Управление в социальных системах

___________________________________________________________________________________________________________

УДК 316.001.

И.Е. Волков ИДЕАЛЬНАЯ ОРГАНИЗОВАННОСТЬ УСТОЙЧИВОСТИ ЛИЧНОСТИ

КАК ИСТОЧНИК ПОНИМАНИЯ СРЕДЫ КОММУНИКАЦИИ

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА

Статья посвящена анализу коммуникативной среды как объекта полагания духовного бытия человека. Методологическая основа выдержана в контексте сопоставления герменевтического и экзи­ стенциального подходов, интегрирующим основанием которых является «устойчивость личности». Данное понятие рассматривается автором как своего рода «момент» духовного конституирования че­ ловека в коммуникативном пространстве. Значительное внимание уделено семантическим аспектам рассматриваемой проблемы, открывающим возможность герменевтического видения коммуникации. Человек рассматривается как самоорганизующийся субъект, направленность которого на мир всегда содержит коммуникативность – особое проявление социальной интерсубъективности. Коммуника­ тивная среда представлена как усложнённый механизм репрезентации единства личности.

The article is devoted to the analysis of communicative environment as human existence object. The methodology is based on the hermeneutic and existential approaches. The integrating moment is the sustain­ ability of person. This term is described as the existence moment of spiritual constituting of person within communicative space. Author pays special attention to the semantic aspects of this problem. These items dis­ cover the possibility of hermeneutic interpretation of communication. The human being is the self-organiza­ tion system; the turning to the reality contains communicability, which is considered to be the special phe­ nomenon of social inter-subjectivity. The communicative environment is the complicated mechanism of the person unity representation.

Ключевые слова: коммуникация, коммуникативная среда, личность, интерсубъективность, интенциональность, устойчивость, интеракция.

Key words: communication, communicative environment, person, inter-subjectivity, intentionality, sustainability, interaction.

Вмежличностной коммуникации создается среда, которую не всегда удается осо­ знать. Между тем, именно среда коммуникации влияет на работоспособность и успехи чело­ века. Коммуникативная среда может пониматься по-разному. В данной работе отражен иде­ альный аспект ее полагания. Он необходим для обретения человеком устойчивости. Как из­ вестно, малыш обретает уверенность в ходьбе тогда, когда слышит одобрения взрослых. Это те знаки и значения, которые можно рассматривать как продукты идеальной действительно­ сти.

Идеальная действительность привлекала внимание философов разных направлений. На возможность ее описания оказали влияние герменевтический, семиотический, семантиче­ ский, экзистенциальный подходы. В основу представлений об идеальной действительности заложено понимание факта, что мир при всех своих изменениях открывается человеку вме­ сте с понятием «другие люди», «Другой», т. е. интерсубъективно. Исходя из этого положе­ ния, следует теоретически оформлять и понимание коммуникативной среды, в которую в ка­ честве структурообразующего момента включается акт принятия всего другого как непо­ средственно связанного с собой, так и отстраненного от себя. Можно сказать, что этот акт принятия порождает личную устойчивость.

Вантичных учениях осознавание значимости собственного развития превращалось в механизмы такого взаимодействия с миром, которое исключало субъект-объектное отноше­ ния как отношения подавления объекта познания силой своего интеллекта. Объект познания,

вслучае, например, учений стоиков и скептиков – я сам, обретал качества субъекта. Это от­ ношение переносилось на другие объекты познания, которые рассматривались как личности.

________________________________________________________________________________________________________________________

Согласно концепции А. Ф. Лосева, устойчивость во взаимодействии с миром лично­ сти формируется через способы духовно-практического освоения действительности с помо­ щью вненаучного знания [1]. Однако коммуникативная среда может быть рассмотрена не только через формы вненаучного знания, но и в концепциях, относящихся непосредственно к гуманитарным наукам, в соответствии с подходами, в которых идеальная организованность: 1) связана с непрерывностью развития субъекта; 2) отражена в идеальных механизмах интен­ циональных актов, осуществляющихся сообразно культуре; 3) оказывает влияние на фор­ мирование разных типов коммуникации: межличностная, виртуальная и т.д. К таким подхо­ дам можно отнести подходы когнитивной науки, общей и частной семантик, культурно-исто­ рическую психологию, теорию отражения, знаково-семиотический подход.

Эти подходы не являются изолированными друг от друга, так как по своим внутрен­ ним основаниям они взаимосвязаны. Попытаемся исследовать внутренний состав идеальных организованностей, оказывающих влияние на понимание коммуникативной среды как усложненного механизма репрезентации единства личности.

