Детская литература. Под ред. Е.О. Путиловой

92

близительно в 1610 году. Когда был убит король Генрих IV, при малень-

ком короле Людовике XIII регентом стала его мать, необразованная и вульгарная Мария Медичи. Двор её отличался шокирующей свободой нравов. Самая родовитая аристократия удалилась от двора. Она искала и нашла свой собственный центр общения. Им стал салон. Здесь царили совершенно другие интересы: прочитывались и обсуждались все новые литературные и научные произведения. Здесь вырабатывался и шлифо-

вался французский литературный язык. Здесь собирался кружок вольно-

думцев, духовная Фронда.

Салон культивировал изощрённую игру ума. Прежде всего,

она проявлялась в беседе. Из блестящих салонных бесед образовался жанр диалога. Диалоги распадались на отдельные ослепительные репли-

ки. Возник жанр афоризма. Герцог Франсуа де Ларошфуко (1613 – 1680)

издал несколько сборников своих афоризмов и максим, которые всякий раз наносили точные удары по рационализму. Но главными противника-

ми классицизма были женщины. Они не могли смириться с вето, нало-

женным на чувство, чудо, тайну. Буало был уверен, что лишь точное

«следование природе» – удел подлинного искусства:

Невероятное растрогать неспособно.

Пусть правда выглядит всегда правдоподобно: Мы холодны душой к нелепым чудесам, И лишь возможное всегда по вкусу нам.

Дамы же были прямо противоположного мнения: чудеса полны оча-

рования, в них кроется надежда на нежданное счастье, а в литературе иг-

ра с чудом даёт бесконечный простор фантазии... Дамы взялись за перо.

Наступила эра бесконечных авантюрных романов с головокружительны-

ми приключениями рыцарей. Эпиграммы, мадригалы, послания, рондо,

вкрапливаясь в роман, неожиданно придавали ему отчётливый привкус современности. Любимыми развлечениями в Салоне были литературные игры. В моде была игра, провоцирующая поиски необычайного сюжетно-

го хода – решения заведомо неразрешимой задачи, выхода из безвыход-

ной ситуации. Играли также в «запрет на слова», в «салаты» из пословиц,

93

в драматизированные пословицы.

Было в Салоне и ещё одно увлечение. Там любили сказки. Сказки на самом деле любили везде. Даже при дворе была собственная придворная сказочница мадам де Мельсон. Однако, любя народные сказки, никто в этом не признавался: они считались достоянием кухни или, в лучшем слу-

чае, детской. Но в Салоне были приняты дерзкие суждения. Здесь начали рассказывать сказки. Простодушные народные истории преображались до неузнаваемости. Сюжеты обрастали немыслимыми похождениями героев,

почерпнутыми явно из авантюрного романа, в них вкраплялись литератур-

ные игры, поэтические шутки в виде мадригалов и эпиграмм, яркие и хлё-

сткие афоризмы, персонажи приобретали привычки, вкусы, манеру речи,

принятые в домах маркизов, одеты они были по последней моде, а интерь-

еры сказочных замков поразительно напоминали модные гостиные. Таким образом, литературная сказка XVII – XVIII веков родилась из синтеза ли-

тературных жанров, принятых в салонной культуре. Сказка служила раз-

влечением, но, развлекая, она поучала. Здесь поняли: любой урок может пойти в прок, если общение с искусством приносит человеку радость.

Однако учила сказка вещам, с точки зрения классицизма, весьма со-

мнительным: обожала чудеса, фантазии, поэтизировала чувство и весьма пренебрежительно относилась к холодному рассудку. Сказка стала формой идеологического бунтарства. Именно поэтому она достаточно долго суще-

ствовала как бы нелегально, исключительно в устном исполнении. Нужна была недюжинная смелость, чтобы выпустить её «в люди», т.е. отважиться превратить в литературный жанр. И, может быть, потому, что женщинам,

особенно красивым, многое в те поры сходило с рук, на этот дерзкий шаг решилась женщина. Самая первая оригинальная литературная сказка при-

надлежит Мари-Катрин д’Онуа (1650 - 1705). Публикация была осуществ-

лена в 1690 году. Это и есть дата рождения жанра.

М.-К. д’Онуа известна как автор авантюрных романов. И первая её сказка была включена как вставная история в очередной роман. Но уже в

96

и все последующие годы правления Людовика XIV были для Франции тяжким и печальным временем: у короля развился вкус к деспотизму, он вёл агрессивный курс внешней политики, в стране налоги выросли до раз-

меров фантастических, усилились репрессии, религиозные преследования,

литература вынуждена была перейти на эзопов язык, многие, не выдержав,

эмигрировали. А Перро в поэме, а затем в трактате «Параллели между древними и новыми в вопросах искусств и наук» (1688 – 1697) восславлял монарха, предоставившего своей стране свободу мысли и слова – ту «по-

хвальную свободу, с которой ныне люди судят обо всём, что входит в ве-

дение разума, – одну из особенностей нашего века, которыми он может бо-

лее всего гордиться». Так, в лестной форме, академик преподносил монар-

ху весьма дерзостный урок.

