Футуризм

ПАВЕЛ ШИРОКОВ

* * *

Я— клоун полуночья… Смейся! Иль будешь плакать!.. Тени кругом — точь в точь я. На улице всхлипывает слякоть. Хорошо, что я порочный, Но люблю я и смех, и страх…

Смотрите, я — гаер полночный С поцелуем чувств на губах. Прохожу мимо вас и вижу Во взглядах туман тоски, — Сердце огнем забрыжжет, Приливая веселье в виски. Буду бродить я долго, Буду смеяться и плакать, В сердце найду осколок, Брошу его в слякоть.

Буду смешить женщин, У которых сейчас зевота…

С одною мой путь намечен. Брякнут железом ворота, Ключ заскрежещет сердито, Сдернув раздумий клочья. Двери до ночи закрыты:

Я— клоун полуночья.

239

А. ГРААЛЬ;АРЕЛЬСКИЙ

В трамвае

На остановках, с яростью звериной, В трамвай, толкаясь, торопясь, Садятся люди. И опять витрины, Дома и фонари и уличная грязь.

Мелькают в окнах сетью непрерывной. Знакомо все — дома, дворцы, мосты. Огни трамваев в радости призывной… Перед Исакием в тоске застыл,

Как и всегда, на сумрачном граните Великий Петр на скачущем коне. К чему стремитесь и чего хотите? Кондуктор скажет все равно: конец

Билетам красным. Снова вы уйдете В туман холодный злобною гурьбой… Но не отдамся жалкой я заботе; Где мне сходить? Билет мой голубой.

ГЕОРГИЙ ИВАНОВ

П. Митурич. Портрет Г. Иванова (1914 г.)

* * *

М. Кузмину

Вот — письмо. Я его распечатаю И увижу холодные строки, Неприветливые и далекие, Как осенью статуи…

Разрываю конверт… Машинально Синюю бумагу перелистываю. Над озером заря аметистовая Отцветает печально.

Тихая скорбь томительная Душу колышет.

Никогда не услышит Милого голоса обитель моя.

ВСЕВОЛОД КНЯЗЕВ

** *

Вы милая, нежная Коломбина, Вся розовая в голубом.

Портрет возле старого клавесина Белой девушки с желтым цветком!

Нежно поцеловали, закрыв дверцу (А на шляпе желтое перо)… И разве не больно, не больно сердцу

Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..

** *

Недаром зеркало сегодня разбилось, Недаром в церкви панихиду служили, Часы в комнате соседней не били,

И во сне всё что то в пропасть с горы валилось.

Все предсказания верны, все недаром.

И письмо… оно в желтом недаром конверте… Что мне теперь! Буду ль клоуном, монахом, гусаром, —

Не все ли равно! Буду близиться к радостной смерти.

ВАДИМ БАЯН

В. Маяковский. Портрет В. Баяна (1914 г.)

Сиреневые хмели

В моей душе сиреневые хмели… Я пью любви сверкающий фиал, —

Ты снишься мне на бархатной постели, Где я дюшес грудей поцеловал.

Твоих очей кинжальных метеоры Горят опять безумьем и мольбой: Вздохнул альков, и прошептали шторы, Как веера сирени голубой…

И я несусь на крыльях сновидений В миражный мир кудесницы весны,

Чтоб раскидать, как светозарный гений, Моей души сверкающие сны.

Лунная пьянь

Твой колет в самоцветных каменьях Серебрей голубая луна.

