книги2 / 261

философом по социальным вопросам» 150. В своей статье «Бисмарк и религия» ‘Абдо процитировал некоторые соображения этого государственного деятеля, чтобы доказать молодым людям, что вера и религия не являются ошибкой ума, недостатком образования или слабостью в сфере политического руководства 151. Что касается влияния религии на человека, то следующее примерно соответствует тому, что он обычно пишет:

«Религия — убежище​ покоя и крепость уверенности, в которой каждый обретает то, что [искал]. Ею рабочий оценивает свою работу, ее посредством [человек] покоряется общим законам мироздания и узнает высоких [по чести обладателей] знания и благочестия и нижайших [хозяев] богатств и [мирской] славы, [разумеется], следуя божественным повелениям» 152.

Сущность морали, которую отстаивает Мухаммад ‘Абдо, можно подытожить словами: «Вера в Единого Бога и искренность в исполнении предписанных религиозных обязанностей (‘ибāдāт); взаимопомощь всех людей

всовершении добра и предотвращении зла, насколько люди на это вообще способны» 153. Это, по его словам, является главным посланием единой универсальной веры в Бога, которая неизменна во все времена. Особенностью всего учения ‘Абдо является то, что он придает огромное значение этим трем фундаментальным обязательствам, а точнее, подходам к религиозности: вере, искренности, взаимному сотрудничеству. Возможно, следует добавить четвертое обязательство — ​справедливость. Он включает справедливость в формулу, аналогичную той, что ранее была изложена им

в«Трактате» 154, многократно подчеркивая ее значимость.

Вера в Бога — это​ первооснова религии. ‘Абдо обнаруживает ее в учении Корана (2: 177): «Благочестие—это​ верить вАллаха…» идр. Этот айат начинается с упоминания о вере в Аллаха и в Последний день, «поскольку

150  Ал-­Maнāр. Т. 12. С. 805. Подчеркнутое внимание, которое ‘Абдо уделяет принципам социологии и истории, вероятно, восходит кего изучению Ибн Халдуна. Например, рассуждая о месте религии в жизни народа, Ибн Халдун «полагал, что наиболее твердой основой для империи является религия» (см.: Arnold Th. The Caliphate. Oxford, 1924. P. 74).

151  Ри┌ā М. Р. Таʼрӣх. Т. II. С. 412–413.

152  ‘Абдо М. Трактат о единобожии. С. 165. Ср.: Рисāлат. С. 141; Michel. P. 87.

153  ʻАбдӯ M. Ал-­Ислāм ва-н-на╕рāниййа. С. 47.

154  ‘Абдо М. Трактат о единобожии. С. 181. Ср.: Рисāлат. С. 157; Michel. P. 97.

дух, чтобы люди обратились к добру и остерегались зла и непослушания; таким образом тот, кто исполняет эти обязанности, становится одним из богобоязненных» 158.

Совершение указанных молитв является одной из важнейших обязанностей, предписанных исламом. ‘Абдо признает это главнейшим долгом и стремится повысить религиозную ценность молитвы в качестве акта поклонения, в котором участвуют и сердце, и разум, и тело. Это отчетливо видно из его комментария к айату 2: 138. Молитва, о которой много говорится и которая прославляется в Коране, — ​это, по его словам,

«обращение к Богу, сердечное присутствие перед Ним и полное погружение в осознание Его внушающего благоговение величия, Его великолепия и всемогущества. Именно о такой молитве Аллах говорит: “Поистине, это тяжело для всех, кроме смиренных” (К. 2: 45)… Здесь не идет речь о трудности способа [совершения молитвы], будь то вертикальное положение, коленопреклонение, простирание и уж тем более устная декламация, — ко​ всем этим [положениям] может быть приучен любой сколько­ -то способный человек; как мы видим, эти [молитвы] вошли в привычку у многих людей, но в то же время это не мешает им совершать злые поступки и запретные деяния. Какую же ценность имеют легко выполнимые телесные движения, если Бог описывает их как трудные для всех, за исключением смиренных? Эти движения и слова предписываются только как форма молитвы, чтобы напомнить нерадивым, пробудить равнодушных и подтолкнуть молящегося обратиться к Богу» 159.