По мнению Перро, век имел бы ещё больше оснований для гордости,

обрати он достойное внимание на сокровища собственной национальной старины. Позже он выразится более определённо: сказки, «которые наши предки придумывали для своих детей», по сравнению с «милетскими рас-

сказами», т.е. с греческими мифами, явление не только тоже довольно но-

вое, но и куда более полезное: «Рассказывая их, они [предки] обходились без той грации и того изящества, которые греки и римляне придавали сво-

им историям, но они постоянно проявляли великую заботу о том, чтобы вложить в свои сказки мораль похвальную и поучительную». Академик бьёт своих оппонентов их же картой, акцентируя воспитательный пафос созданий народной поэзии: «Все они [сказки] проникнуты стремлением показать те блага, которые приобретаешь, будучи честным, терпеливым,

разумным, трудолюбивым, послушным, и тот вред, который приносит от-

сутствие этих качеств». И вот академик выпускает в свет сборник сказок.

В 1695 году ко дню рождения принцессы Елизаветы-Шарлотты Орле-

анской некий Пьер Перро д’Арманкур преподносит Её королевскому вы-

сочеству книгу сказок. Пьер был сыном академика, ему было семнадцать лет и, следовательно, не зазорно сочинять истории, которыми забавляют

97

детей. Впрочем, в Посвящении он утверждает серьёзность этого несерьёз-

ного жанра: «Все они полны смысла вполне разумного...». Название –

«Сказки моей матушки гусыни» – и текст Посвящения определяют их про-

стонародную природу: «...сказки эти дают понятие о том, что творится в семьях наискромнейших...». Сказок в сборнике было пять: «Спящая краса-

вица», «Красная Шапочка», «Синяя борода», «Кот в сапогах» и «Феи». В 1697 году книга была переиздана и вновь подписана именем сына Перро. В

неё были включены ещё три сказки: «Золушка», «Рике с хохолком» и «Мальчик с Пальчик». За один только тот же, 1697, год книга выдержала четыре переиздания! Теперь у неё был подзаголовок, напечатанный на ти-

тульном листе: «Истории и сказки былых времён с моральными наставле-

ниями». Несмотря на огромный успех книги, Шарль Перро так никогда и не признал своего авторства. Он соглашался считать своими только три сказки, написанные стихами и в сборник не вошедшие: «Гризельду», «Ос-

линую шкуру» и «Смешные желания». Но бессмертие ему обеспечила Ма-

тушка Гусыня.

Почему же он отрекался от лучших своих детищ? Может быть, пото-

му, что прозаические сказки гораздо откровеннее были ориентированы на фольклор. Они не просто имитируют архаичную манеру повествования и виртуозно используют многообразие сказочных мотивов – они сохраняют фольклорное мироощущение.

«Золушка» – та самая сказка, в которой легко обнаруживаются приме-

ты времени: модные зеркала, паркеты, наряды, мушки и т.д. Но именно в

«Золушке» с первой же фразы обнаруживается чисто народная система ценностей: «Жил когда-то дворянин, который женился вторым браком на женщине столь надменной и гордой, что другой такой не было на свете. У

неё были две дочери, такого же нрава и во всём походившие на неё. И у мужа тоже была дочь, но только кротости и доброты беспримерной: эти качества она унаследовала от своей матери, прекраснейшей женщины».

Экспозиция сливается с завязкой, конфликт обозначается сразу же: с одной

98

стороны, гордость и надменность, с другой, – кротость и доброта. Причём,

авторские симпатии высказаны определённо: кротость и доброта – свойст-

ва прекраснейших женщин. Дальнейшее сопоставление сводных сестёр уг-

лубляет их различие: «Золушка, хоть и носила скверное платье, была во сто раз красивее, чем её сёстры, щеголявшие великолепными нарядами».

Таким образом, как и положено в сказке, обнаруживается, что природа,

Бог(?) создали всё по справедливости: доброте сопутствует красота, а зло-

му нраву – нечто иное. Мачеха за то и возненавидела падчерицу, что рядом с ней «её родные дочери всем казались ещё более противными». По спра-

ведливости, красоту должны бы обрамлять и великолепные наряды. Одна-

ко наряды распределяет уже не природа, а люди, и тут справедливость кончается. Чтобы она восстановилась, потребовалось вмешательство феи.

Таким образом, сказочное чудо у Ш.Перро открывает возможность изме-

нить действительность. Хотя, надо признать: чудо, как почти всегда в его сказках, минимально. Оно, разумеется, завораживает: эти тыквы, мыши,

крысы, ящерицы... Глядя на их диковинные превращения, напрочь забыва-

ешь, что, по сути дела, волшебница-крёстная никакого чуда не совершила:

она просто предоставила в распоряжение Сандрильоны те предметы, кото-

рые ей как дворянской дочери по рангу полагаются и которые, по сути, у

неё украдены. Фея только сравняла шансы сестёр на успех, дав при этом фору именно мачехиным дочкам, а не своей любимице: та должна поки-

нуть бал в самом разгаре. Есть, по мнению сказочника, чудеса куда более чудесные, чем те, что творит волшебная палочка. Ими владеет не фея, а

Золушка: это очарование кротости, доброты, искренности, приветливости.