МЕЗОНИН ПОЭЗИИ

что все жильцы нашего Мезонина беспросветно влюблены в свою хозяйку, и эта любовь по самые края наполняет их души. <…> Вам будет скорее любопытно, чем страшно познакомиться с на ми: не страшно потому, что мы очень любезный народ и никогда не обращаемся с нашими гостями хуже, чем гости с нами; любо пытно потому, что мы кое чем отличаемся от других. Мы любим то, что близко, а не то, что далеко. Мы говорим о том, что мы знаем, а не о том, о чем мы только слышали от других. Из окон нашего Мезонина виден дом булочника, и мы не станем расска зывать Вам, миленькая, о старинном замке с великолепными башнями, и если нам грустно, то нашу грусть мы сравним скорее с перочинным ножом, чем с бурным океаном — где этот океан? Мы его не видели, да если бы и увидели, то не смогли бы его полюбить, то есть понять так же хорошо, как понимаем мы ком наты нашего Мезонина. Скорее сравним мы океан с суповой миской, в которой кипящий бульон, чем эту миску с океаном. Я вижу, миленькая, что при этих словах Вы уже пугаетесь и го ворите: «Fi donc, как это прозаично», но мы, жильцы Мезонина, уверены, что дом булочника ничуть не менее поэтичен, чем ста ринный замок, а бульон вовсе не хуже океана. Образ Самой Оча ровательной, который заперт в душе у каждого из нас, делает одинаково поэтичным все вещи, все мысли и все страсти. С нами происходит то самое, что и со всеми влюбленными. Влюблен ный идет по улице, и все, что встречается ему, так или иначе, но непременно напоминает ему о любимой; то же самое и у нас: во всем мы видим лицо нашей очаровательной Поэзии. Да, ми ленькая, мы романтики больше чем другие, мы романтики от котелка до башмаков. Итак, не бойтесь и приходите к нам на вернисаж нашего Мезонина. Все наружное, весь уличный шум, все маленькие человеческие поступки, все чувства, все мысли, просачиваясь сквозь стекла его окон, становятся высокой музы кой. Мы угостим Вас, быть может, не сытным, но, наверное, изысканным в своей простоте обедом, и в изысканном и про стом платье выйдет навстречу Вам Самая Очаровательная.

Оставьте, грусти и шалости, Чуть чуть сумасшедших.

Возьмите свечи, пожалуйста, Нужно зажечь их.

248

Увертюра

Встретьте на нашей лестнице Гостей вернисажа!

Про того, кто встретить поленится, Госпоже мы расскажем.

Здравствуйте! Вот наши комнаты — Столовая и гостиная.

Побудьте здесь и запомните Вернисаж Мезонина!

ПЕРЧАТКА КУБОФУТУРИСТАМ

а) Основным положением группы футуристов, выступившей с «Пощечиной общественному вкусу» и с другими изданиями, является следующее: «слово самоценно, поэзия есть искусство сочетания слов, подобно тому как музыка — звуков». Исходя из этого совершенно правильного основоположения, кубофутурис ты приходят тем не менее к абсурду. Это происходит благодаря их непониманию того, что есть слово.

b) Слово не есть только сочетание звуков. Каждое слово, имея свой особый корень, свой особый смысл, свою собствен ную историю, возбуждает в человеческом уме множество неуло вимых, но для всех людей совершенно одинаковых ассоциаций. Эти ассоциации придают слову индивидуальность. Можно ска зать, что каждое слово имеет свой особый запах. Поэтическое произведение есть сочетание не столько слов звуков, сколько слов запахов. Слово «между» отличается от слова «меж» не смыслом (смысл у них совершенно одинаковый) и не столько звуком, сколько чем то неопределенным, чем и должен пользо ваться поэт.

с) Кубофутуристов, сочиняющих «стихотворения» на «соб ственном языке, слова которого не имеют определенного значе ния, как, напр<имер>,

Дыр бул щыл Убещур скум вы со бу р л эз

можно уподобить тому музыканту, который, вскричав: «истин ная музыка есть сочетание звуков: да здравствует самовитый

250

Перчатка кубофутуристам

звук!», для подтверждения своей теории стал бы играть на не мой клавиатуре. Кубофутуристы творят не сочетания слов, но сочетание звуков, потому что их неологизмы не слова, а только один элемент слова. Кубофутуристы, выступающие в защиту «слова как такового», в действительности прогоняют его из по эзии, превращая тем самым поэзию в ничто.

d) Непонимание сущности слова как поэтического материа ла приводит кубофутуристов ко всяким нелепостям. Такой неле постью является пункт 3 ий «Декларации слова как такового»: «переводить с одного языка нельзя, можно лишь написать сти хотворение латинскими буквами и дать подстрочник». Это тре бование есть опять таки один из путей к полному уничтожению слова. Не ясно ли, что русское слово, написанное латинскими буквами и тем самым переведенное на все европейские языки, для немца, француза и т. д. уже не есть слово, а только сочетание звуков, не вызывающее тех ассоциаций, на которые рассчитыва ет поэт. (Любопытно, между прочим, какой подстрочник дадут кубофутуристы к немецко французско итальянскому переводу выше цитированного стихотворения.)