Термин «репрезентация» относится к терминам когнитивной науки [2, с. 157]. Он рас­ крывает смысл процесса представления мира в голове человека и единиц подобных пред­ ставлений, стоящих вместо чего-то в реальном или вымышленном мире и потому замещаю­ щих это «что-то» в мыслительных процессах. Поскольку существует указание на «замеще­ ние», то репрезентации связываются с семиотикой, в учениях которой рассматриваются зна­ ково-символические способы этих замещений. В качестве таких замещений представители семантического подхода выделяют значения и смыслы. Как только человек попадает в об­ ласть языка (языков), т.е. начинает воспринимать языковое сообщение, он должен построить модель содержательного (ментального) пространства, в котором он будет оперировать с по­ ступающими к нему текстами, то есть, совершать деятельность, которая может исследовать­ ся в качестве такой идеальной организованности, в которой цели, задачи, способы ориенти­ рованы на раскрытие глубины содержания, обнаруживающейся по мере прохождения пути взаимодействия со значениями предметов, что создает «указатели» на наличие коммуника­ тивной среды. Текст всегда кем-то создан, послан, на кого-то рассчитан. Коммуникативная среда имеет свое представительство во всех культурных регионах жизни человека, таких, например, как язык.

А. Н. Фатенков говорит о том, что для философии, литературы и науки язык имеет разное смысловое значение [3]. Смысл, выраженный при помощи языка, имеет в себе основа­ ния для того, чтобы считать его идеальной организованностью. Это положение позволяет го­ ворить о том, что посредством такой идеальной организованности, какой является смысл, философия берёт из языка концепты, наука – проспекты, искусство – перцепты и аффекты [4]. Смыслы, которые содержат в себе эти дисциплины, различаются. Смысл, вкладываемый в понятие, всегда кому-либо принадлежит и всегда является сопряжённым с кем-то, следова­ тельно, смысл является идеальной ипостасью, сотворённой субъектом и постигаемой им. Именно за счёт этого сопряжения формируется коммуникативная среда, становящаяся фун­ даментом социокультурной действительности. В. А. Щуров и В. А. Спирин считают, что эта действительность предстает субъекту не только в «ипостасях смысла» по А. Н. Фатенкову, но и в вопрошании о нём. Смысл может появляться и исчезать в момент выбора, когда чело­ век «пребывая в открытости различным возможностям, видит ту из них, благодаря отша­ тыванию от которой он смог открыться иному» [5, c. 307]. Смысл как идеальная организо­ ванность позволяет делать осознанной устойчивость личности. Этот специфический способ устойчивости презентируется В. А. Щуровым и В. А. Спириным на примере коммуникатив­ ной среды, создаваемой при восприятии русской иконы и собранного в ней религиозного смысла в работе П. А. Флоренского «Обратная перспектива» [6].

Коммуникативная среда формируется при «отшатывании» от геометрического пони­ мания пространства через перспективу, которое внутри сообщества «геометров» воспроизво­ дится ритуально. При восприятии русской иконы возникает иное видение пространства, в ко­

___________________________________________________________________________________________________________

тором зритель оказывается причастным к той степени «религиозной объективности» и «сверхличной метафизичности», которая была свойственна создателям икон с обратной пер­ спективой.

Через обратную перспективу смысл получает качество экзистенциальной насыщенно­ сти, которая даёт возможность смыслу соотноситься с субъектом через концентрацию в кон­ цепте, который отграничен от смысла абстрактного, отвлеченного от субъекта и фиксируе­ мого в понятии.

Обратная перспектива становится инструментальным знанием, полученным в отраже­ нии социокультурной действительности субъектом как осознанной системой запечатления этой действительности при условии наличия в этом запечатлении реляционной компоненты [7, c. 25], в которой выражена персонификация личностного смысла. Этот личностно оформ­ ленный смысл имеет состав, по которому можно определить устойчивость человека в рели­ гиозном опыте, которую он сохраняет одновременно в обращении к иконе и через обраще­ ние к ней в обращении к Богу. Отсюда можно видеть, что организация восприятия принима­ ет значительное участие в интерпретации связей сознания со средой коммуникации. В. А. Щуров и В. А. Спирин подчёркивают осознанную значимость обратной перспективы в сле­ дующих характеристиках: «1) разноцентренность – рисунок строится так, как если бы на разные части его глаз смотрел, меняя своё место; 2) своеобразное распределение теней, под­ чёркивающее и выделяющее несоответствие иконы изображению, требуемому натуралисти­ ческой живописью; 3) линии «разделки», делаемые другим цветом, нежели цвет соответству­ ющего места иконы, и составляющие, по замыслу иконописца, совокупность заданий созер­ цающему глазу – линии заданных глазу движений при созерцании им иконы» [5, с. 308].

