Детская литература. Под ред. Е.О. Путиловой

181

ца гаремов, чёрные жгучие глаза, алая кровь, белые клочья пены горячих коней, яркие одеяния стройных всадников, тюрбаны, халаты, шальвары,

драгоценные каменья, запястья, ожерелья – всё горит, блещет, переливает-

ся, играет...

На этом фоне расцветает сказка с причудливыми извивами сюжета,

словно вытканного на восточном ковре.

Первая сказка «Рассказ о Калифе-аисте». Восточная сказка, расска-

занная образованным учителем-европейцем. Вся она пронизана мягкой иронией, лукавой насмешкой. Конечно, восток ярок, экзотичен, изобилен,

щедр, но... Но вот как любознательный багдадский калиф разговаривает с учёным: «...взгляни-ка на эту рукопись..., если разберёшь, то получишь но-

вую праздничную одежду, а не разберёшь, то получишь дюжину пощёчин и две дюжины ударов по пяткам за то, что зря прозываешься Премудрым».

Оказывается, познания не обязательно сочетаются с интеллигентностью:

восточное самодурство и деспотизм представлены не в самых ужасающих формах, но достаточно выразительно.

А отчего, собственно, с калифом приключилась неприятность? О,

нет! Злую шутку сыграла с ним вовсе не любознательность. Ведь если б он выполнил оговорённые заранее условия, то преспокойно стал снова кали-

фом. Но он рассмеялся, когда пытался вспомнить нужное слово, и оно вы-

летело у него из головы. Ну, разве это не забавное назидание учителя? Де-

ти, когда вы учите латинские слова (а калиф должен был выучить именно латинское слово), не смейтесь! Иначе плохо вам придётся! Между прочим,

из всей латыни калиф всего-то одно слово и должен был запомнить! Ну,

дети, не образованнее ли мы калифа?! Так Гауф связывает классную ком-

нату с неведомым миром сказки. Калиф превращается из восточного дес-

пота в пытливого, но озорного ученика. И разумеется, именно ему прихо-

дит в голову, как можно попытаться исправить дело: «...надежда не поки-

дает меня. ...мы отправимся к гробу пророка; быть может, волшебство рас-

сеется в святых местах». И – о, чудо! – едва решение было принято, сразу

182

стали сбываться надежды! Сюжет строится на совершенно неправдопо-

добном стечении обстоятельств: выбрав направление на Мекку и совершив первый перелёт, аисты оказываются в нужном месте и в нужное время,

чтобы встретить бедняжку Сову и развеять чары. Всё это наводит умного ученика-калифа на глубокие раздумья: «Либо я ничего не смыслю, – про-

изнёс он, – либо между нашими несчастьями имеется тайная зависи-

мость...». И эта зависимость, точнее, логика определяет всё движение дей-

ствия. Она не так-то проста. Злой и могущественный волшебник Кашнур,

задумав посадить (или уложить?) на диван калифа своего сына Мицру,

разработал коварный план, сыграв на любознательности и весёлом нраве Хасида. Кажется, что калиф с визирем попали в ловко расставленные сети колдуна. Но, оказывается, за «много месяцев» до интриги Кашнура прин-

цессе, обращённой в сову, было предсказано, что она получит избавление от аистов. Кашнур этого предвидеть никак не мог. Следовательно, его хит-

роумный план был всего лишь частью плана куда более хитроумного. В

нём было предусмотрено всё: не только любознательность калифа и его легкомыслие, но и его благочестие, и его решительность, и готовность пойти на риск. Планом предусматривались и страдания – плата за опыт и знания. Он должен был, как всякий сказочный герой, пройти испытание. И

он проходит его, хотя и не всегда безупречно: то и дело самые трудные за-

дачи он пытается свалить на другого аиста, визиря. Но всё же, взяв в ко-

нечном счёте их на себя, заслуживает награду. Тут-то он и понял замысел Всевышнего и «вскричал, что он стал аистом на своё счастье». Счастье, ра-

зумеется не только и не столько в обретении прекрасной жены и возвра-

щении власти, но в том внутреннем преображении, которое он переживает.

Сказка о калифе-аисте – настоящая сказка. Так считает и сам Гауф,

поскольку, по его мнению, сказкой может считаться лишь то повествова-

ние, где всё действие определяется сверхъестественной силой, чудом.