е) Полное уничтожение содержания (сюжета) не есть, как полагают кубофутуристы, приобретение новых полей в искусст ве, но, наоборот, суживание его поля. Абсолют, лирическая сила, раскрывающийся в словесных (могущих быть бессюжетными) сочетаниях, бросает свой отблеск на те предметы, мысли и чув ства, о которых говорится в этих сочетаниях. Летний сад в Пе тербурге приобретает особую прелесть и физиономию после упоминания о нем в «Евгении Онегине». Поэзия есть не только выявление Абсолюта декоративным методом творчества, но по знание вещей, выявление Абсолюта во внешнем.

f) Рассмотрев, без всякого предвзятого мнения и без насме шек, которыми толстая и тонкая публика маскирует свое равно душие к судьбам искусства, теоретические рассуждения и поэти ческие творения кубофутуристов, мы приходим к выводу, что как те, так и другие, основываясь на поверхо скользном отно шении к основному элементу поэзии — к слову, — уничтожают самое поэзию и не только не открывают новых дорог, но закры вают старые заставами своего недомыслия. Бросая кубофутури стам перчатку, мы не может не пожалеть, что наши противники

251

МЕЗОНИН ПОЭЗИИ

не знают элементарной логики, плохо разбираются в том, что есть сущность поэтического материала, и что, собираясь «сбро сить с парохода современности» тех, кто до сих пор были его рулевыми, они еще не умеют узнавать путь по звездам и не по стигают устройства и цели простейшего из всех приборов мо реплавания — компаса.

М. Россиянский

ФУТУРОПИТАЮЩИЕСЯ

—А Чуковский говорит: разнесу!

—То есть, позвольте: что разнесу?

—Все!

—То есть как это: все?

—Да так!

Ужасно какой беспардонный. Это не то что Айхенвальд. Тот такой субтильный, тонконогий, все расшаркивается, да все по французски, а этот, стоеросовый, и не говорит, а словно буркает:

«Маяковский иллюзионист, визионер, импрессионист, чужой футуризму совершенно. Хорош урбанист, певец города, если го род для него палачество! Это кликуша, неврастеник, горлас тый!»

«Игорь Северянин и все эгофутуристы — романтики: для них какой нибудь локончик или мизинчик, кружевце, шуршащая юбочка — есть магия, сердцебиение, трепет, слюнявятся они в своих поэзах. Они очень милые писатели, но где же здесь, ради Бога, футуризм?»

«Крученых — почешет спину об забор, этакий, ей Богу, сви нофил. Только Россия рождает таких коричнево скучных лю дей — под стать своим заборам. Беспросветная, мелкая и темная фигура, нечто вроде холерного вибриона».

«Гнедов — личность хмурая и безнадежная».

«Бен. Лифшиц — эстет, тайный парнасец. Он не футурист,

аего пощечина — не пощечина, а бром».

Ато просто «икнет, рыгнет, да и бухнет»: Вершковые новато ры, скачущие за завтрашней ерундой!

Ах, как все пышно у Чуковского! Ах, как все убийственно остроумно! Не критик, а какой то беспроигрышный пулемет! Кто появится в литературе — бац камнем и наповал. Это все рав

253

МЕЗОНИН ПОЭЗИИ

но, что прежде попал в Вербицкую, а потом с той же грацией швыряет в футуристов! Ему самое важное разбить скрижаль. Если кто нибудь спросил Чуковского:

— Как вы проводите день?

Он ответил: Завтракаю, обедаю, а от трех до пяти разбиваю скрижали!

—Зачем? Верите?

