Детская литература. Под ред. Е.О. Путиловой
.pdf201
вается Жизнью? Андерсен не смеет признать способность Русалочки лю-
бить за проявление души. Как в древней легенде, это всего лишь готов-
ность к приятию души. Ну, что ж, она готова. Она замирает в парении на полпути к небесам, к вечности... Её вознесла Любовь. Она опять победи-
ла...
В сказке «Дочь болотного царя» героиня душу обретает, хотя она дочь не столько вод, сколько тины. Это куда ниже уровня обычной русал-
ки. И тем не менее, чудо совершается. Душу она обретает не только через приобщение к высокой духовной любви, но через веру и ритуал крещения.
Дикое языческое получеловеческое созданье обращается в девушку, ис-
полненную кротости и смирения. Таким образом, Андерсен как бы приру-
чил неукротимые воды, придав их грозной красоте характер благости.
Другое дело – Ледяная дева. Это сама Смерть. Смерть, ставшая зри-
мой. Смерть, обретшая лицо. И весь ужас в том, что лицо её прекрасно... В
нём отразилась и яростная красота диких неукрощённых вод, и убийствен-
ная сила стужи, и обманная нежность ночи. «Она, убивающая и уничто-
жающая, – наполовину дитя воздуха, наполовину могущественная власти-
тельница вод».
Укротить Ледяную деву нельзя. Уже в одиннадцать лет Ханс Кри-
стиан знал об этом. Тогда отец его, глядя на серебряные узоры на окнах,
тихо спросил: «Что? За мной пришла?» Мать испугалась, и неспроста.
Весной, уходя, Ледяная дева увела за собой молодого башмачника...
Таков её нрав: всякий раз она не просто похищает очередную жерт-
ву, но разлучает любящих. Именно Любовь – самый исток Жизни – она и стремится уничтожить. А потому и маскируется под Любовь. Ханс Кри-
стиан не мог отрешиться от образа обманной её красоты.
В 30-е годы была написана баллада «Королева метелей». В ней слов-
но оживает его молодой и весёлый отец:
Он и весел, и громко и стройно поёт, И по снежным сугробам идёт.
Он и с ветром поёт, и с метелью свистит,
202
По сугробам глубоким к красотке спешит...
Но красотка не дождётся суженого: его перехватит королева мете-
лей, заворожит ледяной красотой, околдует притворной любовью:
«...Ты так молод, прекрасен - со мною пойдём! Ты не хочешь ли быть королём?
У меня есть чертоги в горе ледяной, Блещут радугой стены, и пол расписной,
Ина мягком сугробе нам быстро постель Нанесёт полуночи метель».
Ив «Королеве метелей», и в «Снежной королеве» и в созданной
позже «Деве льдов»(1861) повелительница мороза и буранов предстаёт в убранстве сверкающих драгоценностей зимы. Весь блеск и сияние инея,
льдов и снегов влекутся за ней, как фата; стеклянные замки – её замёрзшие мысли; леденящие ветры Арктики – всего лишь её дыхание. «Словно бы-
стрый водопад, застывший неровными зеленоватыми глыбами блещет глетчер. А в глубине пропастей ревут бурные потоки, образовавшиеся из растаявшего снега и льда. Глубокие ледяные пещеры и огромные ущелья образуют там диковинный хрустальный дворец – обиталище Девы Льдов,
королевы глетчеров», а сама она вихрем проносится над своими владения-
ми, и «ветер развевает её длинные белоснежные волосы и голубовато-
зелёное одеяние, сверкающее подобно водам в глубинах ... озёр".
Ледяная красота ослепляет, за блистаньем трудно распознать её смертоносную сущность. Только живому, полному любви сердцу это под силу. Его не обманешь, и сердце маленького Кая отважно рвётся сразиться с грозным противником. Правда, пока он столкнулся лишь с красотой ска-
зок о ней, но и этого оказалось достаточно, чтобы угадать верный способ её победить: «Я посажу её на тёплую печку, вот она и растает!»
Затем, впервые увидев эту «женщину, укутанную в тончайший бе-
лый тюль», с глазами, что «сверкали, как звёзды», «мальчуган испугался»: «в них не было ни теплоты, ни кротости». Он не захотел больше глядеть на неё, но на него-то уже упал смертоносный взгляд и – охота началась. Бьёт королева прицельно: один осколок зеркала троллей вонзается Каю в глаз,
другой – прямо в сердце. И сразу прелесть роз для него меркнет, зато
203
власть её ледяной красоты становится неотразимой. Кай цепляет свои сан-
ки к саням Королевы не потому, что ему хочется прокатиться с ветерком.