За «Калифом-аистом» следует «Рассказ о корабле-призраке». На пер-

вый взгляд, он тоже может показаться сказкой, ведь в нём тоже происходят

183

чудеса и всё действие подчиняется воле Аллаха. Однако перед нами всё же не сказка, а другой жанр, тоже родившийся в фольклоре, – легенда. Она отличается от сказки прежде всего тем, что претендует на правдоподобие.

История основана на свидетельстве живого человека, который был не про-

сто зрителем ужасающих событий, но их активным участником. Далее в Альманахе «Караван» следуют ещё четыре истории: «Рассказ об отрублен-

ной руке», «Спасение Фатьмы», «Рассказ о Маленьком Муке» и «Сказка о мнимом принце». Знаменательно, что все повествования Гауф называет словом «рассказ», и только историю и мнимом принце почему-то называет сказкой, хотя в ней-то как раз нет ничего сказочного. Может быть, слуша-

тели-ученики должны сами установить настоящий жанр каждого произве-

дения? Некоторые трудности могут возникнуть лишь в случае с Малень-

ким Муком. В этой истории мы найдём настоящие сказочные чудеса – волшебные туфли, палочку, умеющую находить клады... И всё-таки, рас-

сказ о Маленьком Муке, как и остальные, не сказка. Это новеллы. Опреде-

ление этого жанра даётся в следующем альманахе – «Александрийский шейх и его невольники». События подобных историй «мирно свершаются на земле, происходят в обыденной жизни, и чудесна в них только запутан-

ная судьба героя, которая... складывается удачно или неудачно не при по-

мощи волшебства, заклятия или проделок фей, как это бывает в сказках, а

благодаря самому себе или странному сплетению обстоятельств». И всё же повествования эти захватывают не меньше, чем сказки. Во-первых, пото-

му, что в них всегда есть нечто необыкновенное: «В сказках это необычное заключается во вмешательстве чудесного, волшебного в обыденную жизнь человека; в новеллах же всё случается, правда, по естественным законам,

но поразительно необычным образом». Во-вторых, новелла так интригует именно потому, что мы не надеемся на вмешательство феи. «Дело тут в изображении отдельного человека; ...самое важное и привлекательное – то искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его ха-

рактеру».

184

Но и в новелле порой встречается волшебство. В «Маленьком Муке» это огромные волшебные туфли-скороходы. Что-то они нам ужасно напо-

минают. Ну, да, конечно! Это же Мальчик-с-пальчик, позаимствовавший сапоги у великана, устраивался курьером при дворе короля! Но у героя Шарля Перро, в настоящей сказке, никаких проблем с размером сапог не возникало: они мигом становились по ноге обладателю. Гауф обыгрывает эту знакомую ситуацию, спускает её из сказки в реальность, описывая му-

ки Мука с этой не то обувью, не то транспортным средством. Бедняжка долго пыхтит, пока овладевает навыками обращения с ним. Он берёт над ними верх и в общем-то, не они приводят его к победе, а его воля, изобре-

тательность, уникальность его личности. Конечно, некая сила свыше по-

кровительствует ему: не случайно же он набрёл в лесу на волшебные смо-

ковницы! Но зато он сам придумал, как распорядиться чудесными плодами и как «оставить с носом» – в прямом смысле этого слова! – своих врагов.

Такой нелепый, жалкий Маленький Мук поражает спокойным достоинст-

вом, кротостью, умением пренебречь давлением обстоятельств и оскорб-

лениями недостойных людей. Вот ещё один непростой урок, который пре-

подносит учитель своим ученикам.

В каждом Альманахе Гауф собрал разные и по жанрам, и по содер-

жанию произведения. Но всё-таки он не пожелал их издавать как разроз-

ненные сказки, или просто как сборник. Это Альманахи. Все тексты здесь связаны между собой неким единством. Что связывает «Караван»? Ну, ко-

нечно, дух Востока. А что ещё? Логика обращения сказочника к тем или иным жанрам: он начинает со сказки, переходит к легенде, действие кото-

рой, несмотря на всю свою фантастичность, уже перенесено в действи-

тельность. Затем обращается к новеллам, все чудеса которых скрыты в че-

ловеческой душе. Последние составляют большинство. Таким образом,

рассказчик уверяет нас, что реальная жизнь не менее чудесна, чем все сказки мира, и главное чудо в ней – человек. Есть и ещё одна форма связи