Подходы А. Н. Фатенкова и В. А. Щурова раскрывают методологию идеальной орга­ низованности в деятельности мышления. Например, языки литературы, философии и науки осмысленны и отличаются своей семантической конфигурацией. Они переплетаются и пере­ секаются в символических структурах и одновременно различны, но способны удерживать «удельный вес» персонификации личностного смысла, в котором идеальная организован­ ность способна возрастать «при переходе от смысла к смысловому значению – всеобъемлюще психически переживаемому (а не только рассудочно рефлектируемому) субъектом вербаль­ но (даже в глубинных своих пластах) оформленному смыслу, который конституируется в конкретной знаковой системе с соблюдением и/или нарушением обнаруживаемых, устанав­ ливаемых, предполагаемых в ней семантических и синтаксических правил» [3, с. 25].

Эта методология исторически обусловлена предшествующими концепциями, в кото­ рых смыслообразующая деятельность мышления рассматривается как средство устойчивости особых образований идеального характера. Так, Б. Спиноза считал, что «разум природной своей силой создает себе умственные орудия», от которых «обретает другие силы для других умственных работ, а от этих работ – другие орудия, т.е. возможность дальнейшего исследо­ вания, и так постепенно продвигается, пока не достигнет вершины мудрости» [8, с. 329]. Эти «умственные орудия» в представлении В. А. Щурова и В. А. Спирина связаны с инструмен­ тальным знанием, которое сохраняет свою фундаментальность в ограниченности предметно­ го поля исследования в пределах применимости самого инструмента.

В философии XIX и XX веков утверждается положение о том, что возникновение речи и языка становится внутренним орудием психической деятельности. Орудийный харак­ тер слова подчеркивал И. М. Сеченов, а Л. С. Выготский, заложив основы культурно-истори­ ческой психологии, рассматривал в качестве инструментов разума знаки. В учениях логиче­ ской семантики (Л. Витгенштейн, Ч. Пирс, Б. Рассел, Т. де Мауро) знаки, как естественные, так и искусственные (машинные) являются «орудиями» фиксации значений и средством опе­ рирования этими значениями, т.е. представляют собой «своеобразные операторы мысли» [9, с. 30].

________________________________________________________________________________________________________________________

Т. де Мауро указывает, что проблема значений заключает в себе противоречие, так как большинство ученых с великими именами, такие как М. Хайдеггер и Ж.-П. Сартр, счита­ ли, что слова на самом деле лишены значения, что теорию значения нельзя построить по тех­ ническим причинам или потому что значения материально не существуют [10]. Получается, что человек не может справляться с таким неустойчивым материалом, каким является для него значение, что ведет к признанию относительности любой этической проблемы и общей теории ценностей. Таким образом, можно подвергнуть сомнению существование культуры и общества, так как их явление для человека связано с их представленностью во внутреннем мире как заместителей (значений) реальной материальной действительности.

В области семантики существуют разные точки зрения на понятие «значение». Для возникновения любой теоретической деятельности необходимо наличие стимулов и мотивов, которые связывают ее с практической деятельностью. Термин «семантический» использует­ ся как атрибут в разных областях психологии, логики, языкознания, социологии и т.д. Проблемы семантики сложны, потому что стимулы и мотивы человеческого поведения не одинаковы в разных исторических, этнических, социологических, культурологических фор­ мах, наблюдаемых наукой, ситуациях, в которых попадает человек. Гуманитарные науки можно считать источниками семантической проблематики, так как их предмет имеет прямое отношение к процессам коммуникации, на основе которых изучается область значений. Л. Тондл считает, что существует ряд различных значений слова «значение» [8, с. 8]. Семантика (семасиология) является частью общей науки о языке, каждое слово которого имеет свое зна­ чение. В свою очередь, осмысленное значение приравнивается к смыслу, который может быть приравнен к инструменту социокультурной действительности в качестве передаваемого и получаемого знания. Это позволяет рассматривать осмысленную значимость в качестве средства, при помощи которого организуется, например понимание в диалоге. А. В. Бру­ шлинский и В. А. Поликарпов пишут, что природа человека есть продукт истории, а «соци­ альность человека – это социальность всех его взаимодействий с миром (с обществом и при­ родой) – его индивидуальности, творчества, свободы, ответственности и т. д.» [11, с. 63]. Следовательно, осознанная значимость воспринимается человеком как нечто существенно новое, что субъект обращает в предмет своей орудийной деятельности, а также в предмет специальной рефлексии и коммуникации в целях доказательства самому себе и другим ис­ тинности, существенности, новизны и общественной значимости сделанного открытия [11, с. 69].

