Ту шу бянь» («Подборка карт и книг») Чжан Хуана (1527—1608), несколько раньше — энциклопедический труд упомянутого выше Ван Ци «Сюй вэнь сянь тун као» («Продолжение полного исследования письменных памятников»). Появляются сборникиколлекции систематически подобранных трудов различных авторов, такие, как «Цзи лу хуэй бянь» («Собрание записей») Шэнь Цзэфу (1533—1601), выпущенное в 1617 г. и включавшее 123 работы, или «Бао-яньтан би цзи» («Потайная копилка с книгами из кабинета Баоянь») Чэнь Цзижу (1558— 1639), включавшая 226 работ. Знаменательным событием в области просвещения было появление в конце существования империи Мин периодически выпускавшегося с помощью передвижного шрифта «Императорского вестника» («Ди бао») — прообраза газеты.

Всегда популярный в Китае жанр историко-политических сочинений становится чрезвычайно многообразным. Наряду с официальными (выполняемыми придворными историками) трудами издаются работы типа всеобщих или охватывающих отдельные царствования хроник, описания походов и значительных событий, биографии различных деятелей, своего рода мемуары и записки, разрозненные заметки, публикуются подборки императорских указов и распоряжений, государственных установлений, докладов чиновников и т.д. Появляются сборники трудов одного автора, как, например, книга известного историка Чжэн Сяо (1499—1566) «У сюэ бянь» («Подборка мною изученного»), куда вошло 14 его работ. Благодаря своим трудам по истории более ранних, чем династия Мин, периодов получили известность Кэ Вэйци (1497—1574), Ли Чжи

(1527—1602), Чэнь Банчжань (ум. в 1623 г.).

В1534 г. была составлена новая редакция атласа «Гуан юй ту» («Карты обширных пространств»), включавшего данные не только по импе-

297

рии, но и об известном китайцам мире. Становятся более частыми и подробными описания зарубежных краев, примером чего могут служить книги Хуан Хэнцзэна «Си ян чао гун дянь лу» («Записки о странах-данниках Западного океана», 1520 г.), Янь Цунцзяня «Шу юй чжоу цзы лу» («Записки мнений знающих людей об иноземных краях», 1574 г.), Чжан Се «Дун си ян као» («Исследование Восточного и Западного океанов», конец XVI в.) и многих других авторов. Языкознание шло по линии изучения различных диалектов и норм произношения. В 1606 г. был составлен фонетический словарь Сюй Сяо, основанный на диалекте Пекинской области, в 1642 г.

— словарь Би Гунчэня, основанный на шаньдунском диалекте.

Значительным вкладом в китайскую медицину было появление труда Ли Шичжэня (1519—1593) «Бэнь цао ган му» («Перечень деревьев и трав»), в котором описывалось 1892 лекарственных препарата и приводилось более 100 рецептов лечения. Фань Лисюнь в своем трактате «Хэ фан и лань» («Общее обозрение обуздания рек», середина XVI в.) подытожил многовековой опыт борьбы с наводнениями. В первой половине XVII в. работал над математическими трудами и военными трактатами Сунь Юаньхуа.

Характерной чертой позднеминской эпохи было проникновение в Китай западноевропейских научных знаний. Они поступали прежде всего от христианских миссионеров, обосновавшихся в стране. В 1601 г. Матео Риччи в специально написанном труде познакомил китайский двор с