И далее снова:

«Если человек не в состоянии выполнить все эти телесные движения, это обстоятельство не мешает ему участвовать в том поклонении сердца, которое является духом молитвы и всех других религиозных обязанностей» 160.

158  ʻАбдӯ M. Тафсӣр сӯрат ал-ʻа╕р ва хи╙āб ‘āмм. T. II. С. 139.

159  ʻАбдӯM. Тафсӣрсӯратал-ʻа╕рвахи╙āб‘āмм.T.II.С.38.Такжецит.в:GoldziherI. Der islamische Modernismus und seine Koranauslegung. S. 341. Ср.:HortenM. Beiträge zur Kenntniss des Orients. № XIV. S. 122.

160  ʻАбдӯ M. Тафсӣр сӯрат ал-ʻа╕р ва хи╙āб ‘āмм. T. II. С. 439.

В подобном же ключе он рассматривает паломничество в Мекку

(╝аджж):

«Если притворство и любовь к прелюбодеянию выступают мотивами, ведущими к совершению хаджа, то хадж для лицемера является грехом, но не актом послушания. Аесли притворство проявляется во время хаджа, то этот хадж не будет принят Аллахом, что подтверждается айатами, в которых сказано, что Бог не примет ничего иного, кроме того, что делается ради Него искренне» 161.

В других местах ‘Абдо пишет:

«Когда намерение (при осуществлении любого религиозного долга) каким­ -либо образом оказывается осквернено долей мирского, такое действие перестает быть искренним религиозным актом, а Бог не примет то, что не свободно от мирской скверны» 162.

‘Абдо настаивает на справедливости при выплате установленной законом милостыни (закāт). Он выражает свое презрение к приспособленческим действиям, практикуемым с целью уклонения от уплаты закята, которые засчитываются каноническими законоведами под именем «хитростей, дозволенных Божественным Законом». «Попытка связать эту глупость с Божественным Законом, — ​заявляет он в негодовании, —​ является бо́льшим доказательством неверия, чем сам акт уклонения от уплаты; ибо неразумно, чтобы Бог установил для нас Закон и подтвердил его семьдесят раз, а затем пожелал, чтобы мы придумали против Него уловки и попытались обмануть Его в том, что касается отказа от Закона, и вообразили, что Он дал разрешение на использование этого обмана и хитрости» 163.

Далее, говоря о правосудии, ‘Абдо утверждает, что смертная казнь за убийство должна быть сохранена в качестве общего закона, как это предписано Кораном, хотя некоторые законодатели в наше время, и даже среди мусульман, вместо этого предлагают моральное перевоспитание, дабы

161  ʻАбдӯ M. Тафсӣр сӯрат ал-ʻа╕р ва хи╙āб ‘āмм. T. II. С. 214. В том же отрывке он отсылает читателя к «И╝йāʼ» ал-­Газали для полноты понимания темы «Притворства». Влияние ал-­Газали отчетливо прослеживается в том, как ‘Абдо рассматривает все обязательные религиозные ритуалы.

162  Там же. С. 191.

163  Там же. С. 129–130.

вернуть преступника на путь истинный. «Однако тот, кто заботится об общем благополучии народов, а не о своих собственных отдельных чувствах или чувствах своей страны, должен видеть, что справедливое и равное наказание является основополагающим правилом, которое воспитывает нации и народы, и что полный отказ от него поощрит злых людей проливать кровь». Он полагает, что тюремное заключение и каторжные работы могут служить сдерживающим фактором в ряде европейских стран, но в некоторых других странах, как, например, в Египте, тюремное заключение скорее поощряет преступность, так как там для преступника тюрьма оказывается предпочтительнее его собственного дома, и он называет ее ночлежкой или даже гостиницей 164.