Согласно лингвистической ориентации в семантике (Дж. С. Милль, Т. Котарбиньский, Л. Тондл и др.), значения становятся идеальными организованностями, если опираются на два момента: связь слова с явлениями внеязыкового характера при условии узко лингвисти­ ческого понимания языка, а так же изменения исторического характера, обусловленные ис­ торически как эволюцией языка, так и предметных областей, которые в нем выражаются. Эти изменения исследуются в качестве «универсалий», в которых также отражаются измене­ ния психики носителей языка. С этих точек зрения значение определённого слова может функционально относиться, например, к универсуму, эпохе, культуре, в которых оно может сужаться, расширяться, переносится, определять специфичность лингвистической семантики в той или иной области знания. По А. Н. Фатенкову, эта специфичность может быть зафикси­ рована в любой коммуникативной среде, сохраняя при этом гибкость конкретной формы языка. По В. А. Щурову, языки открывают способы переживания многих возможностей со­ зерцания, на основании которого знание может становится инструментальным, когда один смысл или любая другая однозначность не могут конкурировать с быстрым бегом времени, изменением форм мира, общества, взглядов и т. д.

Созерцание рассматривается как особое деяние человека, в котором он воплощает стремление постичь Вселенную, Мир, собственное Я. Связывая созерцание и деяние в одно мировоззренческое целое личностного значения, можно обозначить его как специфическое чувственно-познавательное взаимодействие с миром: «созерцание …есть тот акт пережива­

___________________________________________________________________________________________________________

ния, который в процессе своего осуществления оказывается самой историей» [12, с. 250]. Созерцательность представляет собой идеальную организованность, которая разделяет западную и восточную мировоззренческие стратегии, расширяя понимание коммуникатив­ ной среды. В западной традиции она воспринимается как синоним пассивности, бездеятель­ ности. Она противопоставляется не только деятельности как таковой, но и активному, заин­ тересованному отношению к жизни вообще.

Созерцательность противопоставляется страдательности, бездейственности. Это дру­ гой (в соотношении с производством) способ отношения человека к миру, к бытию, способ чувственного и познающего отношения. В восточной мировоззренческой традиции созерца­ тельность предполагает внутренне оформляемую деятельность. Созерцательность здесь предполагает вначале охват поля деятельности, она служит предпосылкой к совершению ка­ кого-либо дела. Созерцательность особенно полезна в науке, когда учёный вначале просчи­ тывает проект (открытие, научную работу) и его последствия, а затем приступает к деятель­ ности, ведущей к выполнению данного проекта. Поэтому созерцательность не заменяет со­ бой действие, а предшествует действию.

Идеальные организованности знака, значения и созерцания формируются в творче­ ских актах, когда человек стремится удержаться в полноте бытия, но в этом стремлении он встречается с препятствиями. По этой причине идеальная организованность этих конструк­ тов связывается с устойчивостью личности, которая, благодаря наличию этих частей ее об­ щего единства, может быть рассмотрена в составе своих элементов.

Особенностью устойчивости в этом случае является ее динамика, так как она может проявляться в основном в процессах взаимодействия человека с миром, а именно в тех проблемных полях, где инструментальным знанием становятся способы создания осознан­ ной значимости в коммуникативной среде любой представленности. В современной науке эти проблемные поля связываются с личной сферой жизни человека, с идентификацией и идентичностью в репрезентации собственного Я, с условиями, в которых происходит пони­ мание других людей.

Устойчивость личности сама становится идеальной организованностью. Она обретает идеально организованную и осознанную значимость, которую можно рассматривать с точки зрения структурообразующего конструкта информационно-коммуникативной сферы жизни современного человека, так как именно эта сфера делает человека неустойчивым в процессах рассогласования и фрагментации полноты бытия, зависимых от особенностей коммуника­ тивного пространства, складывающегося во взаимодействии как личности и общества, так и во взаимодействии личности с другой личностью.

В 50-е годы XX века в научном знании возникает концепция «картины мира». Она была сформулирована Р. Редфилдом. По его мнению, картина мира предполагает взгляд на внешний мир не со стороны наблюдателя, в изнутри нахождения в самом мире. Распростра­ няя это положение на отношения личности и меняющегося мира, следует говорить о том, что при любой идентификации с миром личности свойственно рассматривать процессы, проис­ ходящие в нем глазами проживающего эти процессы, т.е. выступать их носителем. Исполь­ зуя открытия когнитивных наук (когнитивной психологии, когнитивных антропологии и культурологии), можно говорить о наличии предпосылок интерсубъективности в возможно­ сти менять свою позицию в отношении мира, вступать в коммуникацию с ним в его же тер­ минах, создавая личные интерпретации получаемых данных.

Эти открытия сместили акцент с опыта на его интерпретацию, которая, не перечерки­ вая сам опыт, отражает компромисс между реальностью и воззрениями на нее, между объек­ тивностью и субъективностью, языком и его значениями, информацией и ее интерсубъектив­ ным использованием.