Нет, это наворожила, наколдовала красота: непостижимая женщина в бе-
лых мехах, её леденяще-ласковый взгляд, серебряная повозка, бешеные кони, вихри метелей – всё волшебство, опасность, всё тайна, ужас и бла-
женство. И вот уже мальчик пересажен в большие сани, вот закутан в ко-
ролевские меха, вот он уже обмирает от её поцелуя. Обмирает – в прямом смысле слова, он пронзён смертоносным холодом, коченеет, и не чувству-
ет уже ничего. Сердце его перестаёт биться. Оно превратилось в кусок льда. Даже колдовство ледяной красоты над ним теперь не властно. И это понятно: подобная красота не цель, она лишь средство – средство оболь-
щения, похищения очередной жертвы.
Так Андерсен подхватывает тему Гауфа, тему холодного сердца. Не просто подхватывает – развивает. Тема этическая переплетается у него с темой эстетической. Великан Михель, по сравнению со Снежной короле-
вой, выглядит чуть ли не эталоном чести: он соблазняет свою жертву, но не насилует её волю, он ждёт добровольного согласия. Соблазняет он до-
вольно вульгарно – богатством. И нестойкий герой Гауфа совершает сво-
бодный выбор. Он отрекается от сердца, которое трепещет и болит.
Мужественное сердце маленького Кая соблазняют красотой. Но до тех пор, пока в него не вселились троллевы, перевёрнутые критерии, оно нечувствительно к ледяной красоте. Андерсен наделяет своего героя соб-
ственными эстетическими представлениями: прекрасное лишь тогда пре-
красно, когда несёт в себе жизнь и любовь, красота лишь тогда подлинна,
когда идёт об руку с истиной и добром. Мальчик, выросший вместе с ро-
зами под самым небом, держится стойко. Тут-то и пригодились тонкие и острые зеркальные осколки, извращающие зрение, а в сердце убивающие любовь. Утрата нравственных ориентиров отдаёт душу во власть торжест-
вующей красоты смерти. Сердце Кая было сначала отравлено, а затем за-
морожено и похищено. И, кажется, безвозвратно. Но и Жизнь не так-то
204
легко отдаёт то, что принадлежит ей по праву. И вот начинается тяжкий труд отвоевания и спасения заледеневшего сердца мальчика.
Нечеловеческому могуществу Снежной королевы противостоит ма-
ленькая девочка, отправившаяся искать своего братца и чуть ли не весь путь проделавшая босиком. Так Афродита искала своего возлюбленного,
похищенного мрачным царством Аида: она шла, раня нежные ноги об ост-
рые камни, а из капель её крови вырастали анемоны. Там, где проходит Герда, тоже вырастают цветы: они распускаются в сердцах всех, с кем встречается девочка. Словно факел зажигается от факела – все стремятся делать добро: принц и принцесса, маленькая разбойница и растрогавшиеся разбойники, лапландка и финка, ворон с вороной и северный олень. И дело даже не в реальной помощи, которую они оказывают девочке, но её словно окутывает, поднимает над страданиями и непреодолимыми препятствиями объединённая добрая воля людей, птиц и зверей. Под этим напором любви должны рухнуть ледяные крепости злой королевы. И Герда приходит, на-
конец, к Каю.
Сама того не осознавая, она тоже начинает ворожить, она совершает целый ряд ритуалов, которые снимают с застывшего мальчика злые чары:
«... в огромные ворота, проделанные буйными ветрами, входила Герда. Она прочла вечернюю молитву, и ветры улеглись, точно заснули. Она свободно вошла в огромную пустынную залу и увидела Кая. Девочка тотчас узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
– Кай, милый Кай! Наконец-то я нашла тебя!
Но он сидел всё такой же неподвижный и холодный. Тогда Герда заплакала; горячие слёзы её упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок. Кай взглянул на Герду, а она запела:
Розы цветут... Красота, красота! Скоро узрим мы младенца Христа.
Кай вдруг залился слезами и плакал так долго и так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и очень обрадовался.<…>Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зацвели розами, поцеловала его в глаза, и они заблистали, как её глаза; поцеловала руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым».