– обрамление. Истории не просто следуют одна за другой, но их неспешно

185

рассказывают люди, чьи имена мы узнаём, чьи характеры легко намечены,

чьи лица мы узнаём. Однако у сказочника, как у фокусника, всегда при-

прятан в рукаве какой-нибудь сюрприз. В самом конце обнаруживается,

что почти все истории связаны ещё и «сквозным» персонажем. Это типич-

нейший романтический герой – благородный разбойник Орбазан, который,

оказывается, тоже следует с караваном и с немалым удовольствием слуша-

ет рассказы о себе. И ещё одну форму связи следует припомнить, о ней уже шла речь ранее: густой живописный колорит. Альманах представляет собою целостное живописное полотно, яркие краски которого и создают незабываемое впечатление.

Следующие два Альманаха, быть может, обладают меньшим внут-

ренним единством. Правда, «Александрийский шейх» может гордиться,

как и «Караван», чисто колористической целостностью. Только оно не-

сколько иного рода: этот Альманах весь пронизан запахами. Не случайно он открывается историей «Карлик Нос». Аромат таинственной травки ста-

новится даже самостоятельным героем в сказке. Карлик, заколдованный мальчик Ганс, ищет эту травку, как в обычных сказках принц ищет похи-

щенную принцессу. Историю «Карлик Нос», подобно «Маленькому Му-

ку», можно определить как произведение переходного жанра: в нём мы обнаруживаем черты и настоящей сказки, и новеллы. Новеллу от всех дру-

гих жанров отличает одна характерная особенность сюжетосложения. Не-

обычность сюжета возникает в результате того, что он строится на перипе-

тии. Перипетия – это такой сюжетный поворот, при котором действие,

движущееся в совершенно определённом направлении, вдруг разворачива-

ется в направлении, прямо противоположном. Поэтому никогда нельзя угадать, что скрывается за поворотом. Все новеллы Гауфа держатся на этом принципе. В «Карлике Носе» хорошенький избалованный мальчишка посмеивается над уродством старого человека, и в результате сам стано-

вится уродцем, над которым смеются окружающие. Так перипетия стано-

186

вится не только двигателем сюжета, но воспитательным приёмом: учитель вновь преподносит весьма полезный урок.

Альманах «Харчевня в Шпессарте» вся насквозь пронизана музы-

кальными образами. Центральным произведением здесь становится боль-

шая сказка «Холодное сердце». Музыка сказки – то оглушительная и пу-

гающая, то нежная и прозрачная – передаёт все перипетии судьбы её глав-

ного героя, угольщика Петера Мунка. Это за его душу идёт борьба велика-

на Михеля и лукавого Стеклянного Человечка. Любопытно, что зло в сказ-

ке представлено могучим и устрашающим великаном, а добро – маленьким и хрупким Стеклянным Человечком. Неужто Гауф и в самом деле так представлял себе соотношение добрых и злых сил в жизни? Может быть,

дело в другом – зло нарочито подчёркивает своё могущество и тем самым соблазняет нестойкие души, а добро кажется неброским и нелегко идущим навстречу, его надо заслужить ценой жертв, лишений, тяжких испытаний.

Таким образом, оказывается, что борьба идёт не только и не столько за душу Петера. Главное сражение разворачивается в душе Петера. «Ну-ка скажи, что у тебя болело?» – вопрошает Михель. И Петер отвечает: «Серд-

це». Подчёркивая напряжённость и длительность внутренней борьбы ге-

роя, Гауф разрезает новеллу на две части, вставляя в разрыв ещё две. Эта долгая пауза создаёт ощущение изнурительности внутренней борьбы. Сю-

жет строится на множестве перипетий, победа постоянно переходит от од-

ного победителя к другому. Наконец, в измученном сердце Петера оконча-

тельно побеждает великан. Чтоб сердце не болело, Петер отказывается от него, и Михель вкладывает ему в грудь холодный камень. Холодное сердце

– волшебный талисман в мире дельцов. Удача теперь во всём сопутствует герою. Каждая подлость приносит ему выигрыш. Холодное сердце – выс-

шая буржуазная ценность. Однако обретя её, герой не может порадоваться:

холодное сердце не знает радостей. Оно не знает ни желаний, ни страда-

ний, ни восторгов. И Петер понимает, что обделён в самом главном: он живёт, не живя. И он задумывается о том, что будет потом, когда он и во-

187

все жить перестанет. На этот вопрос ему отвечает другой обладатель ка-

менного сердца, Толстяк Эзехиль: «После нашей смерти сердца будут взвешены – велика ли тяжесть грехов. Лёгкие сердца взлетят вверх, тяжё-

лые падут вниз; я думаю, наши камни потянут немало». Однако даже не страх расплаты на том свете, а тяжкое, как камень, раскаяние в содеянных грехах заставляет Петера вступить в новый поединок со злодеем Михелем.