Ш.Перро не забывает устроить им испытание. Золушка его с честью вы-

держивает: как только возникла возможность, «она пошла, села рядом со своими сёстрами и осыпала их любезностями; она поделилась с ними ли-

монами и апельсинами, которые дал ей принц, и это весьма удивило их,

ибо они вовсе не были с ней знакомы».

Дамы на балу, естественно, пристально изучают её наряд, но вообще-

99

то все, вслед за королём, говорят не только о том, что она красива, но о том, что мила. А принц совершенно теряет голову и превращает Золушку в принцессу. Наконец-то торжествуют справедливость радость и счастье. И

это сотворила самая чудесная сила на свете – любовь.

Любовь в народном сознании почиталась основой бытия, величайшей созидательной силой. Потому-то фольклорную сказку интересуют в чело-

веческой судьбе только три события: рождение, смерть и свадьба. От них зависит продолжение жизни как таковой, и все сказочные сюжеты в своей основе содержат именно эти три момента. В истории Спящей красавицы,

кроме них, нет вообще ничего. Зато они отмечены традиционными сказоч-

ными мотивами: во-первых, это мотив долгожданности: король и королева были «бездетны, и это их так огорчало, что и сказать невозможно»; во-

вторых, это пророчества на рождение ребёнка, которые непременно сбы-

ваются; наконец, это предназначенность суженого. Когда некий принц за-

интересовался таинственным замком, едва заметным за непроходимыми колючими зарослями и, услышав о спящей принцессе, «сделал несколько шагов в сторону леса, ... все эти колючие терновые кусты сами расступи-

лись и дали ему пройти <...>, и несколько удивило его только то, ни один человек из его свиты не мог последовать за ним, ибо деревья сразу же сомкнулись, едва только он миновал их».

Спустя примерно сто двадцать лет после выхода в свет «Сказок ма-

тушки Гусыни» братья Гримм запишут эту сказку под названием «Шипов-

ничек» как народную. В ней этот мотив будет даже усилен: до появления суженого«...наезжали королевичи и пытались сквозь ту изгородь проник-

нуть в замок. Но это оказывалось невозможным... и (они) умирали напрас-

ной смертью».Любопытно, что пробуждение принцессы у братьев Гримм тоже описано в соответствии с народной традицией: принц будит её поце-

луем, т.е. народная сказка воспроизводит обряд, связанный с представле-

ниями о могуществе магии касания. Поцелуй – магическое действо особой силы: он не просто несёт в себе тепло жизни, но её дыхание, одушевлён-

100

ность, любовь. В сказке Ш.Перро принц на него не осмеливается, его пове-

дение обусловлено другим ритуалом – галантным: «Он приблизился к ней с трепетом и восхищением и опустился подле неё на колени. Тогда прин-

цесса пробудилась – ибо чарам пришло время рассеяться...». Именно этот эпизод даёт нам возможность увидеть, как работал Перро над своими сказ-

ками, стремясь «опростить» их, уйти от салонного стиля к фольклорному.

Сказка «Спящая красавица» была опубликована (анонимно) в журна-

ле «Галантный Меркурий» за год до выхода сборника. В журнальном ва-

рианте сцена пробуждения выглядит куда элегантней и... ироничней: Кра-

савица, едва перестав быть спящей, немедленно превращается в беседую-

щую:

«– Как, прекрасная принцесса! – говорил ей принц, смотря на неё глазами, которые говорили в тысячу раз больше. – Как! Блаженная судьба создала меня, чтобы служить вам? Неужели эти прекрасные очи открылись только ради меня, и все цари земные со всем своим могуществом не смогли бы совершить то, чего я достиг своей любовью?

– Да, дорогой мой принц, – отвечала ему принцесса. – Самый вид ваш говорит мне, что мы созданы друг для друга. Вас я видела, с вами я беседовала, вас я любила во время сна. Фея упоила моё воображение видом вашего лица. Я была уверена, что тот, кто должен снять с меня чары, будет прекраснее, чем сама любовь, и что он будет любить меня сильнее, чем самого себя. Как только вы появились, я без труда вас узнала».

В окончательном варианте влюблённые объясняются гораздо проще,

отчего чувства их кажутся естественнее и глубже, хотя мягкий юмор и здесь не исчезает: «Вы ли это, принц? Вас долго пришлось ждать», – пеня-

ет ему принцесса. Ну, а слов принца мы просто не слышим, за него говорит сказочник, и говорит афоризмами: «В речах его было мало порядка – от этого они понравились ещё больше: мало красноречия, много любви».

Примером удивительного чутья Перро к духу фольклора может слу-

жить также история со сказкой “Рике с Хохолком”.

Сюжет придумала очень бедная и очень начитанная провинциалка,

племянница П.Корнеля и кузина Фонтенеля, Катрин Бернар (1662 - 1712).

В 1696 году она опубликовала роман “Инесса Кордовская”, куда в качестве вставной новеллы вошёл “Рике с Хохолком”. Сочинялась история на пари с условием, чтобы события поражали неправдоподобием, а чувства – есте-