Информационно-коммуникативная сфера делает устойчивость человека зависимой от языка, который оказывает влияние на всю систему социальных отношений. При всей его

________________________________________________________________________________________________________________________

самобытности и разнообразии язык остается формой существования сознания в обозначаю­ щем отражении бытия и в качестве общественного продукта. Современное разрушение язы­ ка, связанное с обеднением номинативных средств языка, засорением иноязычием и неорга­ нической адаптацией этого иноязычия, смещением к вариантам «сленга», заставляет пере­ смотреть его ценность как общественного продукта, благодаря которому человек становится частью общества, благодаря которому это общество будет развиваться. Порождаемая неу­ стойчивость в языке ведет к деградации сознания и культуры его носителей, к их маргинали­ зации. Через язык полнота бытия подвергается фрагментации.

Следовательно, можно говорить о своего рода коммуникативной неустойчивости, ко­ торая, по мнению многих авторов, зависит от организации самого коммуникативного про­ странства. Т. М. Дридзе считает, что организация коммуникативного пространства также как и язык зависит от своей внутренней инструментальности, основу которой составляют «чело­ веко-средовые интеракции». Именно от их ценности для развития устойчивости личности за­ висит продуктивность общения личности с окружающей её средой. По мнению автора, инструментальность человеческого общения со средой опирается на постулат о резонансно­ сти и взаимообращённости «человеко-средовых интеракций», а также «о соизмеримости уро­ на, наносимого людьми любым социально значимым элементам жизненной среды, с уроном, который преобразуемая людьми среда им же и возвращает» [13, с. 11]. «Человеко-средовые интеракции» рассматриваются Т. М. Дридзе как особый механизм социального познания, имеющий глубокую традицию в социально-философском и теоретико-методологическом плане. Она считает, что в современной науке выделяются тенденции, которые можно отнести к интеграции разных сфер знания, в том числе, социологического знания и социально-фило­ софского относительно поведения живых организмов в среде и физического знания относи­ тельно континуума «пространство-время-вещество». Выделяется парадоксальный факт. Эта интеграция имеет непосредственное отношение к философии жизни и философии существо­ вания. Сюда можно отнести труды В. Дильтея, Г. Зиммеля, М. Хайдеггера, К. Ясперса, А. Камю, Г. Марселя, Х. Ортеги-и-Гассета, М. Мело-Понти и др.

Жизнь начинает рассматриваться как обращение к миру, взаимодействие с миром, за­ бота о мире. Усиливается влияние экзистенциальной психологии на естественные науки и интеграция с ними, продолжается поиск единых законов, верных как для живой, так и для неживой природы. Основу этой интеграции заложили В. И. Вернадский, Т. де Шарден, А. Эйнштейн. Человек оказывается самоорганизующимся субъектом, прежде всего в своей направленности на мир, которая осуществляется в разных направлениях, но содержит всегда коммуникативность, о которой стали говорить как о коммуникативной реальности или осо­ бом проявлении социальности как интерсубъективности.

Устойчивость личности как идеальная организованность опирается на осознанную значимость человеко-средовых интеракций, являющихся формами интерсубъективного про­ странства, но при этом остаётся открытым вопрос об объективных условиях процесса осо­ знания, который при включении в человеко-средовые интеракции с природой одновременно включён в интеракции с компьютером, СМИ и т. д. Осознанная значимость человеко-средо­ вых интеракций предполагает созерцательность и активность бессознательных (чувствен­ ных) механизмов общения с природой. Там, где интуитивно должна включаться созерцатель­ ность как инструментальная основа устойчивости, включается неосознанная праздность как элемент неустойчивости. Среда коммуникации является обобщенным выражением компо­ нентов устойчивости личности, зависимой от социальной природы самой личности, по суще­ ству коммуникативной и идеально организованной.

Библиографический список

1.Лосев, А. Ф. Бытие. Имя. Космос [Текст] / А.Ф. Лосев – М.: Мысль, 1993.

2.Кубрякова, Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов [Текст] / Е.С. Кубрякова, В.З. Де­ мьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина – М.: филфак МГУ им. М. В. Ломоносова, 1997.

___________________________________________________________________________________________________________

3.Фатенков, А. Н. Философия подвижной иерархии (русский контекст) [Текст] / А.Н. Фатенков

– Н. Новгород: Изд-во ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2005.

4.Делез, Ж. Что такое философия? [Текст] / Ж. Делёз, Ф. Гваттари. – М.: Институт эксперимен­ тальной социологии, СПб.: Алетейя, 1998. – 288 с.