И поскольку решение его неколебимо, поскольку он готов принять любую казнь, любую смерть, но умереть с живым сердцем, желание его осуществ-

ляется. Богатства Петера исчезают, как дым, но к нему приходит спокойст-

вие чистой совести, способность радоваться, страдать и любить. В этом и состоит счастье человеческой жизни.

Гауф обрёл эту истину не на богословском факультете. Он верил в неё, стоя в свои неполные двадцать пять лет на пороге смерти.

Вопросы и задания

1.Чем объясняется стремление Гауфа связать сказки в альманахи, а не соединить их просто в сборник? Какова внутренняя связь всех произведений альманаха?

2.В чем своеобразие "восточных" сказок Гауфа?

3.Что роднит сказки Гауфа с национальным немецким фольклором? Подтвердите свои наблюдения примерами.

5.4.Х.К. АНДЕРСЕН.

Андерсен (1805 – 1875) – самый читаемый в мире писатель. Нет, на-

верное, в мире ребёнка, который не знал бы сказок Андерсена. Что же сде-

лало его таковым?

То, что отец сказочника был башмачником, а мать – прачкой, пожа-

луй, известно всем, но мало кто знает, что дед Андерсена был довольно со-

стоятельным фермером. Однажды разразилось непоправимое: пожар по-

жрал всё, что у них было, в том числе и надежды на будущее... Дед не пе-

ренёс удара: он лишился рассудка. Отец отказался от мечты об образова-

нии, семья погрузилась в жестокую бедность. Переехала она в город Оден-

се – это центр датского острова Фюн – и поселилась близ богадельни, где содержались несчастные безумцы. Там бабушка могла ухаживать за дедом.

Там и родился Ханс Кристиан.

188

Биографическую повесть "Сказка моей жизни" Андерсен начинает с описания кровати, на которой он родился. Отец новорожденного сам ско-

лотил её из досок от чьего-то погребального помоста. На них ещё кое-где сохранились обрывки чёрного сукна. Всё это: катастрофа, постигшая се-

мью, соседство безумного деда, мрачное ложе – первое земное прибежище младенца – всё сулило ему судьбу горестную и безысходную. Однако были и светлые мгновения: башмачник рисовал картинки для сына, читал ему басни Лафонтена и сказки «1000 и 1 ночи». Так началось противоборство сил, определивших его будущее: страданиям, убожеству и прозе жизни противостояла поэзия, сказка, которая воспринималась Хансом Кристиа-

ном как некий высший закон бытия. Он не шутя надеялся на чудо – на пре-

вращение своё из сына башмачника в знатного вельможу, а то и в принца.

Его дразнили мальчишки, но их смех только усиливал его уверенность. Он знал твёрдо, что в сказках именно «Иванушка-дурачок», «Ханс-простак» оказывается, в конце концов, принцем и писаным красавцем. А был Ханс Кристиан долговяз, нескладен, лицом невыразителен, и только внушитель-

ных размеров нос придавал ему некоторую значительность. Надо было пристально вглядеться в это лицо, чтобы оценить, какой добротой и крото-

стью сияли его небольшие голубые глаза. Писаным красавцем – увы! – он так никогда и не стал, хотя чудес в его жизни, действительно произошло немало.

С детства он в них поверил и благодаря своему второму имени: Кри-

стиан – наследственное имя датских королей. И означает оно – «Христов»,

принадлежащий Христу. Когда, в одиннадцать лет, Андерсен лишился своего мечтательного, нежного отца и все кругом жалели сиротку, сам мальчик знал, что есть у него Отец Небесный, и Он любит его.