Приведенные выше отрывки из учения ‘Абдо демонстрируют то, как он истолковывал формы и обязанности, предписанные исламом. В таком же духе он применяет нравственные заповеди Корана к современным условиям, стремясь установить соответствующий основополагающий принцип и его применимость. Так, он находит настоятельную необходимость вболее строгом соблюдении предписаний Корана в отношении вина и азартных игр. Современная медицина подтверждает заявление Корана о том, что вредные последствия употребления вина перевешивают его пользу. Он выражает свою озабоченность будущим египетского народа, если употребление опьяняющих веществ с сопутствующим этому пороком сексуальной распущенности продолжит расти 165. Добродетели для общества подобны силе притяжения для физической Вселенной: они выступают как связующая сила, которая удерживает его и создает единство, в то время как пороки оказывают разрушительный эффект 166. Из всех добродетелей самой главной и фундаментальной является смирение. «Оно — мать​ всех добродетелей, и нет такой добродетели, которая не нуждалась бы в нем». Смирение упоминается в Коране семьдесят раз, и никакой другой добродетели не было уделено подобного внимания. Смысл смирения во всех этих айатах — это​ «способность к стойкости и выносливости, в силу которой ее обладатель с легким сердцем принимает все, что случается с ним в процессе отстаивания им истины и поддержания добродетели». Смирение проявляется, следовательно, только в добровольной деятельности, осуществляемой во имя общественного блага, которая, вероятно, столкнется

164  ʻАбдӯ M. Тафсӣр сӯрат ал-ʻа╕р ва хи╙āб ‘āмм. T. II. С. 136–137.

165  ʻАбдӯ M., Ри┌ā М. Р. Тафсӣр ал-╒ур’āн. Т. II. С. 328 и далее.

166  Ри┌ā М. Р. Таʼрӣх. T. II. С. 272 и далее (статья «Добродетели и пороки и их плоды. Причины упадка народов»). Ср.: Horten M. Beiträge zur Kenntniss des Orients. № XIV. S. 123.

Истинный ислам

«Если кто­ -либо хочет судить о ­какой-либо религии и вынести по какому­ -либо конкретному вопросу положительное или отрицательное суждение, — ​писал ‘Абдо в одном из своих полемических сочинений, —​ то он должен видеть ее так, как если бы она была очищена от всех наслоений, которые были порождены обычаями тех, кто ее исповедует, а также от всех добавлений, которые, возможно, восходят к ­какой-то другой религии… Он должен рассматривать ее принципы так, как они определяются словами и действиями людей, которые были ближе всего ко времени возникновения религии и которые усвоили ее в той простоте, в которой она была передана от самого основателя религии» 170. Этот принцип ‘Абдо взял на вооружение, рассматривая христианство в цитируемой выше работе; этому же принципу он следовал в определении того, что является основами ислама, к которым следует вернуться — ​исключив то многое, что хотя и считается в настоящее время относящимся к исламу, но на самом деле чуждо ему и даже противоречит его духу. Процитируем еще один его установочный тезис: «Я возвысил свой голос, чтобы призвать к двум важным вещам. Во-первых, освободить разум от оков [слепой] веры в авторитет и понять религию (ислам) в том виде, в каком понимало ее раннее поколение, до появления разделений между ними [т. е. мусульманами]; [а во-вторых], вернуться к первоистокам разнообразных исламских наук, чтобы достичь должного знания о них» 171.