5.Щуров, В. А. Вопрошание о смысле: знание ритуальное, инструментальное и фундаменталь­ ное [Текст] / В.А. Щуров, В.А. Спирин. Медиевистика и социальная работа. Сборник научных трудов. – Н. Новгород, 2004. С. 307-322.

6.Флоренский, П. А. Обратная перспектива [Текст] / П. А. Флоренский. Иконостас. Избранные труды по искусству. М. – СПб.: Мифрил, Русская книга, 1993.

7.Тондл, Л. Проблемы семантики [Текст] / Л. Тондл – М., «Прогресс» 1975.

8.Спиноза, Б. Избр. произв., т. 1. [Текст] М., 1957.

9.Орфеев, Ю. В. Мышление человека и «искусственный интеллект» [Текст] / Ю. В. Орфеев, В. С Тюхтин. – М., 1978.

10.Мауро, Т. де. Введение в семантику [Текст] / Т. Де Мауро. – М.: Дом интеллектуальной кни­ ги, 2000. – 240 с.

11.Познание и общение [Текст] / под ред. Б. Ф. Ломова, А. В. Беляевой. – М.: Наука, 1988.

12.Шпенглер, О. Закат Европы: В 2-х т. Т.1 [Текст] / О. Шпенглер – М.: Мысль, 1998.

13.Дридзе, Т.М. Экоантропоцентрическая и семиосоциопсихологическая парадигмы для интегра­ ции социогуманитарного научного знания в исследовательскую, социально-диагностическую и социально-проектную практику [Текст] // Мир психологии. № 2. 2000. С. 10-26.

________________________________________________________________________________________________________________________

УДК 008.2

В.М. Маслов ОБЩИЕ ИТОГИ КОММУНИКАЦИОННОГО СРАВНЕНИЯ

ИСКУССТВА И ВИРТУАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА

В статье представлен сравнительный анализ искусства и виртуальной реальности, опираю­ щийся на характерную для гуманитарного знания методологию, в рамках которой реализуется герме­ невтический, феноменологический, синергетический аспекты. Специфика данной методологии обозначена автором как «коммуникационное сравнение». Таким образом, понятие коммуникации выступает как концептуальная основа и методологическое поле исследования виртуальной реально­ сти. В данном контексте обозначены онтологический, телеологический и социальный аспекты рассматриваемой тематики, обобщены и проанализированы различные подходы к осмыслению взаи­ мосвязи искусства и виртуальной реальности (ВР). Искусство может быть рассмотрено как «место ожидания ВР», в то же время ВР, в свою очередь, может быть рассмотрена как цель искусства. Про­ анализирована проблема неоднозначности выбора между искусством и виртуальной реальностью перед лицом «постчеловеческого» будущего.

The article reveals with the comparative analysis of art and virtual reality. The methodological base contains hermeneutic, phenomenological, synergetic aspects, which are typical for humanitarian sciences. This methodology is described by means of «communicational comparison». So the «communication» term is used by the author as conceptual and methodological base of virtual reality investigation. The ontological, teleological and social aspects of the topic under consideration are described. Various points of view are compared and analyzed. Art can be considered as the virtual reality (VR) «waiting place», VR simultan­ eously can be considered as the final goal of the art. The problem of difficult choice between art and virtual reality within the nearest post-man future is also considered here.

Ключевые слова: виртуальная реальность (ВР), искусство, мифология, реальность, иллюзия, сравнение, коммуникационное сравнение, виртуально-реальное общество, виртуальное будущее чело­ вечества, постчеловек, футурология

Key words: virtual reality (VR), art, mythology, reality, illusion, comparison, communication com­ parison, virtually-reality society, virtual future of mankind, post-man, futurology

Сравнение вплетено в любую познавательную деятельность. В случае появления но­ вых объектов научного интереса, сравнение выступает одним из основных методов позна­ ния. Целенаправленное нахождение сходства и отличий, открытие возможной исторической преемственности и системно-структурных взаимоотношений в сравнении с уже известными феноменами многое дает для постижения сути нового. Эти общие положения выступали основой для проведения сравнительного анализа между виртуальной реальностью (ВР), став­ шей предметом интенсивных философских исследований с 80-90-х годов ХХ века, и искус­ ством, которое существует и подвергается теоретическому осмыслению уже более двух ты­ сячелетий. Полученные существенные результаты в области понимания специфики ВР пред­ ставлены ниже в следующем ряде тем: искусство и проблемы выбора адекватной трактовки ВР; ВР как возможная цель искусства; искусство в рамках виртуально-реального общества.