Андерсен соединяет всю ворожбу, все народные обряды, призванные оживить мёртвого и запечатлённые фольклорной сказкой: магию касания,
магию называния по имени, магию слова, магию музыки, пения, магию го-
205
рючей слезы – живительной солнечной влаги и, наконец, магию поцелуя,
объединившего дыхание и прикосновение. Сознательно Герда прибегает только к имени Божьему и молитве. О волшебной силе всех остальных своих действий она не подозревает. Она действует инстинктивно. Кая оживляет магия её Любви. И сказка завершается полным торжеством не-
винно-радостной воскресшей Жизни.
И всё же какое-то смутное беспокойство омрачает счастливый конец истории Кая и Герды. Фольклорные сказки, конечно, тоже завершаются спасением одного из любящих и их воссоединением, но предшествует это-
му открытый поединок и гибель злодея. Ну, а Снежная королева попросту улетела проверить глетчеры где-то на юге и невольно предоставила Герде свободу действий. Кай отвоёван, но Снежная королева жива, и жива её ле-
деняще-жгучая красота. Финал, таким образом, можно считать открытым.
Эта страшная и прекрасная героиня перебирается в другие сказки, напри-
мер, в «Деву льдов». В ней она тоже покушается на счастье влюблённых и выходит победительницей. У многих читателей при чтении этой сказки вскипает негодование против сказочника: как мог он позволить Ледяной деве безнаказанно похитить весёлого и смелого жениха в канун свадьбы,
обездолить невесту, такую нежную, прелестную и почти совершенно не-
винную?!
Мог. Всё дело в маленьком словечке «почти». Андерсен порой быва-
ет бескомпромиссно суров. Обнаружив и в сердце Руди, и в сердце Бабет-
ты самые тонкие, почти незаметные осколки зеркала тролля, он понимает,
что они беззащитны перед натиском Ледяной девы. Сохранность их сча-
стья и жизни могла бы обеспечить только такая же неколебимая любовь,
какой горело сердце Герды. От этого чистого пламени оттаяло сердце Кая.
Но, видно, такая любовь осталась лишь в сказках...
Ещё до «Девы льдов», в 1852 году, Андерсеном была написана исто-
рия «Под ивою». Она кажется зеркальным отражением сюжета «Снежной королевы». А раз зеркальным, то – с печальным концом. В ней мальчик
206
бродит по свету в поисках дороги к той девочке, с которой они играли под ивою. Он бродит всю жизнь. Но она недостижима – она прославленная пе-
вица, она царит в недосягаемой выси искусства. И хоть любовь постарев-
шего мальчика неизменна и горяча, она не может растопить хрустальных
стен заколдованных дворцов. И он находит успокоение, умирая под ивою...
Таковы варианты разработки темы холодного сердца у Андерсена. Как видно, даже искусство, не согретое любовью, может быть смертоносно.
Ивсё же гораздо чаще искусство связано у Андерсена с комплексом
–«истина, добро и красота». Оно властвует над разрушительной силой времени и смерти. Оно пробуждает в человеческих душах высокие поры-
вы, оно посрамляет мелочность, вульгарность и злобу. Великой верой в животворную силу искусства дышат сказки «Старая могильная пли-
та»(1852), «Психея»(1861), «Золотой мальчик»(1865), «Самое невероят-
ное»(1870).
В сказке «Подснежник»(1863) вновь возникает единоборство хруп-
кой красоты и сил холода. И вновь побеждает красота, побеждает именно нежностью и хрупкостью, простодушной преданностью солнечным лучам.
В них-то и таится, по Андерсену, самая могучая сила жизни. На них и дер-
жится истинное искусство. Подснежник – это душа поэта. Может быть, она возрождается каждой весной? Подснежник «и сам не знал, какой он силь-
ный: ему прибавляла сил жизнерадостность и вера в то, что лето всё равно придёт. <…> И так он стоял, исполненный любви, веры и надежды, в бе-
лом наряде на белом снегу и склонял голову, когда густо падали снежные хлопья и дули ледяные ветры». В нём вызревала песня. А песня, вырвав-
шаяся из души поэта, точь-в-точь как солнечный луч, возрождает всё, к
чему прикоснётся. И это знает каждый ребёнок. Ведь трудно найти ребён-
ка, который не знал бы сказки Андерсена «Соловей»(1843). Помните, как песня маленькой серой птички отогнала от ложа императора саму Смерть? «Она свилась в белый холодный туман и вылетела в окно». А когда слуги
207
явились взглянуть на умершего, он встал перед ними в полном император-
ском облачении и сказал: "Здравствуйте!"