Однажды жестокая бедность вынудила мальчика с матерью отпра-

виться на господское поле собирать оставшиеся после жатвы колосья. В

разгар работы вдруг появился барский управляющий, известный своей свирепостью. Со страшным криком накинулся он на ребёнка и замахнулся

189

хлыстом. "Но я взглянул ему прямо в глаза и невольно сказал: «Как же ты смеешь бить меня – ведь Господь видит тебя!»" Реакция мальчика была столь неожиданной, что ошеломлённый управляющий опустил хлыст, по-

трепал его по щеке и даже дал денег.

Может быть, в этот момент, а может, ещё раньше Андерсен осознал себя избранником Божьим. Чувство великой гордости наполняет его серд-

це, но одновременно приходит и чувство столь же великой ответственно-

сти: он должен жить для того, чтобы дать миру нечто столь ценное, что может быть признано Божьим даром. И даров этих было немало. Имел он высокий чистый и сильный голос. Прослушав однажды в театре оперу, он мог затем дома или в саду – как он полагал, на радость соседям – воспро-

извести все арии из неё. Просмотрев театральную афишу с перечнем дей-

ствующих лиц, мог сочинить и разыграть кукольный спектакль, исполняя обязанности не только драматурга, режиссёра и актёров, но и декоратора,

костюмера, мастера-кукольника. Когда впервые он увидел балет, то был настолько потрясён, что вообразил себя танцовщиком и в каморке своей репетировал все партии без исключения. Одним словом, он осознал себя человеком искусства и видел долг свой в созидании красоты. В четырна-

дцать лет он понял, что медлить нельзя, и надумал ехать в Копенгаген. Ко-

гда же ему советуют попросту, как всем, обучиться полезному ремеслу, он отвечает серьёзно: "Это было бы величайшим грехом!" Перепуганная мать обращается к гадалке. "Сын твой, – сказала старуха, – будет великим чело-

веком! Настанет день, и родной город Оденсе зажжёт в его честь иллюми-

нацию". Но проза жизни говорила другое. Казалось бы, в Копенгагене,

одинокий, довольно безграмотный провинциальный подросток со смеш-

ными амбициями должен был бы погибнуть, однако в первые же дни с ним вновь начинают происходить чудеса: директор Королевского театра Йонас Коллин становится его покровителем, его устраивают в театральную шко-

лу, берутся платить за обучение и содержание. Дают возможность окон-

чить гимназию. Как похоже на сказку! И уверенность его крепнет: «...из

190

меня непременно выйдет поэт. Только не маленький!» Однако первые пуб-

ликации даруют юноше не радость, а жестокие страдания: критика беспо-

щадна, язвительна, уничтожающа. За долгие десять лет такого обстрела можно было сломить любую волю, но только не Андерсена. Он писал, пи-

сал, писал невероятно много и вот наконец – перелом: роман "Импровиза-

тор" приносит ему европейскую известность. Герой его откровенно авто-

биографичен. Вся его история – цепь несчастных случаев, которые в ко-

нечном счёте приводят к счастью. Такова, по Андерсену, логика и его соб-

ственной судьбы. А потому своего героя он тоже наделил способностью понимать и принимать с благодарностью эту логику, видеть за утратами удачи, за случайностями – руку провидения. Это одна из любимых андер-

сеновских идей. Она пронизывает всё его творчество. Она станет одной из основных в его "Сказках".

Первый выпуск сказок вышел в 1835 году. Сразу же вслед за "Им-

провизатором". Как и все предыдущие произведения, на родине поэта они вызвали злобные нападки критики, но в Андерсене опять сработала пру-

жина противодействия: "Я так уж создан, – пишет он, – что когда у меня хотят отнять всякие достоинства, я особенно живо проникаюсь сознанием того, что мне дано Богом". До конца жизни поэт остался верен сказкам, и

сказки прославили его имя во всем мире.

Непоколебимая верность своему призванию, зародившаяся в детстве,

и была той силой, что вела его сквозь все испытания и превратила в конце концов в одного из счастливейших людей в мире. Потому-то автобиогра-

фическую повесть он и назвал "Сказка моей жизни". Первую её часть Ан-

дерсен завершает так: " Да, правда, что я родился под счастливой звездой!

Я чувствую, что я дитя счастья!"

Эти слова были написаны 2 апреля 1855 года – в день пятидесятиле-

тия поэта, а 6 декабря 1867 года, осуществилось давнее пророчество: род-

ной город был иллюминирован в его честь – он был избран почётным гра-

жданином Оденсе. Спустя ещё восемь лет – 2 апреля 1875 года – в день его