Здесь нет необходимости вдаваться в подробности того, что уже было сделано, и возвращаться к тому, каким образом ‘Абдо использовал этот принцип в сфере вероубеждений. Сейчас, в заключительной части настоящей главы, достаточно сделать лишь общее замечание, касающееся его метода работы. Непреложными основами ислама считаются «те, что приведены в Писании (т. е. в Коране) и небольшой части Сунны, касающейся вопросов религиозной практики» 172. Это краткое заявление объясняется тем, что он говорит в комментарии к айату 4: 59: «О верующие! Повинуйтесь Аллаху, повинуйтесь Посланнику и тем, кто обладает влиянием среди вас. Если же вы не согласитесь в ­чем-нибудь, то обратитесь с этим к Аллаху и Его Посланнику». Применительно к современности эти слова значат: послушание Богу есть совершенное следование Его Книге, которая содержит

170  ʻАбдӯ M. Ал-­Ислāм ва-н-на╕рāниййа. С. 22. Также цит. в: Michel M., ‘Abd al-­ Rāzik M. Introduction // Abdou M. Rissalat al tawhid. P. xlvi.

171  Ал-­Maнāр. Т. 8. С. 892–893. Также см.: Michel. P. xliii.

172  Рисāлат. С. 224; Michel. P. 137; ‘Абдо М. Трактат о единобожии. С. 249. [Приведено в соответствии с английской версией. — ​Примеч. пер.]

множество запретов, касающихся различий и разделений на секты; послушание же Посланнику после его смерти—это​ следование его Сунне. Вопросы веры и религиозной практики должны определяться со ссылкой на эти два источника — иными​ словами, верования и практики ранних мусульман должны быть усвоены заново, без добавлений или упущений. Третий упомянутый класс, «обладающие влиянием», — ​это люди, обладающие положением и авторитетом, такие как «улемы и вожди», известные на языке сегодняшнего дня как «представители нации». К сфере их компетенции должны быть отнесены все судебные, административные и политические дела (включая пересмотр канонического права ислама), которые они будут решать «в соответствии с принципами Божественного Закона, обеспечивающего сохранение наилучшего и предотвращение дурного, и в гармонии с условиями времени и места» 173.

Следуя этому методу возвращения к самой простой и подлинной форме ислама, можно было бы найти основание для возможного объединения всех мусульман, которое в то же время оказалось бы приемлемым и достаточным в качестве единой религии для всего человечества. В таком случае окажется, что ряд нынешних норм ислама в отношении разводов, многоженства, рабства и т. п. не относится к сущности ислама, и эти нормы могут быть изменены в зависимости от обстоятельств 174. Истинная природа ислама тогда проявилась бы как окончательное выражение подлинной религии Бога, которая во все века неизменна и которая не меняется «по своему духу и в своих основах, придерживаться которых требуется от всех людей, что излагается устами всех пророков ипосланников» 175. Ислам является последним выражением этой религии. Христианство было явлено на более ранней стадии развития человека, оно всецело было обращено к эмоциям, прививало идеалы аскетизма и ориентации на мир иной, вступая тем самым в противоречие с природой человека, и потому вскоре было отвергнуто или изменено в соответствии с желаниями и потребностями тех, кто исповедовал эту религию. Ислам же был явлен тогда, когда человечество пришло к зрелости и усвоило уроки прошлого. Направляя человека, ислам обращался прежде всего к разуму, но в нем также учитывались и чувства 176. В некоторых аспектах иудаизм, христианство и ислам

173  ʻАбдӯ M., Ри┌ā М. Р. Тафсӣр ал-╒ур’āн. Т. III. С. 8–12.

174  Ри┌ā М. Р. Таʼрӣх. Т. II. С. 515 (Открытое письмо английскому священнику).

175  ʻАбдӯ M. Ал-­Ислāм ва-н-на╕рāниййа. С. 47. См. также: ‘Абдо М. Трактат о еди-

нобожии. С. 206–207. Ср.: Рисāлат. С. 181–183; Michel. P. 111–112.

176  ‘Абдо М. Трактат о единобожии. С. 213. Ср.: Рисāлат. С. 187; Michel. P. 115.