Вопросы и задания
1.Расскажите о конфликтах в сказках Андерсена. Кто, как правило, в них представляет «силы добра», а кто – «силы зла»?
2.Назовите сказки, почерпнутые непосредственно в национальном датском фольклоре. Как выглядит герой этих сказок?
3.Какова роль искусства в сказках? Приведите примеры.
4.Каково значение Красоты для Андерсена? Как оно соотносится с понятием Добра? А с понятием Правды?
ГЛАВА6 РУССКАЯДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРАВТОРОЙПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
6.1. ЖАНРОВОЕМНОГООБРАЗИЕДЕТСКОЙЛИТЕРАТУРЫВТОРОЙПОЛОВИНЫXIXВЕКА
Вторая половина девятнадцатого века оказалась необыкновенно плодо-
творной для русской культуры и, в частности, для детской литературы, ко-
торая отражала общие тенденции культурного развития.
Однако особенности усвоения знаний ребенком и сама форма воспри-
ятия информации его сознанием делали актуальными вполне конкретные,
определенные литературные и фольклорные жанры. Это были стихи, сказ-
ки, потешки, загадки, басни, поговорки, скороговорки, пословицы, были,
рассказы, анекдоты, притчи, былины, повести, малые лирические жанры.
Интерес к фольклору в середине 60-х годов во многом был предопреде-
лен работой А. Н. Афанасьева - выдающегося собирателя и исследователя сказок. В его сборники "Русские народные легенды" (1860) и "Народные русские сказки" (1864) вошел огромный материал, на основе которого в
1870 году появился сборник "Русские детские сказки".
Авторы литературных сказок в середине XIX века во многом ориенти-
руются на традиции реалистического рассказа (сказки В.М. Гаршина) и
сказочных сатирических жанров (сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина).
В середине XIX века особой популярностью пользовались жанры по-
вести, приключенческой и детективной, путешествия; востребованы были и научно-фантастические сочинения. Интенсивно развивалась научно-
познавательная литература: печатались и переиздавались адаптированные
208
для детей переводные книги Брема и Дарвина.
Многие книги знакомили юных читателей с родной природой. В них в доступной форме излагались законы ее развития ("О земле и тварях, на ней живущих" Е. Бекетовой), предлагались своеобразные зарисовки - наблю-
дения ("На досуге — этюды естествознания" А. Острогорского).
Окружающий мир представал не только в видовом, но и в пространст-
венном разнообразии. В этом отношении большую ценность представляли созданные в 50—60-х годах сборники очерков о путешествиях: «"Фрегат
"Паллада"» И.А. Гончарова, «"Корабль "Ретвизан"» Д.В. Григоровича. Ус-
пехом пользовались сочинения А. Разина "Путешествие по разным стра-
нам мира" (1860) и "Открытие Камчатки, Америки и Алеутских островов" (1860). В этих книгах, отрывки из которых печатались в детских журналах,
органично сочетались обширный материал, тонкие наблюдения, красоч-
ность изображения и увлекательность повествования.
Особую группу составляли сборники, предназначенные для детей раз-
ных возрастных групп с учетом половых отличий - книги для мальчиков,
книги для девочек, например, "Беседы с детьми" А. Пчельниковой (1859), "Дневник девочки" С. Буткевич (1862, предисловие И.С. Тургенева).
Книги и статьи на исторические темы являлись одним из очень важных разделов научно-популярной литературы для детей и юношества. И в этой области работали действительно выдающиеся ученые. В частности, из-
вестный историк С. М. Соловьев опубликовал в журнале "Новая библиоте-
ка для воспитания" "Русскую летопись для первоначального чтения" (она вышла отдельной книгой в 1866 г.). Здесь же следует назвать статьи исто-
рика Н. Костомарова "Появление первого самозванца" (1866) и "Вечевое устройство" (1865), "Рассказы из русской истории" (1862) известного педа-
гога В. Водовозова.
К середине XIX века прочно вошли в детское чтение произведения И.А.