Прежде чем приступить к их рассмотрению, разъясним и представим еще один зна­ чимый результат исследования. Проведенный анализ продемонстрировал сложный, бифурка­ ционный, взаимообогащающий и взаимоизменяющий оба рассматриваемых феномена харак­ тер сравнительного процесса. В этом плане, сравнение, оставаясь сравнением, приближалось к диалогу. Новая информация выводилась не через простое, механическое сличение присут­ ствия и отсутствия, а через характерную для гуманитарного познания ритмическую вопрос-

________________________________________________________________________________________________________________________

ответную инициативу, погружение в понимание другого как самоценного объекта, как оппо­ нента, субъекта [1, 2]. Простое, привычное «сравнение» и «сравнение, насыщенное гумани­ тарным содержанием» не одно и то же. Именно поэтому нам показалось возможным и необ­ ходимым ввести для выделения специфики последнего и точной идентификации проведен­ ного нами действия такое понятие как «коммуникационное сравнение».

Искусство и проблема выбора адекватной трактовки ВР.

Многочисленные, разнородные современные представления о ВР можно сгруппиро­ вать в три смысловых множества, блока [3]. В «онтологическом блоке» ВР понимается как феномен, разъясняемый, главным образом, из прошлых (до 80-х гг. ХХ в.) значений «вирту­ альности», особо задействованы здесь физические понятия о «виртуальных перемещениях» и «виртуальных частицах». Виртуальность, ВР понимается или «помещается» в следующие смысловые контексты: возможность; потенциальность; альтернативность; полионтичность; минимум бытия; мнимость; системный эффект; идеальное; информация (С.В. Илларионов, В.Д. Эрекаев, В. Емелин, М. Эпштейн, С.С. Хоружий, И.Г. Корсунцев, Н.А. Носов, Н.С. Ры­ баков, М.С. Каган, Е.В. Грязнова и др.). В «блоке реальности» ВР рассматривается как соци­ альный и психологический феномен. Виртуальность, ВР понимается или «помещается» в следующие смысловые контексты: реальность вообще или общая теория реальности (челове­ ческое восприятие мира); внешняя, социальная, информационная, символическая, симулякр­ ная, современная реальность; внутренняя, психологическая реальность; художественная ре­ альность (А. Артюх, В.В. Афанасьева, Х.Ф. Дрейфус, Д.В. Иванов, В.М. Розин, М. Кастельс, А.Б. Маньковская, В.А. Емелин, Г. Лютикова, А.М. Орлов, В.А. Кутырев, Н.А. Носов, В.П. Руднев и др.). В «блоке футурологической свободы/порабощения» ВР понимается как новейший технологический феномен.

Виртуальная реальность, в ее полной форме, идентифицируется как созданный ЭВМ и вспомогательными устройствами (головной дисплей или видеофон, перчатки данных, сен­ сорный киберкостюм, сфера братьев Латыповых и т.д.) специфический продукт, восприни­ маемый нами обычной реальностью, например, тем миром, в котором мы присутствуем сей­ час с его светом, цветом, интерактивным взаимодействием и т.д. (Д. Гамильтон, Э. Шварц, Ф. Хэмит, М. Крюгер, Д. Комм, Т.Д. Стерледева, В.А. Кутырев, Р. Нозик, С. Жижек, М. Хайм и др.). Именно эта ВР послужила началом взрывного интереса к виртуальности [4] и претендует быть основополагающим феноменом человеческого будущего, основывая вир­ туально-реальное общество [5]. Поэтому, правомерно, утверждать ее ВР как таковой. Но, в целом, нужно считать, что любой из указанных подходов к ВР имеет право и надежду на свое будущее превалирующее значение, поскольку 20-30 лет обсуждений еще недостаточ­ ный срок для окончательных решений. Другое дело, что количество и качество аргументов за ту или иную позицию определяет актуальность современного теоретического выбора. Искус­ ство – один из серьезных феноменов, значимо влияющих на выбор той или иной трактовки ВР – поддерживает третью ее трактовку.

С ХХ века писатели разрабатывают ситуации, максимально приближенные к воз­ можным будущим формам ВР в их позитивных и негативных вариантах и аспектах. Уже в 20 гг. ХХ в. Э.М. Фостер описывает общество, в котором все контакты между людьми соверша­ ются телематическим путем (через экраны, напоминающие экраны телевизоров), а реальные прикосновения людей друг к другу воспринимаются с ужасом и отвращением. А. Беляев в «Чудесном оке» (1935) рассказывает о мальчике, который с помощью «чудесного ока» (ана­ лог совершеннейшего телевизора) становится реальным участником экспедиции в глубины моря, предупреждая об опасности, замечая важные детали и т.д. Р. Хайнлайн в «Уолдо» (1943) представляет странного гения, живущего на спутнике и использующего для разнооб­ разных целей телеуправляемые манипуляторы. Р. Брэдбери в «Вельде» (1950) описывает, как телевизионные стены детской материализовали львов, которые пожрали родителей, пытаю­