—Да нет, а так, чтобы не скрижалились, глаза не мозолили! На что мне вера? Уж коли во что верю, так это в гениальность Репина! Он большой и меня заслонит. А о футуристах надо, мод

но!

Итак, Чуковский доказал, как 2 × 2 = 4, что все футуристы — не футуристы; все они — притворщики. Так только зря все на звались футуристами и пищат:

Мы все футуры понемногу Чему нибудь и как нибудь.

АЧуковский, как кондуктор литературного трамвая, той же рукой, которая вымазана в вербицкопинкертонокинематографе, отстранит всех и гаркнет, посматривая на свое имя, как на поли цейского.

«Местов нет!» Именно «местов», потому что критики ничего не умеют скло

нять, кроме своей головы перед авторитетами.

— Местов нет! — да еще прибавит: Фриче, Фриче, бесенята!

Этакий, право, старший помощник младшего писаря из Кры жополя! Стоит с избирательным списком и сортирует: Правов не имеете! И правов ни у кого не оказывается. Как это до сих пор не переделали поговорки: пройти сквозь огонь и воду и Корнея Чу ковского.

Футуристов нет, все самозванцы!

Футуристов с испуга выдумали, чтобы устрашать. Стал плохо писать Блок, Сологуб и др., а им и говорят:

— Коли ты не будешь писать как следует, я буку позову.

Атак как бука давно отнесен в ломбард российского симво лизма, где, как известно, непорядки и закладов и за деньги об ратно не получишь, придумали:

254

Футуропитающиеся

— Коли ты не будешь писать, как надо, я футуриста позову. И все для острастки купили по Маринетти, что то среднее

между зверем и автомобилем, держат этого Маринеттобиля в клетке, что зовется «заграницей», и грозятся: «Смотри, мол, пиши, как следует, а то Маринетти выпущу; наши русские еще Маринеттяне, а я взаправь позову самого размаринеттейшего!» А как девочка уж очень перепугалась, Чуковский успокоил: ты не бойся, тот «далеко, он не услышит», а наши — хочешь шепну по секрету — игрушечные, фальшивые!

Итак, футуристов нет и не было. Их выдумали со скуки кри тики коричнево скучные, под стать нашим осинам. И в самом деле, с чего бы у нас появиться футуристам? Футуристы указы вают на культурность страны, а какая уж в России культурность, когда у нас существуют Чуковский и «Русские Ведомости»? Все, что у нас есть футуристического, так это программа футуристов.

Футуризм? Что такое футуризм? Ах, старый вопрос, настоль ко старый, что об этом даже Яблоновский не пишет. Да ведь те перь даже в кафешантанах с эстрады кокотки, декольтирован ные по Баксту, распевают:

Футуризм! Что такое? Что такое футуризм?

На мотив:

Любовь! Что такое? Что такое любовь?

И вот, имитируя шансонеток, критики тоже декольтируются по невежеству и поют: Футуризм! Что такое? — А за ними, под вирая, тянет и весь хор акмеистов и подсимволят.

Футуризм, по их мнению, это гимн авто, биржам, аэро, жиз ни, взорванной моторами. Футуризм в жизни — это скандаль чик.

Ах, как хочется Чуковскому скандальчика! Миленькие, тянет он, ну хоть еще один: маленький хоть, но скандальчик!

Правда, это не ново! Прежде купцы били зеркала, а подлипа лы гоготали: А ну ка, Тит Титыч, еще раз! Больно здорово у вас это выходит! — Нынче Чуковский подуськивает: Футур Футу

255

МЕЗОНИН ПОЭЗИИ

рыч! А еще раз! А я в «Русском Слове» напишу сначала просьбу о скандале, а потом о самом скандале — и за все получу денежки.

Футуризм — это выдумка, но, надо отдать справедливость гг. критикам, они эту выдумку выдоили недурно. Читают лек ции, пишут статьи, получают деньги.

Фриче — об истинном футуризме, Неведомский — об истин ном футуризме, Осоргин — об истинном футуризме, Чуков ский — об истинном футуризме.