Крылова, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, и в последующие десятилетия почти каждый крупный русский писатель, так или иначе, при-
209
нимал участие в дальнейшем развитии литературы для детей. С одной сто-
роны, это были произведения, специально им адресованные: "Генерал Топтыгин", "Дед Мазай и зайцы" Н.А. Некрасова; "Русские книги для чте-
ния" Л. Н. Толстого. С другой - книги, написанные для взрослых, оказыва-
лись понятными и интересными маленькому читателю.
Одним из наиболее интересных жанров, вошедших в детское чтение,
была повесть о детстве. Ребенок, с его первыми впечатлениями, столкно-
вения детского и взрослого восприятия мира становятся центральными те-
мами таких произведений. Публикуются сочинения о детстве Л.Н. Толсто-
го (трилогия "Детство. Отрочество. Юность"), С.Т. Аксакова ("Детские го-
ды Багорова-внука"), Н.Г. Гарина-Михайловского ("Детство Темы"), В.Г.
Короленко ("В дурном обществе"), А.П. Чехова (повесть "Степь" рассказы
"Ванька", "Спать хочется" и др.), А.И. Куприна ("Белый пудель").
В круг детского чтения во второй половине XIX века входят произведе-
ния Ф. М. Достоевского. В хрестоматии для детей включаются отрывки из романов и повестей писателя - "Неточки Незвановой", "Униженных и ос-
корбленных", "Преступления и наказания", "Подростка", "Братьев Карама-
зовых". Фрагменты "Дневника писателя" - "Мальчик у Христа на елке", "Мальчик с ручкой" - тоже посвящены детям и неизменно входили в круг их чтения: они были понятны и близки маленьким читателям, прежде все-
го, потому, что в них автор опирался на традиции "рождественского рас-
сказа", и более широко - "святочной словесности".
Появление термина "святочный рассказ" было связано с публикацией
"Святочных рассказов" Н.А. Полевого14 в декабрьском номере журнала
"Московский телеграф" за 1826 год. Несколько десятилетий спустя подоб-
ные произведения, ставшие популярными, публиковались регулярно в первых и последних годовых выпусках журналов и в последних декабрь-
ских и первых январских номерах газет.
14 Душечкина Е.В. Русский святочный рассказ: Становление жанра. - СПб., 1995. - С. 5. В дальнейшем при характеристике жанра использована указанная работа.
210
Такие рассказы были календарно приурочены к святкам, которые счи-
тались главным праздником годового цикла. Этот праздник издревле был связан с культом умирающего и рождающегося солнца и поэтому прихо-
дился на время зимнего солнцестояния (последняя декада декабря). Святки обычно праздновались в течение двух недель - с 25 декабря по 6 января15.
В начале и в конце святочных дней - два крупнейших христианских праздника - Рождество и Крещение. Канун Нового года делит святки на два равных временны´х отрезка: вечера первой недели обычно назывались
"святыми вечерами", а вечера второй недели - страшными.
В святках отразилось несколько обрядовых систем. Это народная тра-
диция, в которой в наибольшей степени представлены элементы языческих праздничных ритуалов, восходящих к римскому празднику солнцестояния в честь солнечного бога Митры. Праздник назывался Рождеством непобе-
димого Солнца. Им завершался общий для всего греко-римского мира праздничный цикл, который в целом был пронизан гимнами плодородию,
надеждами на жатву и весельем, достигавшим своего апогея в конце - в ян-
варских календах16 - празднике общей радости.
Языческий праздник январских календ христиане продолжали справ-
лять, что вызвало протест церкви. В борьбе с этим остатком язычества церковь противопоставила языческому чествованию свой собственный праздничный цикл, рождественский (с 24 декабря по 4 января), языческим воспоминаниям - христианские, древним маскам и играм - хождение со звездой и царями-волхвами. В результате получилась сложная обрядность,
в составе которой наряду с христианскими сохранились и языческие эле-
менты.
У древних славян Коляда (коледа) был праздником народившегося солнца, днем рождения солнечного года. При колядовании обходили дво-
15Напомним, что в 1918 году декретом Совнаркома был осуществлён переход с юлианского на григорианский календарь - "новый стиль". Соответственно передвинулось и время святок - с 6 по 19 января, а 14 января - день Святого Василия - оказался старым Новым годом.
16Лат. calendae - начало месяца (от calendo - сзывать, выкликать).