В.М. Маслов Общие итоги коммуникационного сравнения искусства и виртуальной реальности. С. 54–62 56

___________________________________________________________________________________________________________

щихся оградить своих чад от навязчивого и провоцирующего жестокость и агрессию теле­ влияния. А. Кларк в «Городе и звездах» (1956) представляет горожан, «проецирующих» са­ мих себя в наполненные насилием истории, чтобы избавиться от скуки. Д. Галун в «Фальши­ вом мире» («Simulacron 3») (1964) говорит о бесконечном ряде ВР. А. и Б. Стругацкие в «Хищных вещах века» (1964) описывают некий продукт – «слег», который, в принципе, вы­ полняет роль или стимулирует появление ВР, но без использования ЭВМ и виртуальных устройств. (Что-то подобное описывается в романе Д. Нуна «Вирт» (1993), герои которого погружаются в ВР с помощью «пера», которое они кладут в рот.) С. Лем в рассказе «Из воспоминаний Йиона Тихого» (1975) описывает ящики, служащие своеобразными футляра­ ми для целых миров, обитатели которых всего лишь цепочки электрических сигналов, но они способны думать и чувствовать и воспринимают свой мир как настоящую реальность. В. Ви­ джи в «Истинных именах» (1981) описывает попытку хакеров создать ВР. У. Гибсон в «Ней­ романте» (1984) понимает ВР, киберпространство как «согласованную, электронную среду всеобщей медитации». С. Лукьяненко в «Лабиринте отражений» (1996) описал ВР как парал­ лельный реальному виртуальный мир, в который можно было погружаться с помощью ЭВМ, видеофона и киберкостюма. У. Гибсона и С. Лукьяненко можно считать авторами, которые завершают предысторию и начинают историю ВР в литературе, поскольку после их шумного успеха для литературы стало ясно, что ВР есть искусственно создаваемый мир с помощью современных техногенных средств. В кинематографе первыми фильмами о ВР называют фильмы «Мир на проволоке» (1973), экранизацию упомянутого выше романа Д. Галуна, и «Трон» (1982). Прекрасными фильмами о ВР являются такие фильмы как «Нирвана», «Ви­ деодром», «Тринадцатый этаж», «Ванильное небо». Рубеж предыстории и истории ВР в ки­ нематографе можно соотнести с появлением таких фильмом как «Вспомнить все» (1990), «Газонокосильщик» (1993) и кинотрилогии «Матрица» (1999-2003).

На что-то подобное ВР выводит любая художественная утопия, робинзонада, напри­ мер, «Таинственный остров» Ж. Верна является прекрасным образом этого. Художественное создание и освоение различных реальностей – разрабатывалось в литературе с XIX в. у Э. По, Ф.Д. О,Брайна и др. – также имеет прямое отношение к ВР. Современный пример это­ го – «Хроники Амбера» Р. Желязны, где описывается мир многочисленных реальностей, в котором только Амбер обладает настоящей реальностью, а все остальные те или иные его производные, но все они заселены разумными существами и в них возможна настоящая смерть. Вехами на этом пути называют роман Г. Уэллса «Машина времени» (1895) и книгу Дж.К. Сквоерса «Если бы это было иначе» (1931), которая послужила началом жанра альтер­ нативной истории [6]. В общем плане, здесь вполне можно упомянуть также роман М. Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1882). Актуализирует мысли о ВР и то, на что обращает внимание В.М. Розин: ««Сюжет проникновения одних реальностей в дру­ гие, вымышленных в обычные или перехода обычных в вымышленные, как, например, про­ никновение оживших телевизионных изображений в квартиру, где сидит телезритель, или, напротив, переход зрителя в экранную реальность, подобные сюжеты, выдаваемые за юмо­ ристические, а на самом деле странные и тревожащие сознание, стали сегодня настоящими символами нового мироощущения человека» [7].

В подобном контексте не удивляет, что именно представитель искусства – С. Лем в «Сумме технологии» (1967) – дает первое серьезное развернутое, теоретическое осмысление ВР (фантоматики) [8], а первое в отечественной литературе словарное описание ВР как но­ вейшего техногенного феномена было дано специалистами по эстетике [9]. Другое дело, что искусствоведы, даже адекватно определяя ВР, могут в дальнейшем, в силу своей профессио­ нальной предвзятости, начать включать в ее содержание чуждую ВР, но значимую для совре­ менной эстетики информации. Например, нельзя согласиться с тем, чтобы к «протовиртуаль­ ной реальности» (собирающей «все формы и элементы виртуальности, возникающие или со­ знательно создаваемые на базе или с применением современной компьютерной техники») от­ носились в области кинематографа только самые передовые, шумные, постмодернистские