Что ни критик, то истинный футуризм, не простой, а истин ный. Степень его истинности зависит от того, на какой сбор рас считывает лектор: нельзя же на 250 р. изложить самый переис тинный, за истину деньги особо. 606 истинных футуризмов!

Ина каждом истинном футуризме аншлаг: все билеты проданы.

Ио каждом истинном футуризме анонс: только у меня свежий, у меня поистиннее! У Петра Ивановича футуризм с присвистом! Все не футуристы, футуризма нет, но футуризм нечто вроде Госу дарственной ренты, но только не 4%, а 100%. Я, право, глазам не поверил, когда прочел у Осоргина: Смерть футуризма. Ахнул: Батюшки, да что же они теперь делать будут, неужели по миру пойдут, как ухудшится средний уровень нищих! Но потом понял, что это так только, для блезиру! Завтра воскреснет новый истин ный футуризм какого нибудь Кошкодавленкова! Прямо какое то засилие футуризмами, да еще истинными! Будущий Брокгауз на букву Ф напечатает: Том 125. От «Футуризм истинный по Не ведомскому до Футуризм истинный по Осоргину». Т. 126. От «Футуризм истинный по Фриче до Футуризм истинный по Чу ковскому».

Яполагаю, что во всех объявлениях о лекциях, в подзаголов ках статей из раза в раз повторяется опечатка: Не истинный фу туризм, а прибыльный футуризм. Дешево и сердито. Места от 30 коп. Лекция повторена не будет!

По всей России какая то кинемофильма: Бег критиков за футуризмом. Как прежде была: Бег тещ за женихом. И теперь с участием Глупышкина, да не одного, а серии Глупышкиных. Смотрите все: электрореклама — футуризм — средство против материального бессилия. Чудесный пояс. Нет больше бедных. Критикам скидка. Высылается за три семикопеечных марки.

Но, ради Бога, что это такое:

256

Футуропитающиеся

«Истинный футуризм достигнет своего расцвета, когда он по ставит на своем знамени идеалы рабочих масс».

«Демократия — только в ней наш удел, наш истинно футури стический быт».

«Конечно, футуризм первого истинного футуриста — Уолта Уитмена — возник в сутолоке демократических масс».

И все испугались. Не испугались только полтора гимназиста. Они вспомнили, что и они были прежде глупые. Бегали в приго товительном классе и кричали: да здравствует свобода! А когда их спрашивали, что такое конституция, они отвечали: ну, конеч но, знаем, это жена Константина. Потом в пятом классе завели журнал и писали рассказы про голодающего мужика и стишки, где особенным шиком почиталось срифмовать: на бой — с кро вавой тьмой! Но теперь они уже поумнели и поняли, что быть демократом нужно умеючи, что нужен талант для того, чтобы быть демократом. А главное, поняли, что говорить о демокра тичности в искусстве ничуть не умнее, чем требовать демократи ческих выборов от четырехугольника, и что искусство выста вить на своем знамени идеалы рабочих масс так же немыслимо, как треугольнику придать квадратную форму. Поняли, что нельзя требовать от думского оратора, чтобы он излагал в хоро ших стихах свой проект обложения фоксов в Средней Азии, а от поэта, чтобы он в стихи вставлял идеалы рабочих масс, как это делал Скиталец или Так.

Кстати, я не удивлюсь, что все истиннофутуропитающиеся позабыли первый лозунг футуристов «о свободном слове преж де всего». Они не поняли его, решили, что свободным словом может быть только новое, бессмысленное слово, не поняли и ре шили на всякий случай вообще отвергнуть всех футуристов, а самим подменить футуризм суррогатом, настойкой на Эрфурт ской программе.

Кстати, Чуковский такой пристальный критик, пишет уже давно, а до сих пор не заметил, что невежественные наборщики все время коверкают его фамилию и набирают — Чуковский. Это явное издевательство над человеком! Мне искренне жалко Чуковского, и я прошу всех наборщиков запомнить раз навсегда, что в слове Чуковский есть намек на индивидуальность, а насто ящая его фамилия, конечно, Чуковских. Чуковских — это что то

257